Рыжая, оставь все как есть, если не хочешь неприятностей, – предупредил Ник, но я уже поняла, что его забавляет моя выходка.
Маркер все еще был в моей руке, и я собиралась его использовать.
– Считай, что это могу сделать только я и никто другой. Я никогда ничего не рисовала на теле парня и думаю, должно получиться красиво и необычно.
Ник тряхнул головой, с любопытством наблюдая за мной.
– Значит, такие у тебя представления о красивом и необычном?
– Все, что я делаю с твоим телом, всегда красиво и необычно, – игриво заявила я.
– Ты слишком много времени со мной провела, Рыжая, – прокомментировал он и снова перекатился на кровати, заставив меня сесть на него как раз там, где я хотела оказаться.
– Будь лапочкой, – добавил Ник, положив руки на мои голые бедра.
Нам было очень весело, и мы сумели на время избавиться от проблем, накопившихся за последние дни. Я наклонилась и начала рисовать на торсе Ника. Сердечко – на груди, улыбающийся смайлик – на плече, надпись «Я люблю тебя» над сердцем… постепенно я вдохновлялась все больше и начала вновь переживать все, что чувствовала к нему: вспомнила его записку и цветы, и у меня ком подкатил к горлу. То, что задумывалось как наказание, превратилось в любовное послание на его коже… написанное мной.
Глаза Николаса не отрывались от моего лица ни на секунду, а его руки нежно рисовали круги на моей коже, пока я упорно и старательно работала, украшая его рельефное тело. Хотела показать ему, как сильно я его люблю, и дать понять, что для меня нет никого, кроме него.
Чернила стирали боль и восстанавливали связь между нами.
С широкой улыбкой я взяла его запястье и написала последнее сообщение.
«Ты мой».
Навсегда.
40. Ник
Я не отводил от нее глаз, позволяя делать с моим телом все, что она пожелает. Эта фраза является мечтой любого мужчины, и я бы никогда не подумал, что буду использовать ее, дабы позволить рисовать на моей коже, но наблюдать за Ноа было бесценно. Она настолько сосредоточилась на своем занятии, что даже не осознавала, насколько невероятно красивой была в эти минуты.
Щеки девушки окрасились легким румянцем, а глаза немного покраснели от недавно пролитых слез. Я не должен быть таким ублюдком, но мне нравилось смотреть на ее припухшие губы: они становились безумно соблазнительными именно после того, как она плакала… хотелось поцеловать ее, пока еще оставалось время. Она рисовала, а я впитывал каждый ее жест и пользовался моментом, чтобы осторожно погладить ее ноги и бедра, а она продолжала погружаться в процесс.
Когда моя рука слишком сбилась с пути, пробираясь в запретные места, Ноа встретилась со мной взглядом и тем самым сдержала меня от дальнейших действий.
– Остановись, – приказала она с лукавой улыбкой, а затем посмотрела на мое запястье: я позволил ей нарисовать очередной узор, украшающий мою кожу.
– Я закончила, – объявила она, закрывая фломастер колпачком и чмокнув меня в губы.
То, что я так долго лежал, подчиняясь наполовину обнаженной Ноа, которая оседлала меня, было сущей пыткой!
Держа ее за талию, я повалил Ноа и спустя мгновение оказался сверху.
– И что теперь делать? – спросил я, опершись на руки, чтобы не раздавить Ноа.
Она прищурилась и нежно погладила мои волосы.
– Выйти на улицу и показать миру мой шедевр, – ответила она с веселым блеском во взгляде.
Я прижался к ее бедрам, чувствуя ее хрупкость. Она была такой маленькой, но невероятно совершенной… Сердце пропустило удар, когда я понял, что эти моменты будут происходить не так часто, как мне бы хотелось. Неужели я отпущу ее, и Рыжая будет жить в кампусе в окружении придурков, которые начнут драться за ее внимание? Внезапно ни моих поцелуев, ни ее слов оказалось недостаточно, чтобы я почувствовал, что никто не сможет отнять ее у меня.
Потерять ее… мне делалось больно от одной мысли об этом, меня пугало душераздирающее чувство, из-за которого сжималась грудь и становилось трудно – почти невозможно – дышать. С тех пор как мама ушла, такое волнение больше не появлялось, я закрылся от других, запретил себе чувствовать что-либо… но теперь я полностью уязвим и беззащитен перед этой удивительной девушкой, которая разбивала мое сердце.
Я посмотрел на рисунки на запястье, и сладкое, теплое покалывание захватило меня целиком. Я принадлежал Ноа: она отметила меня, подписала мою кожу, и я понял, что ничто не сделает меня счастливее, чем принадлежать ей телом и душой.
Зрение затуманилось от переполнявших меня чувств. Я ощутил иррациональное желание удержать Ноа возле себя. Пусть она останется со мной навсегда. Я не мог контролировать себя, любовь продолжала расти не по дням, а по часам.
– Я позволю тебе уйти, на некоторое время, – уточнил я, видя ее удивленное личико. – Но ты знаешь, что когда я чего-то хочу, то добиваюсь этого быстро, Рыжая… я забираю это, и мне все равно, с кем потом придется иметь дело.
Ее взгляд беспокойно заметался из стороны в сторону.
– Ты бы забрал меня у меня же самой?
Вопрос Ноа отвлек меня на несколько мгновений.
– Я ношу тебя в своем сердце, любовь моя: нет места безопаснее.
Я улыбнулся и встал с кровати, чтобы одеться.
– Хочешь принять душ? – спросила она, натягивая мою футболку.
– Это намек? От меня воняет или что? – спросил я, завязывая шнурки.
Волосы Ноа были взъерошены. Мы всегда опаздывали, а теперь мне стало жаль, что раньше мы не занимались ничем подобным.
Ноа села на кровать, вытянув ноги, и с интересом наблюдала за мной.
– Я думала, ты побежишь стирать мои картины в стиле Моне, – сказала она, привлекая мое внимание.
Я улыбнулся и опустился рядом с ней на постель. Я полюбовался идеальными ногами Ноа – безупречными, как и все ее тело.
– Я буду с гордостью носить рисунки, которые ты на мне оставила, Рыжая. Ведь их нарисовала ты, значит, их вообще нельзя стирать. – Я бережно положил ее ноги себе на колени и начал массировать ее лодыжки. Ноа пристально смотрела на меня. – Тем более тут такой классный слон, – добавил я, поднимая футболку и указывая на бок. – Кажется, он придает мне мужественный вид.
Ноа легкомысленно захихикала, и я последовал ее примеру. Я потянул ее за лодыжку, потащив к краю кровати. Футболка Ноа сползла на грудь, обнажив гладкий и плоский живот во всей красе, и я мог созерцать его одновременно с белым кружевным нижним бельем, которое практически вызывало у меня сердечный
