— Привет, Зараза, — сказал он графу. — Пончиков нету, я все съел. Красота, а не пончики. — Он сунул платок в карман. — Не ждал меня встретить? Думал, твоя взяла? Понимаешь, та откормленная дева сообщила, что конкурс отменен.
Лорд Икенхем удивился, но вида не подал.
— Вот как? — спросил он. — Отменен? Почему же?
— Эпидемия. Корь косит народ.
— Значит, ты меня выдал?
— Еще как!
— Балбес расстроился?
— О, да!
— Представляю… Все тебе неймется, Зад! Казалось бы, старый хрыч…
— Неймется! — вскричал майор. — Я охраняю свою честь. Почему «старый»? Я на год моложе тебя. Вот Балбес — старый хрыч, и никто иной. Прямо Мафусаил какой-то, осталось есть траву…
— Мафусаил траву не ел.
— Ел.
— Никогда в жизни. Это Навуходоносор.
— Да? Ну, неважно, суть одна. Тебе еще повезло, ты не был в этой комнате. Балбес открыл там трибунал.
— Что он открыл?
— Военный суд. Когда я доедал пончики, пришел констебль с подбитым глазом. В одной руке он держал молодого человека с бледно-желтыми волосами, в другой — исключительно хорошенькую девушку. Насколько я понял, она толкнула его в пруд, а молодой человек дал ему в глаз. Балбес разбирает дело. Кажется, он местный судья. Мне лично их жаль, особенно — девушку в красном.
Лорд Икенхем покрутил ус.
— Оставь меня, Зад, — сказал он. — Я должен подумать.
— Подумать? Ладно, думай, — согласился майор. — Надо мне доесть клубнику.
Он ушел обратно, а лорд Икенхем принялся шагать взад-вперед. Судя по выражению лица, проворный мозг работал, как машина.
Вскоре это дало результаты. Лицо прояснилось, граф улыбнулся довольной улыбкой, пересек террасу и вошел в музей.
4Сэр Эйлмер сидел один в музее и тоже улыбался. Впервые за этот вечер он был доволен, так доволен, как лев в Колизее, которому дали отборных христиан. Нельзя сказать, что он посмотрел на гостя приветливо, но он его не укусил.
— Ха! — воскликнул он. — Это ты?
— А, Балбес!.. — кротко откликнулся пятый граф. — Значит, ты видел нашего Зада. Ну, как он тебе? Он говорит, ты сильно постарел. Где Салли?
— Кто?
— Я слышал, она была здесь.
— Ты знаешь эту девушку?
— Как собственную племянницу.
Баронет ощутил то мягкое тепло, которое дарует нам тонизирующий эликсир доктора Смита. Все получалось еще лучше, чем он предполагал.
— Ах, вон что? — осведомился он. — Тогда тебе будет интересно, что я ей припаял тридцать суток без обжалования.
— Суровый приговор.
— Что поделаешь! Злодейство, каких мало. Толкают полицейских в пруд, а потом…
— Зачем же он вводит в искушение? Девушки — это девушки.
— Я им покажу!
— А как же милость? Она, понимаешь, нисходит с высоты на тех…
— К черту!
— Слышал бы тебя Шекспир! Значит, приговор не отменишь?
— Ни в коем случае. А теперь поговорим о тебе. Лорд Икенхем кивнул.
— Да, я надеялся, что ты уделишь мне минутку. Только постой, вызову свидетеля.
Подойдя к двери, он позвал: «Зад!», и появился майор, недоевший клубнику.
— Зайди-ка сюда, ты мне нужен. Наверное, мой рассказ тебя шокирует…
— Не про типа из Калькутты? Это я слышал.
— Нет, он в другом роде, но тоже потрясет твое нравственное чувство. Начать с начала?
— Вроде бы так лучше.
— Да, лучше. Жила-была американка по имени Элис. Приехала она в Лондон, купила кой-какие камушки, намереваясь отвезти их в Америку и там — носить…
— Что вы тут… — начал сэр Эйлмер, но граф на него посмотрел.
— Балбес, — сказал он, — если ты еще раз меня прервешь, всыплю шесть горячих. Зад с удовольствием тебя подержит.
— Как в старое время… — умилился Планк.
— Великолепно. Итак, продолжаю. На чем мы остановились?
— Американка купила драгоценности.
— Так. Но ей пришло в голову, что на нью-йоркской таможне придется много платить. Она платить не хотела.
— Что ж, естественно.
— И вот, по своей девичьей простоте она решилась на контрабанду.
— Молодец. Я всегда говорю, нечего платить этим гадам. У них и без того слишком много денег.
— Именно это ощущала мисс Ванситтер. Но контрабанда нелегка.
