— Ты действительно все забыл?… Неужели не помнишь, как ты мне развода не давал? Мы с Пашей в той квартире жили, а ты в этой. Я решила на блядстве тебя застукать. Каждую ночь к тебе через чулан лазила. А ты и не замечал… выпивать ты тогда начал, бедный… А потом сам на развод согласился…
Я вдруг поцеловал ее в щеку.
— Спасибо тебе большое!
— За что? — не поняла она.
— За все, — сказал я проникновенно.
Она покраснела.
— Идем. Сейчас Паша выступать будет.
— Иди. Я здесь постою.
Она обернулась уже из толпы:
— Только ты не уходи. Дождись меня. Очень нужно.
Я помахал ей рукой. Пашей оказался один из тех
толстячков, похожих на районных функционеров. Я не узнал его, так он изменился за пять лет. Он преподнес худенькой матери Адика пухлый конверт от друзей. Это был финал печальной церемонии. Я поискал глазами Константина. Он стоял рядом с Мангустом. Он — в белом плаще, Мангуст — в черном. Я подумал, что у Мангуста можно выяснить одну вещь. Очень важную вещь. Стриженые «шестерки» подхватили на веревки гроб. Загудел на одной ноте оркестр. Я протиснулся назад. Хотел спрятаться, пока все разойдутся. Спрятаться от бывшей жены. А потом найти Константина, чтобы обменять кредитку, и Мангусту задать один вопрос. Я ушел в самый конец кладбища, к бетонному забору, похожему на тупой забор на Каменном острове. Когда я вернулся, свежая могила Адика была закидана сосновыми ветками и венками. Над могилой склонилась старушка в деревенском платочке. Она прилаживала среди цветов цветную фотографию счастливого десантника.
У соседней пустой могилы курили могильщики. Я подошел попрощаться с Адиком и сказать ему спасибо за то, что он меня жалел. Могильщики как-то странно посмотрели на меня. Проходя, я заглянул в пустую могилу и остановился… Внизу, на рыхлом сыром песке, ничком, раскинув ноги, лежал Мангуст. Чуть выше поднятого черного воротника на стриженом светлом затылке темнело маленькое отверстие. Крови совсем не было. Она вся была на лице, наверное… Кровь и мозги…
— Вы не из милиции случайно? — спросил меня молодой могильщик.
— Почему? — ответил я невпопад.
— Вот и мы не понимаем «почему», — понял он меня по-своему. — Попросили отойти. Мы ушли. А пришли — тут этот… Что теперь делать?
Не попрощавшись с Адиком, я ушел с кладбища. Теперь, действительно, можно сказать, что ничего не было. Сомнения отпали, потому что выяснять их было не у кого. Все можно забыть, как страшный сон…
16
Опять похороны!
Я пришел домой, чтобы переодеться и собрать вещи. Я торопился. Очень торопился. Спасибо моей бывшей растолстевшей жене, она напомнила мне, где я должен быть сейчас. Вот я и торопился, пока не поздно, в то место, о котором совсем забыл в этой кошмарной круговерти.
С наслаждением я стянул с себя опостылевший «прикид от Версаче», в котором отдавал последний долг своему бывшему шефу. Собрал сумку и вспомнил вдруг о рукописи. И удивился, что вспомнил о своем труде в последнюю очередь. То, что рукопись моя похищена, меня тоже не очень тронуло. Все, что я хотел сказать о тайной истории России, я вкратце уже поведал на той «маньячной» конференции. Они меня освистали, а в газетке «четвертая власть» обозвала меня «пьяным историком— патриотом». Если бы даже нашелся какой-нибудь чудак— издатель для моей книги, отзывы на нее были бы те же.
Во внутренний карман дорожной сумки я стал перекладывать деньги из костюма и опять наткнулся на чужую кредитку. С удовольствием осознал, что теперь у меня есть и своя — законная. И было бы глупо уезжать, забыв о кровных, честно заработанных деньгах.
Телефонный справочник был открыт на той же странице. Я набрал номер фонда «Возрождение» и попросил соединить меня с Константином Николаевичем. Алина строго осведомилась, кто его спрашивает. Я назвал себя и добавил, что являюсь пока его советником, поскольку он меня еще не уволил. Алина хмыкнула и со значением доложила, что Константин Николаевич на похоронах. Я ей заметил, что похороны давно закончились.
«Для вас», — отрубила она и повесила трубку.
Какой-то зловещий намек послышался мне в ее словах. И я задумался. То есть как это «для вас»? Для меня, значит, все закончилось. А кто-то еще кого-то хоронит?… Кончились одни похороны и тут же пора начинать другие?
Перед глазами стояли пахнувшая сыростью глубокая яма и труп Мангуста в новеньком черном плаще.
