выбрали здание бывших Судебных установлений под куполом, выстроенное во времена Екатерины II для московского дворянства, где находился парадный Екатерининский зал. В длинных коридорах располагалось множество комнат с высокими потолками. На втором этаже отвели комнаты для секретариата Свердлова, ВЦИКа, на третьем этаже выбрали место для Совета народных комиссаров, правительства, а квартиру, занимаемую бывшим прокурором судебной палаты, отвели семье Ленина. Рядом с ней находилась большая комната, где можно было проводить заседания правительства. Исполнявший роль поводыря по этому зданию Бонч-Бруевич пишет, что оно «было до ужаса запущено и изуродовано. Очевидно, во время двух революций оно видало виды». Его решили срочно привести в порядок, почистить и отремонтировать.
После осмотра будущей резиденции выпало свободное время; Ильич пребывал в отличном настроении, решил прогуляться по Кремлю. Помнит ли читатель книги, как Владимир Ильич направлялся в Смольный в первое утро после захвата власти? Он тогда обратил внимание своих спутников на порядок на улицах, которые тогда еще подметались. Часть пути проехали на трамвае. Спустя четыре месяца после революции, после первой зимы Москва доедала свои последние припасы, топила печи заготовленными в прежние времена дровами и углем, лечила больных и раненых завезенными некогда лекарствами, варила мясо, присланное союзниками в консервных банках.
И на этот раз, совершая первый пеший путь по Кремлю, Ильич пребывал в приподнятом настроении, интересовался сохранностью сокровищ, свезенных в хранилища Оружейной палаты, эвакуированных во время войны в глубь страны из Питера и других городов.
«Солнце заливало главы соборов и купола, Замоскворечье гудело, пленяя своей живописной красотой. Все блестело и радостно жило, несмотря на то, что кругом были бесконечные следы совсем недавних боев. Стены были усеяны мелкими впадинами и выбоинами. Вознесенский монастырь, постройки Чудова монастыря, одна кремлевская башня и некоторые здания носили явные следы разрушительного артиллерийского огня. На дворах, у стен, в углах и закоулках была непролазная грязь, остатки сена, соломы, конского навоза, нагромождение повозок, поломанных фур, брошенные пушки, всякое имущество, мешки, кули, рогожи», — таким вот, по описанию управделами Совнаркома, увидел Московский Кремль наш дорогой Ильич, решивший повести Русь вперед к светлому коммунистическому будущему, превратив в передовой боевой отряд мирового пролетариата. Кремлю в этой перспективе отводилось особое место, на сей раз не штаба одного военного округа, а всех фронтов грядущей войны с мировой буржуазией.
Для этого первым делом его необходимо было закрыть для свободного прохода — раз; прекратить службу в соборах и церквах, а она шла начиная с XII века — это два; выселить всех монахов, мужчин и женщин, всех служащих, таких, как историк Бартенев, — три; установить охрану, одним словом, превратить Кремль в неприступную крепость — это четыре.
«Мы медленно продвигались мимо Потешного дворца к Троицким воротам, — завершает свой рассказ „Въезд Владимира Ильича в Кремль“ не раз цитировавшийся мною мемуарист, — когда вдруг на всех парах вкатил самокатчик латышского батальона и подал пакет, в котором я прочел рапорт командира батальона, что латышские стрелки по боевой тревоге выступили и маршем двигаются к Кремлю. Сделав распоряжение коменданту о принятии батальона и о расквартировании его, мы сели в автомобиль.
— Немедленно подымите над Кремлем Красное знамя революции, — сказал я тов. Малькову.
— Есть, — ответил он мне по-матросски.
И мы двинулись дальше. Башни Кремля все еще венчали громадные двуглавые орлы — эта эмблема старого, одряхлевшего и уже отжившего мира. Не прошло и часа, как над Кремлем взвилось красное знамя — знак революции и победы над буржуазным миром, знамя нашей борьбы за социализм…» Такая вот бурная фантазия овладела старым большевиком, когда он сочинял свой очерк. Матроса Малькова не было в Москве, он еще занимался делами Смольного. И флаг он в тот день за час не водружал, даже если бы очень захотел, за минуты это сделать невозможно, Павел Мальков в «Записках коменданта Кремля» пишет, что задание установить флаг получил лично от Ленина «вскоре после переезда правительства».
«Товарищ Мальков, надо бы на здании Судебных установлений водрузить Красное знамя. Сами подумайте, Советское правительство — и без знамени. Нехорошо», — якобы сказал Ильич коменданту, сочинявшему свои мемуары лет так через пятьдесят после Октября. Можно ли так долго помнить такую многословную цитату?!
Задание поручил бывший матрос кремлевскому слесарю по фамилии Беренс, он-то, просидев несколько дней на крыше, и сделал прочное гнездо, куда установили флаг. Этот же слесарь выполнил и другое важное поручение — починил сломанные часы. Другой умелец, художник Черемных, заставил куранты играть большевистскую музыку. Вместо «Коль славен наш Господь в Сионе» зазвучал «Интернационал». Это факт.
Но, конечно, водружение флага случилось не в первый день появления вождя в стенах Кремля, а когда были исполнены другие первоочередные дела. При всем желании даже поселиться в нем удалось не сразу. Неделю жил Ленин в «Национале». После чего переехал в двухкомнатную квартиру в Кавалерском корпусе, располагающемся на улице, носившей название Дворцовой, большевики переименовали ее в Коммунистическую. Она тянется от Троицких ворот мимо зданий, притулившихся к стене.
Пока жил в гостинице, первым делом навел справки о наличии денежных знаков в Экспедиции заготовления государственных бумаг. Сохранилась по этому поводу запись: «Кредитные билеты: 17 керенок 25 м (250) 30 м (100) 1 м (1-10)». М — значит миллионы. В скобках номиналы рублей. Скоро-скоро машины, печатающие деньги, заработают на невиданных оборотах, и мир впервые узнает о чудовищной гиперинфляции, не описанной до Ильича ни одним политэкономом. Операцию, задуманную у шалаша в Разливе, он реализует, как обещал.
Из «Националя» проложены были первые маршруты по Москве, где начались выступления на многолюдных митингах, речи эти длились по часу и более; эту традицию в наше время развил на Острове свободы Фидель Кастро, чьи публичные заклинания длились по нескольку часов.
Я глубоко убежден, что помимо ораторского таланта наш вождь обладал ярко выраженной способностью к коллективному внушению толпы, к массовому ГИПНОЗУ, иначе нельзя объяснить причину его мощного воздействия на слушателей. Первые выступления прошли в Политехническом музее, в замечательной аудитории, в Лефортове, в манеже Алексеевского военного училища, в Московском Совете на Тверской.
Ночью машину задерживает патруль; словам, что именно он — Ленин, солдаты не верят, ведут для опознания в Дом Союзов, где недоразумение разъяснилось. Это лишний раз доказывает, что уважаемый Бонч-Бруевич не прав, когда описывает сцену въезда в Кремль, где Ильичу якобы все отдавали честь и вытягивались перед ним в струнку.
Пока Ленин каждый день заседал на чрезвычайном съезде Советов, где ратифицировался мирный договор с Германией, в Кремле шел ремонт.
На заключительном, четвертом заседании вечером 16 марта делегаты съезда узнали, что столицей отныне
