Но пока что он обитал на третьем этаже «Националя», о чем мало кто в городе знал. У № 107, обставленного роскошной мебелью, поставили часовых. Но жильцов из гостиницы не выселили, она продолжала функционировать в своем качестве. Войдя в лифт, Ленин увидел латышского большевика Яна Берзина, с которым пребывал в эмиграции, и пригласил его к себе в номер с дочерью Маей, восьмилетней девочкой, запомнившейся ему в Париже.
«У Ильича выдалось несколько свободных часов, без протокола, предварительной записи у секретаря (секретариата пока что не было). К нему заходили старые партийцы. Нас чисто по-дружески — тогда еще о бюрократизме и комчванстве никто и слыхом не слыхал — посетили сейчас же вечером товарищи по партии, стоявшие в Москве во главе пролетарской революции. Мы очень хорошо провели время в обсуждении самых животрепещущих вопросов московской жизни, которая к тому времени далеко еще не утряслась», — вспоминал опекавший вождя Бонч-Бруевич.
Из «Националя» Владимир Ильич звонит по телефону и узнает, каким образом мог бы он пользоваться книгами Румянцевской и Университетской библиотек, располагавшихся в нескольких сот метрах от номера. У него выдалось время почитать стихи Пушкина, Блока и Беранже, как о том свидетельствует «Биохроника», датируя это событие «позднее 11 марта».
О местопребывании вождя узнает Мария Андреевна, не раз в годы первой русской революции выполнявшая втайне поручения Ленина, давшего ей кличку Феномен. Вместе с Максимом Горьким (будучи его невенчаной женой) собирала она в Америке деньги для партийной кассы: богатые американцы щедро ссужали знаменитого писателя и красавицу-актрису. Казалось бы, ей-то, красавице Феномену, Ильич не мог отказать во встрече, хотя бы на несколько минут. Но отказал! Потому что эта партийная дама обратилась к нему с просьбой, чтобы Ленин разрешил свидания в тюрьме с арестованным. «Я не могу идти против воли и решения коллег по Совету». Это один отворот. «Сейчас абсолютно не могу беседовать с Вами, ибо оторваться невозможно». Это другой отворот.
В «Национале» поили и кормили. Но как? Новый советский режим прежде всего отменил здесь изысканные и дорогие блюда. «Большое количество блюд было сведено к двум, — пишет американский журналист Альберт Рис Вильямс, большой друг Страны Советов. — Можно было получить либо суп и мясо, либо суп и кашу. Это все, что мог иметь любой, будь он народным комиссаром или чернорабочим…» Откуда в недалеком прошлом мирового класса гостиницу поступало мясо? «Нас в „Национале“ кормили английскими мясными консервами, которыми англичане кормили своих солдат на фронтах. Помню, как Ильич однажды во время еды говорил: „Чем-то мы наших солдат на фронтах кормить будем…“»
…Утром 12 марта 1918 года к «Националю» подали большое авто иностранной марки. Ильич расположился в нем вместе с женой и сестрами, и они поехали в сторону Таганки, где жила знакомая Анны Ильиничны Ульяновой. Выпал прекрасный день. Еще торговали магазины, лавки, кафе. Громыхали трамваи, их рельсы стягивались в тугие узлы в центре. «Была весна, светило московское солнце, — свидетельствует Надежда Константиновна. — Около „Националя“ начинался Охотный ряд-базар, где шла уличная торговля; старая Москва с ее охотнорядскими лавчонками, охотнорядцами, резавшими когда-то студентов, красовалась вовсю».
Недолго ей суждено было красоваться…
В Кремль на роллс-ройсе
В Кремль Ленин въехал не на белом коне, а на заморском черном большом лимузине. То ли это был роллс-ройс, что выставлялся в закрывшемся музее, то ли паккард, то ли делоне бельвиль — никто не помнит. Как рассказывал мне ленинский шофер Степан Казимирович Гиль, машины он менял по установке самого Феликса Эдмундовича «по политическим соображениям», чтобы усложнить задачу на случай покушения.
Так вот, в полдень 12 марта 1918 года подъехала к Троицкой башне Кремля большая черная машина, в которой сидели Ленин и его спутники. Бонч-Бруевич пишет, что в машине он был с Ильичом вдвоем. Так ему очень хотелось. Крупская утверждает, что в Кремль она поехала с мужем в сопровождении Свердлова и Бонч-Бруевича, что, конечно, более точно. Одним словом, если верить склонному к беллетристике мемуаристу (который много лет после смерти любимого вождя цитировал высказывания Ильича, как если бы он стенографировал их), при въезде в древние ворота он услышал:
«— Вот он и Кремль! Как давно я не видел его!
— Трогай, — сказал я шоферу, и мы въехали в старинные ворота.
А перед тем произошла такая сцена. Часовой у ворот остановил машину, ехавшую без пропуска. Вышедший командир поинтересовался: „Кто едет?“ и получил ответ: „Председатель Совета народных комиссаров Владимир Ильич Ленин, — отчеканил я, несколько удивленный, что Владимир Ильич не был узнан“». Это писал Бонч в 1926 году. Тогда действительно каждый знал в лицо покойного вождя. А весной 1918 года портреты его еще не тиражировались миллионными экземплярами, не красовались в календарях, на стенах казенных и общественных зданий.
Ну а дальше произошла якобы такая приличествующая важному моменту сцена: «Командир сделал два шага назад, вытянулся в струнку, глядя изумленными от неожиданности глазами на Владимира Ильича. Часовые подтянулись вслед за своим командиром. Владимир Ильич улыбнулся, отдал честь, приложив руку к козырьку круглой барашковой шапки…»
Хотя Бонч-Бруевич рассказывает, что перед въездом в ворота машину остановил часовой, упоминает и про командира, но к тому моменту, когда в Москву прибыли правительственные составы, Кремль никем не охранялся. В него можно было свободно пройти всем через Никольские, Спасские, Троицкие и Боровицкие ворота и въехать на извозчике, потому что представлял он собой испокон века часть Москвы, где располагались жилые дома, церкви, разные учреждения, в том числе суд, казармы, хозяйственные постройки, царские бывшие дворцы, ставшие достоянием республики. Жили в Кремле служащие, монахи двух монастырей, проживал, в частности, автор замечательной книги «Московский Кремль в старину и теперь», историк и учитель музыки С.П. Бартенев, сын знаменитого архивиста Петра Бартенева. По утрам сюда шли рабочие Арсенала. Напротив него располагалась казарма, где жили солдаты.
После революции, смены власти многие кремлевские помещения, лишившись владельцев, пришли в упадок, подверглись грабежу. К несчастью, в Малом Николаевском дворце находился штаб Московского военного округа, и во время борьбы за власть большевики дали команду бить из артиллерии по штабу. Артиллерия, расположенная на Воробьевых горах, видела Кремль как на ладони. Колокольня Ивана Великого, ее золотые купола, служила ориентиром при варварском обстреле. Солдаты стреляли плохо, и вместо цели, в штаб, снаряды летели в стены зданий, соборов, попали в Спасскую башню, разрушив старинные куранты. Они остановились. Зрелище разрушенного Кремля, замерших часов производило удручающее впечатление на москвичей. Казалось, что не только остановились стрелки курантов, но и ход российской истории.
Для правительственных учреждений