Я понял вдруг, что эта спешная могила, вырытая рядом с могилой Адика на престижном кладбище, куплена совсем не для Мангуста. И могила, и труп — это же предупреждение кому-то! Кому? Конечно, тому, кто был на похоронах, кто имеет к Мангусту отношение. Кого-то уже высчитали и серьезно предупредили. Значит, похороны продолжаются. Алина права.
Кое-что я стал понимать. Но для полной ясности мне нужно было срочно выяснить еще одну вещь, и я опять натянул проклятый «прикид».
На Каменный я ехал на перекладных. Сначала на каком-то трамвае, потом на автобусе, потом на другом автобусе… Я торопился. Но не успел.
Еще проходя вдоль бетонного забора к воротам, я понял — что-то не так… Ворота были открыты и охранников не видно. Я вошел на территорию. Только там меня остановили. Я сказал:
— Я к генералу Багирову. Срочное дело.
Они меня обыскали. Ничего не нашли. Они заломили мне руки назад и повели. Но у крыльца остановились и ослабили зажим. Я распрямился и все видел.
У крыльца стоял красивый иностранный катафалк какого-то престижного похоронного бюро. У открытых задних дверей катафалка стоял шофер в черном комбинезоне. Двое, в таких же комбинезонах, вынесли из дверей дома носилки, покрытые простыней. Они поставили носилки на рельсы в кузове катафалка и хотели уже их задвинуть. Но тут подошел генерал Багиров и откинул простыню с лица трупа.
Я стоял ближе к дому и увидел только светлые крашеные волосы на голове трупа и модно-небритую щеку. Охранники меня совсем отпустили и сняли шапки.
Генерал Багиров стоял и смотрел. Долго смотрел на труп тяжелым взглядом, как тогда, когда в комнату Суслика вошла Людмила…
Двери катафалка захлопнулись, и охранники снова заломили мне руки. Генерал Багиров стоял спиной к нам, пока катафалк не выехал за ворота. Он повернулся и спросил с кавказским акцентом:
— А пачему варота?!
Охранники стали объяснять, что схватили подозрительного.
Генерал крикнул:
— Варота!
Оба побежали их закрывать. А генерал подошел ко мне и спросил ласково:
— Это как же понимать, господин конспиролог? Явка с повинной, что ли?
Я даже не понял, что он имеет в виду. Я спросил:
— Как его убили?
Генерал прищурился.
— Выстрел в голову.
— Когда?
— Ночью. Как раз тогда, когда я вас отсюда отпустил…
— Где его убили?
— У него в кабинете.
Генерал улыбнулся.
— А вы разве этого не знаете?
Я опять не обратил внимания на его тон.
— Убийцу нашли?
Генерал взял меня под руку и засмеялся.
— А что его искать? Идемте, господин конспиролог.
Только тут я его понял.
— Не сходите с ума, генерал!
Генерал мне ответил проникновенно:
— Ярослав Андреевич, я единственный нормальный человек в этом сумасшедшем доме! А вы единственный человек, кто ночью из этого дома вышел! Вы. Единственный. Непосредственно.
Он потащил меня к крыльцу, но я вырвался.
— Подумайте сами, генерал! Зачем мне это?! Что плохого мне сделал Суслик?!
Генерал рассердился.
— Бросьте Ваньку валять! Дмитрий Миронович заказал вас с вашим хозяином. Белый Медведь обещал ему, что он за базар ответит. Вчера днем мне звонил Белый Медведь. Просил немедленно вас отпустить. И опять угрожал…
Я перебил генерала:
— Ночью я видел Константина. Он был у себя дома. На Потемкинской.
Генерал засмеялся презрительно.
— Пришли к хозяину, чтобы доложить о выполнении заказа?! Хорошо вы меня отблагодарили за свое освобождение!
Кое-что я уже понимал, я хотел ему все объяснить:
— Генерал, вы не там ищете! Я же вам говорил…
Генерал опять подхватил меня под руку.
— Все расскажете, все. В моем кабинете. Идемте.
Я вырывался, но он, цепко ухватив меня за подмышку, тащил по ступенькам крыльца.
Если бы вы знали, как я сейчас жалею, что противился генералу. Если бы я ему спокойно подчинился, ничего бы не было, и не лежал бы я здесь с дыркой в брюхе. Если бы мы вошли в дверь секундой раньше…
В стеклянных дверях мы столкнулись с Юриком. Он тащил большую, тяжелую сумку. За ним шла Людмила. Мы с генералом остановились и пропустили их. Озабоченная чем-то Людмила прошла мимо нас, но вдруг остановилась на ступеньках.
— Ивасик, а ты что тут делаешь? Тебя же отпустили? Что он опять натворил, Олег Салтанович?
О, если бы вы видели, как он на нее смотрел. Бедный генерал…
Он сказал Людмиле устало:
— Он убил Дмитрия Мироновича. Людмила нахмурилась.
— Он сам в этом признался? Генерал подтолкнул меня к дверям.