— Что верно, то верно. Помню, хотел я провезти сигары…
— Она поразмыслила, — поспешил сказать лорд Икенхем, — и ей пришел в голову замечательный способ. У не была подруга, молодой скульптор. Она пошла к ней, и от положили камни в новый бюст. Наша американка решила, что эти гады скажут: «А, бюст!» и больше ничего.
— Очень тонко.
— Да. Но… держись за кресло, Зад, скульпторша лепила это время самого Балбеса.
— Зачем? — удивился майор.
— Для местного клуба.
— Вот это да!
— Во время сеансов она ему сказала, что оставляет первый бюст у меня, недалеко отсюда, чтобы забрать потом. А Балбес… Нет, не могу! Не надо тебе знать такие вещи.
— Ничего, ничего.
— Ты не поверишь, но вчера Балбес проник ко мне и украл бюст.
— В котором камни?
— Да.
Перспективы, описанные графом, не удержали сэра Эйлмера.
— Это ложь!
Лорд Икенхем поднял брови.
— Помилуй, к чему этот пыл? Неужели ты думаешь, что я выдвину такое обвинение без солидных доказательств? Да, Зад, он проник ко мне, охмурил дворецкого…
— Неправда! Он меня не пустил.
— Коггз говорит иначе. Он признался, что впустил тебя и оставил без присмотра. Мало того, он видел, что у тебя под пиджаком что-то есть. Не надо, Балбес, не стоит. Лучше, я бы так сказал — мужественней признаться во всем и положиться на нашу милость.
— Да, — согласился майор, — гораздо мужественней.
— Перейду к доказательствам. У тебя, Зад, хорошая, большая нога. Подойди, будь любезен, вон к тому шкафу и вышиби дверь.
— С удовольствием! — сказал майор.
Лорд Икенхем не переоценил его ногу. Хрупкая дверца только крякнула.
— Видишь бюст? — спросил граф.
— Вижу.
— Тащи сюда.
Баронет смотрел на бюст, как смотрят на змею. Он ничего не понимал. Жена бы ему объяснила, но ее не было.
— Как он сюда попал? Граф изящно улыбнулся.
— Ну, Балбес, нельзя же так! Правда, Зад?
— Конечно.
— Разбей ему голову.
— Бюсту? Сейчас! — отвечал майор и разбил ее. Лорд Икенхем поднял из обломков замшевый мешочек, развязал завязки и высыпал сверкающие камни прямо перед сэром Эйлмером. Майор с нескрываемым восторгом глядел на баронета.
Третий друг собрал драгоценности и положил мешочек в карман.
— Ну, вот, — сказал он. — Ты спрашивал, Балбес, почему я явился под чужим именем. Я хотел уладить все тихо. Скоро выборы, скандал тебе не нужен, а что до самого дела — человек слаб… Мы понимаем, соблазны. Понимаем, Зад?
— Как не понять!
— Замнем это все?
— О чем речь!
— Ты никому не проговоришься?
— Ну, в клубе кому-нибудь, а вообще — конечно.
— Итак, все забыто. Естественно, свой беспощадный приговор ты отменяешь. Отменяешь, Балбес? — проверил он, заметив, что хозяин как-то сник.
Сэр Эйлмер снова уподобился загарпуненному киту.
— Что? — проговорил он. — Да, отменяю.
— Молодец, — похвалил его граф. — Так я и думал. А то — тридцать суток за детскую шалость! Какая-то Звездная Палата. Вы, большие начальники, привыкаете помыкать своими ближними. Ну, что ж, пойдем к Поттеру, пусть освободит узников. Насколько я понял, они в кладовке.
И он повел друга под руку, мягко увещевая начать новую жизнь. В конце концов, прибавил лорд Икенхем, подняться может всяк,[83] поправ дурное «я», отмерший пласт.
Уже не слыша его голоса, майор Брабазон-Планк постоял, отрешенно глядя на экспонаты. Разум его отдыхал. Но тут, как бывало в лесах Бразилии, он вспомнил, что не доделано какое-то важное дело.
Подумав немного, он повернулся и пошел доедать клубнику.
Время пить коктейли
1Ход событий, приведших к появлению прославленного романа, был запущен часа в два, в пятницу, летом, а если говорить о пространстве — в клубе «Трутни». Два трутня переваривали пищу при помощи кофе, когда к ним подошел Мартышка Твистлтон с высоким, изящным, но бравым человеком лет шестидесяти, который держал сигару так, словно это знамя со странным призывом: «Excelsior».[84]
— Привет, — сказал Первый трутень.
— Привет, — сказал и Второй.
— Привет, — отвечал Мартышка. — Вы знакомы с моим дядей, лордом Икенхемом?
— Как же, как же! — воскликнул Первый.
— Добрый день, — прибавил Второй.
— Добрый, — согласился граф. — Мало того, очень добрый. — И трутни поняли, что перед ними человек, обитающий на седьмом небе. Вид у него был такой, что, не забудь он шляпу, она сидела бы под самым лихим углом.
