В том смысле, что помойку в квартире ей лучше не показывать.
А у меня возле дивана стояла пара пустых бутылок и носки по всей комнате расползлись. Не то чтобы сильно грязные. К полу, во всяком случае, не прилипали. На стуле валялась куртка, на столе — пара оберток от гамбургеров. Кружки с недопитым кофе, распатроненный блистер кетанова, штук пять разноцветных пластиковых карт, пузырек борной кислоты, грязная чайная ложка… Нет, две чайные ложки, одна — в кофейных разводах, вторая — с налипшим луком из растворимого супа. Две отвертки, нож, жидкость для протирки монитора и пустые «трубочки» из-под порционного сахара.
Блин.
— Не хотела тебя беспокоить, но можно мне в ванну? — спросила Марго.
И лицо у нее при этом такое было, словно она ждала, что я скажу «нет, обойдешься». Или даже «еще чего!» Если честно, это жутко неприятно, когда девушка вот так на тебя смотрит.
То есть, понятное дело, у нее были причины. Выученное поведение — не сахар и в воде не растворяется. Но я не был тем парнем, который вбил в нее эту манеру. Понимаете, она как будто извинялась за то, что ей нужно в ванну.
Может, я и монстр. Но точно не такой, как Ник.
— Эй, ты меня ни с кем не путаешь? — Я поднялся и сел, судорожно натянув на себя сползающее одеяло. — Конечно, можно. Только с чистыми полотенцами у меня, кажется, голяк. Посмотри в шкафу на верхней полке. Футболку дать?
— Не, не надо, — торопливо отказалась Марго. — Твоя подруга сказала, что тебе нельзя вставать. Я все сама сделаю.
Подруга? Звучит обнадеживающе. Намного лучше, чем «жена» или «твоя девушка». С Анны-Люсии сталось бы что-нибудь такое ляпнуть.
— Давно тебя Люс сюда притащила? — спросил я.
— Не знаю. — Марго жалко улыбнулась. — Было темно. Ты спал. Мне так кажется. Но на самом деле мне нельзя доверять. Я не очень хорошо отличаю реальность от собственных фантазий.
Это прозвучало так, как будто ей эту ерунду кто-то вбил в голову. И я догадывался, кто именно. Может, я и не самый сильный некромант в городе. Может, я вообще не очень крутой парень и стреляю хуже, чем Макс. Но, ей-богу, поймаю Ника — морду разобью. Не потому, что я весь из себя такой Ланселот.
Просто он это заслужил.
— Она сказала, я могу пока у тебя остаться, — продолжила она, уставившись в пол. — Правда, можно? Пока все не успокоится. Я бы тебя не напрягала, но мне больше некуда идти. Папернов не разрешал мне заводить подруг.
— Это тот парень, с которым ты жила? — уточнил я.
— Мой муж, — поправила она. — Он очень хорошо ко мне относится, но… Ты понимаешь, он очень вспыльчивый.
Он? Хорошо относится? Это она вот про эти синяки говорит и спину располосованную? Ну да, забыл. Вербена и ландыши, черт бы их побрал. И мертвая кровь.
— Ты не должна к нему возвращаться, — сказал я. — Он тебя убьет.
— Знаю. — Марго кивнула. — Я никогда не была хорошей женой, и Папернов все равно любил меня. Но того, что я сбежала он мне не простит. Он предупреждал, что убьет меня, если я попробую. Он не может без меня.
— Да уж, — пробормотал я.
— Твоя подруга сказала, что сможет меня защитить, но она не знает его.
— Когда она так говорит, ей стоит поверить.
— Я не хочу, чтобы ты пострадал. — Она встала, открыла шкаф. Моя рубашка скользила по ее спине так, что было понятно — царапины у Марго зажили.
Люс — не большая мастерица лечить. У нее гораздо лучше получается разнести что-нибудь. Был только один способ так быстро привести Марго в порядок. И я знал, что это за способ.
Кажется, у нас с Люс наклевывается тема для серьезного разговора.
— Не думаю, что мне стоит бояться твоего мужа.
В самом деле, особенно сейчас, когда он — не сомневаюсь в этом — жутко на меня зол. Но только теперь я на него охотиться буду.
— Он все равно найдет меня. — Марго вытащила синее махровое полотенце. Надо же, еще остались чистые. Приятно. — Всегда находит. Любовь помогает ему меня выследить.
— Знаешь, ты мне можешь не верить, но это не любовь, — сказал я, чувствуя себя идиотом. Ей бессмысленно было сейчас это объяснять. — Он тебя не любит. Он тобой пользуется.
