Он усадил женщину на диван в гостиной, затем сел рядом и взял ее ладони в свои руки.
– Люси, ты что-нибудь хочешь?
Она медленно покачала головой, затем посмотрела на него покрасневшими глазами:
– Обними меня.
Шон притянул ее к себе, обхватил своими большими теплыми руками, прижав к себе как ребенка. Ей не нужно было просить об этом. Он должен был знать, что Люси хочет, чтобы ее обняли, чтобы убедили ее в том, что она в безопасности, даже несмотря на то, что мир вокруг нее рушился.
В Рогане полыхала ненависть к ублюдку, сидевшему в штаб-квартире ФБР. С Мэллори все началось. Потому что ему вздумалось стать мстителем. Почему? Из-за его долбаного чувства вины за то, что он не защитил Люси шесть лет назад?
Чувство всепоглощающей злости было незнакомо Шону, и он не мог объяснить ту ярость, что разрывала его изнутри. Глубокое чувство необходимости защитить Люси от боли боролось в нем с первобытным желанием избить Мика Мэллори до полусмерти. Правосудие мстителей более не казалось ему абстрактной и глупой концепцией.
– Шон?
Он поцеловал ее в лоб.
– Ты чего-то хочешь? Только скажи.
– Ты зол.
– Нет, я не зол.
– Я чувствую твою злость. – Люси положила руку детективу на грудь и подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. – Прости, что из-за меня ты ввязался во все это.
– Не нужно. – Роган страстно поцеловал ее. – Не думай так.
Он осыпал поцелуями ее лицо, наслаждаясь не сладостью губ любимой, а скорее тем, что в это мгновение она была его, и только его. Коснулся пальцами нежных щек, все еще блестящих от слез, и вновь прильнул к губам. Шон злился на себя, понимая, что его ненависть к Мэллори и Коди Лоренцо расстроила Люси.
– Не проси прощения, – сказал он. – Не говори мне, что жалеешь о чем-либо.
Роган целовал ее щеки, подбородок, шею, ухо. Ее мягкая кожа была сладкой и одновременно соленой на вкус, а едва уловимый аромат духов навевал мимолетные образы нежных цветов, весны и цветения.
– Я здесь, Люси, – прошептал он ей на ухо, – и ни за что не брошу тебя.
Возлюбленная прильнула к нему и поцеловала в ответ.
– Мне было так неуютно, – прошептала она.
У него перехватило дыхание. Ощущение потерянности и одиночества в кругу семьи, так сильно любившей ее, было лишь еще одним свидетельством того, что свои истинные эмоции она до сих пор держала на замке.
На столе перед ними завибрировал телефон, и Шон хотел проигнорировать его, но взглянул на номер и передал трубку Люси.
– Это Диллон.
– Алло? – сказала Люси.
Она побледнела, и Шон понял, что новости плохие.
– Буду через час, – ответила Кинкейд в трубку и повернулась к Шону: – Мэллори хочет поговорить со мною.
– Нет, нет, нет! – Детектив покачал головой.
– Он расскажет мне всю правду. Он обещал.
– Он больной! Ты знаешь, что у него в доме твоя фотография? Прямо рядом с фотографиями его мертвой жены и сына?
Люси вздрогнула, и Шон погладил ее по руке.
– Прости, надо мне научиться держать язык за зубами.
– Ты не говорил, что побывал у него дома.
– Мы с Диллоном ездили в Херндон, и я обыскал его жилище. Я чувствовал, что он наблюдает за нами; мы дождались, пока он не появится, и арестовали его. Но… – Шон заколебался.
– Но что?
– Я уехал до приезда полиции. Диллон никому не говорил о том, что я был там.
– Они наверняка уже знают.
– Вполне возможно. Но пойми, что ты для него чрезмерно много значишь. Может быть, не в сексуальном плане, но все равно так не должно быть.
– Шон, я хочу покончить с этим. Я пойду туда.
Конечно, она была права, но Роган не хотел отпускать ее. Люси уселась поудобнее на коленях у любимого и крепко прижалась к нему. Он почувствовал, как женщина постепенно расслабляется.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты всегда сидела у меня на руках в полной безопасности, – прошептал Шон.
– Но я не могу прятаться вечно. Мик Мэллори не сможет причинить мне боль.
– Люси, ты удивительная. Ты самый храбрый человек из всех, кого я встречал.
Она прислонилась лбом к его лбу.
– Вовсе нет. Я просто не могу забиться в угол и бояться теней и скрипучих лестниц до конца своей жизни. Я приняла такое решение шесть лет назад. Мэллори ничего не изменит.
Детектив решил не повторяться, хотя ему снова хотелось сказать, что Люси – образец мужества.
– Пойду я умоюсь, и поедем, – сказала она. – Я рада, что все закончится сегодня.
Глава 32
– Люси, ты не обязана говорить с ним, – сказала Кейт, стоило ей увидеть мисс Кинкейд на пороге.
Люси восхищалась своей невесткой с момента первой их встречи. Главным поводом для восхищения являлся тот факт, что Кейт всегда была готова лицом к лицу бороться со злом и умела отринуть свою боль и страх, поступая неизменно правильно, даже если в результате могла оказаться в опасности. Она говорила то, что думала, и была для Люси большей сестрой, чем ее кровные сестры.
Кинкейд вдруг обняла невестку, хотя ни та, ни другая не привыкли выражать эмоции на публике.
– Кейт, я очень люблю тебя. Кажется, я никогда тебе об этом не говорила.
Она отошла, и Шон взял ее за руку. Он принял ее решение поговорить с Мэллори, хотя и не был согласен с ним.
Люси смотрела на Мэллори через зеркальное стекло. Он сидел прямо, хотя и находился в комнате уже несколько часов. Его руки спокойно лежали на столе перед ним, на лодыжках поблескивали цепи.
Мик запомнился ей гораздо более молодым человеком, хотя Люси не слишком хорошо помнила, как он выглядит. Она постаралась забыть обо всем, что произошло с ней на острове.
Из тех времен Кинкейд совершенно отчетливо помнила только две вещи: как Диллон поднял ее с грязного пола хижины и снял с себя рубашку, чтобы ей было чем прикрыться, и как она застрелила Адама Скотта двумя днями позднее. Все остальное было словно в полумраке, в тумане, и это ее вполне устраивало.
Но она узнала бы Мика Мэллори, если б увидела его на улице. Казалось просто нереальным, что он жил рядом, в Херндоне. Она не ненавидела его, вот что удивительно.
Он не насиловал ее.
Но наблюдал.
Он извинился.
Он не сделал ничего, когда другие причиняли ей боль.
Он чуть не погиб, отправляя Кейт информацию о ее местонахождении.
Может быть, именно он убил Коди.
Мик был частью ее прошлого. Наверное, Люси смогла бы простить его – хотя бы потому, что, загнав страхи в глубины подсознания, смогла вернуться к нормальной жизни. Но вдруг Мэллори убил Коди из-за нее? Из-за того, что она попросила своего бывшего заняться убийством Прентера?
Может быть, было бы лучше, если б она не обращала на все это внимания? Если бы отбросила в сторону любые сомнения? Прентер являлся насильником, жестоким садистом; ему было наплевать на женщин, которым он причинял боль. Он накачивал их наркотиками, чтобы они ничего не вспомнили, не смогли дать на него показания. До состояния комы. Хорошо, что он на том свете. Люси не испытывала ни малейшего сожаления о том, что он мертв. Никакого чувства вины. Никакой скорби. Никакого сопереживания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
