архитекторы, инженеры, чиновники, не имевшие собственных особняков и домов в Москве. Но после революции им пришлось уплотниться. Коммуналки ведут свое происхождение от тех просторных национализированных квартир. Вместо коммунизма Москва получила коммуналки. По воле «кремлевского мечтателя», поселившегося в бывшей квартире прокурора.
Утопия в глине
Взяв власть «всерьез и надолго», Ленин начал обживать Кремль. Новое местожительство ему нравилось. В треугольнике крепостных стен, с южной стороны под крутым Боровицким холмом, рос тенистый парк. С восточной стороны раскинулся Александровский сад. Нашел Ильич еще одно место, удобное для прогулок.
«Ильичу нравилось, — пишет Надежда Константиновна, — гулять по Кремлю, откуда открывался широкий вид на город. Больше всего любил он ходить по тротуару напротив Большого дворца, здесь было глазу где погулять, а потом любил ходить внизу вдоль стены, где была зелень и мало народу».
Переехав в Кремль, новый жилец решил основательно узнать, что в нем находится. Он поинтересовался литературой, и ему принесли два тома капитального исследования, вышедшего к трехсотлетию дома Романовых, под названием «Московский Кремль в старину и теперь». В нем много замечательных снимков, рисунков, планов, детально описывались стены и башни, дворцы, храмы и монастыри.
Вначале вместе с командующим войсками Московского военного округа и заместителем наркома имуществ, ведавшими всеми сооружениями, обошел здания Кремля. После чего сюда пришли солдаты и убрали мусор, начался ремонт разрушенных артиллерийским огнем строений. Затем в мае вместе с комендантом и управделами три часа ходил по уже известному маршруту, требовал, чтобы ускорили и усилили вялотекущий ремонт. Бонч-Бруевич пишет, что, изучив книгу Бартенева и сделав свои пометки, Владимир Ильич совершил продолжительную прогулку по Кремлю; в течение трех дней осматривал здания, дворцы, Грановитую палату, боярские терема и, наконец, дважды прошел по стенам Кремля, подходя к каждой башне и интересуясь ее состоянием. По всей видимости, «три часа» спустя годы трансформировались у мемуариста в «три дня», вряд ли у Ленина нашлось бы время, чтобы дважды пройти по стенам и башням — это путь, длиной (без малого) равный двум с половиной километрам, при этом сквозного пути нет, нужно подниматься и опускаться со стен, чтобы обойти Кремль по периметру. Ильич прогулялся по широкой стене, над которой тянутся знаменитые зубцы.
Ремонт шел ни шатко ни валко. Пришлось поднажать. «Предлагаю в срочном порядке произвести реставрацию Владимирских ворот (кремлевская башня, выходящая к Историческому музею), поручив кому-нибудь из архитекторов… представить смету и наблюсти за исполнением работ».
Эта записка многократно цитировалась историками, как знак заботы Ильича о памятниках старины. Еще один знак описан в воспоминаниях, где рассказывается, как Ленин велел восстановить проезжую арку Патриаршего дворца, которую превратили в хранилище, заделав кирпичом проем. Узнав, что произошло это в царствование Николая I, вознегодовал:
«Ведь вот была эпоха — настоящая аракчеевщина… Все обращали в сараи и казармы, им совершенно была безразлична история нашей страны».
Ворота восстановили. Это, конечно, хорошо, как и то, что в Успенском соборе даже в самые трудные годы первых лет советской власти реставрировались фрески научными методами. Но, как ни печально, следует признать, что наряду с бережным отношением к памятникам прошлого с первых дней революции началось их планомерное уничтожение. И к этому процессу руку приложил Владимир Ильич Ленин. Конечно, в «Биохронике» об этом мы не узнаем.
Но из «Записок коменданта Кремля» бывшего матроса Павла Малькова явствует, что именно он стал чуть ли не первым разрушителем исторических реликвий. И делал черное дело с ведома и с благословения самого Ленина.
С первых дней вступления в должность ему мозолили глаза многочисленные иконы на башнях и церквях:
«Общее впечатление запущенности и неприбранности усиливало бесконечное количество икон, — пишет Мальков. — Грязные, почерневшие, почти сплошь с выбитыми стеклами и давно угасшими лампадами, они торчали не только на стенах Чудова, Архангельского (это ошибка — Вознесенского. — Л.К.) и других монастырей (их было всего два. — Л.К.), но везде: в Троицкой башне, у самого входа в Кремль, над массивными воротами, наглухо закрывавшими проезды в Спасской, Никольской, Боровицкой башнях».
Непорядок этот комендант терпел недолго. Вместо того, чтобы застеклить иконы, починить лампады, почистить иконы — он решил их убрать. Во время смотра готовности Кремля к проведению торжеств по случаю Первого мая комендант, поравнявшись с Благовещенским собором на Соборной площади, обратился к вождю с вопросом, не следует ли убрать эти самые иконы.
— Правильно, — отвечает Ильич, — совершенно правильно. Обязательно следует. Только не все: старинные, представляющие художественную или историческую ценность, надо оставить, а остальные убрать.
Вдруг Владимир Ильич весело расхохотался.
— Товарищ Мальков, только вот эту не вздумайте трогать, — и он указал пальцем на икону, вделанную в стену Благовещенского собора, — а то от Луначарского попадет, так попадет, что и не говорите. Не только вам, но и мне достанется. Так что уж вы меня не подводите!
Не подвел матрос вождя, не подвел. Ни на Благовещенском, ни на каком-либо другом соборе, на воротах Кремля не осталось ни одной иконы, а бороться с ними начал весной 1918 года комендант Кремля.
Ленин и правительство перебрались в Москву в марте, а в апреле был принят печально знаменитый декрет. Подписал его Ильич ровно через месяц после того, как обосновался в новой столице, 12 апреля 1918 года. Назывался он так: «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистической революции». А были в нем среди прочих такие решительные слова: «Совет народных комиссаров выражает желание, чтобы в день 1 Мая были уже сняты некоторые, наиболее уродливые истуканы и поставлены первые модели новых памятников на суд масс».
Памятники устанавливались в Москве сотни лет, но до XIX века это были исключительно культовые сооружения, церкви, воздвигнутые в честь побед русского оружия, памятных событий. Только по восстановлению Москвы после пожара 1812 года на Красной площади появился первый гражданский памятник — Минину и Пожарскому. За сто лет перед революцией в Первопрестольной установили два памятника великим писателям — Александру Пушкину и Николаю Гоголю. Как известно, памятник поэту исполнил скульптор Опекушин, и сделал эту работу блестяще. Ему Москва и царское правительство поручили памятник Александру II. Его установили на бровке Боровицкого холма в Кремле. Этот царь освободил крестьян от крепостничества, принял «великие реформы», позволившие России сделать рывок вперед. Опекушин создал в Москве памятник Александру III, этот монумент стоял перед входом в храм Христа Спасителя. Что касается «царских слуг», то украшала главную улицу, Тверскую, перед зданием генерал-губернатора, где сейчас правительство Москвы, конная статуя российского генерала Скобелева, прославившегося освобождением Болгарии,