Банальщина жуткая. Ей это, наверное, тыщу раз говорили — мама, соседки какие-нибудь или тетка, которая работала в ближайшей аптеке. Те люди, которые были предназначены для таких разговоров лучше, чем я. Понимаете, в Москве им очень легко почувствовать себя невидимкой: ведь на самом деле никому не интересно, как у тебя дела. Вот только невидимости не существует. Это миф.
Здесь даже совершенно посторонний человек в любой момент готов вывалить на тебя кучу штампов, чтобы ощутить — он умнее, успешнее и хорошо устроился. Просто потому, что его жена послушна и умеет готовить, а ты свою выдрессировать не смог. Или потому, что он хорошо зарабатывает, а для тебя двести рублей за чашку кофе — слишком дорого. Или потому, что ее муж боится пикнуть, а твой тебе синяк под глазом поставил.
В этом городе тебе не раз ткнут пальцем в то, что ты облажался. Иногда это не так плохо, как кажется. Может, в других местах точно так же, просто я там не жил.
Но когда Марго обернулась, глаза у нее были — как шторм.
Она не плакала, и это было хорошо, потому что я не умею успокаивать плачущих девушек. Просто что-то поднималось в ней — густое, темное, влажное. Копившееся так долго, что я представить себе не мог. Я смотрел на нее, и у меня сердце ухнуло вниз — так чувствуют ступнями глубину, спрыгнув с борта лодки где-нибудь в Малаккском проливе. Там, где не видно берега, зато полно мелких оранжевых медуз, которые чертовски больно жалятся.
— А что у меня такого есть, за что меня стоит любить? — спросила она. — Жопа. Сиськи. И уже не первой свежести. У половины человечества это есть.
— У тебя есть ты, — сказал я.
Марго усмехнулась, глядя на меня, как на ребенка, который опять сморозил глупость.
— За это нельзя любить. Это недостаток.
— Если ему не нужна ты — вот такая, какая есть, зачем он на тебе женился? — спросил я.
На самом деле понятно зачем. Просто мне хотелось, чтобы она попробовала над этим задуматься. Может, не прямо сейчас, но попробовала бы. Вот только один предусмотрительный парень заранее позаботился о том, чтобы у нее был ответ на этот вопрос.
А если у тебя есть ответ, ты его используешь, потому что думать — это трудно. Никто не будет добывать огонь трением, если у него есть спички.
— Брак — это когда ты должен чем-то жертвовать, потому что в отношениях у тебя есть обязанности, — сказала она. — Раз уж ты влез в это и другой человек теперь в тебе нуждается и зависит от тебя, надо иметь совесть за это расплачиваться. А не бежать при первых же неудобствах. Надо понимать, что брак — это не награда за то, что ты был хорошим. В нем всегда неудобно, потому что до этого у каждого из двух людей была какая-то своя жизнь. А после ее уже не бывает, потому что всем приходится выбирать, что важнее — ты или твой партнер, ты или брак. И, конечно, в настоящем браке выбор всегда должен делаться не в твою пользу. Эгоизм всегда все разрушает.
Меня дико подмывало сказать ей, что отношения бывают всякие. И нормальные в том числе. Но я промолчал. У меня просто не нашлось нужных слов, годных для того, чтобы сказать их той Марго, которую я сейчас видел. Ник сломал ее, и я не знал, как это исправить.
Вместо этого я замотался в одеяло по самую шею и нырнул в санузел, пока она его не заняла. У маленьких московских квартир есть свои особенности. Пока я жил один, меня не особенно парило, что унитаз находится там же, где и ванна. Удобно даже.
— Твоя подруга на кухне, — сказала Марго из комнаты, не повышая голоса.
У моей квартиры есть еще один недостаток — тонкие стены. Я имею в виду, что вообще все слышно. Когда воду спускаешь, все соседи в курсе.
К тому моменту, когда я нашел чистые джинсы, в ванной шумел душ.
Переодеваться оказалось чертовски неудобно. Трудно застегивать пуговицы, когда от каждого второго движения царапины на руках открываются и начинают кровить. Не сказать чтобы больно, но перекиси в процессе одевания я изрядно извел.
Люс сидела на кухне. Все это время.
Я был уверен, что она злилась. Не думаю, что ей приятно было слышать, как мы с Марго о любви разговариваем. То есть, кажется, я не сказал ничего крамольного, но Люс этим не обманешь.
Она мои эмоции чуяла раньше, чем я их испытывать начинал. Обычно я запросто мог по ее настроению понять, что у меня внутри происходит, если сам в этом не был уверен.
Подруга, значит? Ну да, безусловно, меня можно было назвать другом Люс. Это классический вид сотрудничества человека с тем, кто живет в Гемаланг Танах. Договор, скрепленный кровью и делающий сильнее вас обоих. Понимаете, о чем я?
Рабочие отношения.
Вот только ей никогда не нравились девушки, которые нравились мне. Даже в школе, когда ничего серьезного не предполагалось.
