Солнце, выкатившееся пз-за Хингана, застало подвижную группу на высотах у Долошюра, - сам город, обнесенный где каменной, где глинобитной стеной с наблюдательными, сторожевыми вышками по углам, лежал в долине. Контуры зданий тонули в тумане. Город спал, не предугадывая, каким будет пробуждение.
На перодпе.м плане - отдельные дома и вышка с аэростатом, понятно: аэродром. За ним - два храма, а там уж и городские кварталы. Тапки начали разворачиваться в боевой порядок, Плиез с комбригом, выдвинувшись, заняли командно-наблюдательный пункт. Прильнув к биноклю, Исса Александрович обшаривал аэродром - первый объект атаки. Безлюдно. П самолетов не видать.
Не останавливаясь, тапки перевалили гребень сопки - и вниз, к аэродрому. Проскочили летное поле. Стреляя с ходу, пошли к казармам. Автоматчики спрыгнули, бросились к диспетчерскому пункту. Из-за казарм японцы открыли сильнейший огонь: пушки, пулеметы, винтовки. Пули засвистели, разрывы зачернелись на поле, некоторые снаряды попадали в тридцатьчетверки, однако пробить броню не могли - лишь скрежет да искры. Танки ближе и ближе к казармам, автоматчики - кучками - еле поспевали за машинами. Неприятельский огонь не утихал. Плиев сказал комбригу:
- Атакуйте стремительней. Фланги, фланги выигрывайте!
- Слушаюсь, товарищ командующий! - И полковник коротко и властно отдал распоряжение через шлемофон. И тотчас половина танков, развернувшись, устремилась к северо-восточной части Долоннора, другая - в обход справа, с юго-запада.
Там и сям взвились красные ракеты - это автоматчики указывали танкистам расположение огневых точек японцев. В бинокль Плиев видел: вот такая ракета, вся в розовом дыме, упала в ломкую траву, в жилистый кустарник неподалеку от замаскированного ветками орудия. Башня ближайшего танка крутанулась, хобот пушкп качнулся, плеснул огнем. Разрыв - и японское орудие подскочило, перевернулось кверху колесами, расчет разметало. Ракета упала возле пулемета, укрытого за деревом-перестарком в истрескавшейся коре. Опять удар танковой пушки - и пулемет в воздухе, вместе с кусками расщепленного дерева. Танковые пушкп били точно, прицельно, по артиллерийский и ружейпо-пулеметпый огонь не ослабевал: огнслых точек было много.
Особенно досаждали орудия, расположенные на сопке за казармами. Туда и рвались тридцатьчетверки. Передняя уже на сопке:
наскочив на орудие, подмяла под себя, раздавила заодно с прислугой. И остальные тапки врываются на высоту, артиллеристы бегут...
Комбриг закричал в шлемофон:
- Я - "Двенадцатый", я - "Двенадцатый"! Вижу на высоте белый флаг. Стрельбу прекратить! Стрельбу прекратить!
Но из окон казарм продолжали строчить пулеметы. Танки подошли вплотную к казармам, в упор расстреляли пулеметы, и следом в помещения вбежали наши автоматчики.
Огонь японцев постепенно угасал. Все больше белых гкантенец на палках флаги капитуляции. Танки на малой скорости расползлись вокруг казарм, окружили их. Японские солдаты с поднятыми руками, перепачканные копотью и кирпичной пылью, выходили из помещений, строились в очередь, складывая оружие. П лиев сказал комбригу:
- Пленными займутся автоматчики, соберут в одном месте...
Л вы главные силы немедля ведите в город. В первую очередь занимайте радиостанцию, телефонный узел, полицейские управление...
- Есть, товарищ командующий!
- И еще: частью сил отрежьте путь на Жзхэ. если вздумают отходить... В сторону Жэхэ и Калгана вышлите разведку!
Полковник козырнул и поспешил к танку. Через переводчика Плиев спросил у пленного офицера, близоруко щурившегося сквозь разбитые очки:
- Есть ли в городе войска?
- Нет. С утра гарнизон вывели по боевой тревоге в район казарм, чтобы занять оборону.
- Только сегодня?
- Да. Нам говорили, что красные наступают на северные города и на Калган. А о наступлении на Долошюр не было известно.
- Ожидается ли подход войск из Жэхз?
- Не знаю!..
- Едем в город, - сказал Плиев и вытер лоб - на мятом, несвежем платке осталась грязная полоса.
Вслед за танками с автоматчиками "виллис" командующего через обитые железными полосами ворота въехал в Долоннор. Танки заняли перекрестки, а Плиев поехал по захламленной, в стоках нечистот улице - дом к дому, будто сплошная стена. У дверей толпились истощенные, оборванные китайцы: улыбаются, машут разноцветными флажками, кричат: "Вансуй! [Десять тысяч лет жизни (кит.)] Шанго!" и ставят торчком большой палец, - вот теперь понятно, что хорошо!
Возле фанзы на корточках старик - в рубище, худой, как скелет, руки-плети, впалая грудь, впечатление - не дышит. Рядом со стариком наш солдат, сует в рот фляжку, по китаец отворачивается, "Виллис" остановился. Плиев спросил:
- Что здесь происходит?
Солдат вскочил - руки по швам. Один из порученцев спросил:
- Не спиртное ли предлагаешь?
- Никак нет! - отчеканил солдат. - Я молока раздобыл. А старикан умирает от голода...
- Так почему же он отворачивается? - заинтересовался Плиев,
- Он. товарищ командующий, говорит: ему нечем заплатить за молоко. Это порученец-переводчик.
- Объясните старику, что советский солдат бесплатно угощает его, сказал Плиев.
Переводчик произнес что-то по-китайски, и старик недоверчиво посмотрел на русских. Неуверенно протянул руку к фляжке.
А Плиев приказал порученцу:
- Запишите: организовать продовольственное снабжение Долоннора. Второе: в городе развернуть полевой госпиталь, он проведет работу но медицинскому обслуживанию населения. Здесь много больных, истощенных людей... Как говорят китайцы: "Кто помогает бедным, сам становится богаче". Так ведь, майор?
- Так точно, товарищ командующий!
А Плиев подумал: "Мы в Долонноре! Как же наш спор с генералом Никифоровым? Куда склоняется правда?"
Он вспоминал былой спор с Никифоровым и позже - когда форсировали горные перевалы и разлившиеся в ливень реки, брали Жэхэ, штурмовали Калганский укрепленный район, когда готовились к броску на Бэйпип, то есть на Пекин, - до него был один переход, но поступил приказ командующего фронтом дальше не продвигаться, - когда с маршалом Чойбалсаном поднимался на Великую Китайскую стену. Вспоминал и ни словом не намекнул начальнику штаба о его мрачных пророчествах. Странно, по и тот ни разу не упомянул о своей неправоте. Что ж, бывает.
22
Горы, горы, горы! И ливень, ливень, ливень! Он собирался как бы нехотя: пошлепают тяжелые капли, тучи разредятся - и никакого дождя. Но вот черно-сизые, густо клубящиеся тучи зависли над вершинами - и будто прорвало: вместо капель ведра воды.
Сплошной поток хлестанул с небес на грешную землю и, следовательно, на нас, грешных. Струи били с такой неистовой силой, словно хотели смыть, унести к черту людей, машины и горы. Большой Хипган, конечно, не смоешь, а машины и людей - если зазеваться - очетгь даже просто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
