class="v">А во светлу они грыдню ко Владимёру.
Они нашым богам не моляцьсе,
А нашим богам они не моляцьсе,
180. Да Владимёру кнезю не покло́няцьсе —
А Владимёру кнезю не покло́няцьсе,
Да Опраксеи-лебеди целом не бьёт —
А Опраксеи-белой лебеди целом не бьёт,
Да выбрасы(в)а(л)и ерлыки они на золот стол —
185. А бросали ерлыки они на золот стол.
Да брал тут Владимёр ерлыки скорописьцеты,
А брал ерлыки он скорописьцеты, —
Да стал он питать скорописьцеты,
А стал цитать ерлыки он скорописьцеты,
190. Во слезах он не можот слова молвити,
А во слёзах слово не может молвити:
«Уш вы ой еси, да скоры послы —
Уш вы ой еси, да вы скоры послы!
Да дайте мне строку хош на три месеця, —
195. А дайте мне строку хош на три месеця, —
Да старым бы в городе покаецьсе —
А старым во городе покаецьсе,
Молодым бы во городе прычасьё взеть —
Молодым бы во городе прычасьё взеть!»
200. Не давают они строку на тры месеця —
Не давают они строку на три месеця,
202. А давают они строку тольки на три дня...
251. Мать князя Михайла губит его жену
Да как поехал княсь Михайло
Да во чисто полё, роздольё, —
Да тут несцясьицё случилось:
Да доброй коничок поднялса,
5. Да пухова шляпа свалилась,
Да востра сабля изломилась.
Да княсь Михайло догадалса:
«Да што-небудь дома неладно».
Да воротилса княсь Михайло,
10. Да поехал-то во своё-то царство.
Да приежджаёт ко крылечку, —
Да што нехто его не стречает.
Да его матушка родима
Да на крылецько выходила:
15. «Да здрастуй, здрастуй, княсь да Михайло!» —
«Да здрастуй, матушка родима!
Да ишша где моя кнегина,
Да как кнегина Катерина?» —
«Да как твоя-то веть кнегина
20. Да што горда была, спесива:
А жывёт во лавоцьках торговых,
А да во повалышшах*[186] шыроких!»
А да побежал тут княсь Михайло
Он как во лавоцьки торговы,
25. Да во повалышша шыроки:
Да некого тут де-ка нету.
Да княсь Михайло догадалса —
Да на булатён нош да металса.
Да его няньки удёржали,
30. Да его няньки подёржали:
«Да стой, постой-ко, княсь да Михайло,
Да ишша мы-ка тибе скажом,
Да ишша мы тибе роскажом:
Да не успел ты с двора съехать,
35. Да не успел ты роспроехать (так), —
Да твоя матушка родима
Да парну байну затопила,
Да серой камень нажыгала, —
Да созвала она кнегину,
40. Да как кнегину Катерину,
Да ф парну баёнку помыцьсэ:
Да завезала оци ясны
Да <в> белохрусцяту да камоцьку,
Да навалила на утробу
45. Да сер-горуц камень цежолой, —
Да выжыгала из утробы
Да ишша маленького да младеньця...
А да заколацивала она да кнегину
А да <в> белодубову да колоду
50. А как со маленьким младеньцём,
А да набивала на колоду
А да трои обруци да жылезны, —
А да спустила как колоду
А да во синё морё да Хвалыньско!..
55. А да ты поди-тко, княсь да Михайло,
А да ты во лавоцьки торговы,
А да ты купи-тко трои нёводы да шолковы!»
А да побежал тут княсь да Михайло,
А да купил нёводы да шолковы.
60. А да перву тонюшку да закинул,
А да некого ему не попало.
А да фтору тонюшку да закинул, —
А да нецего ему не попало.
А да третью тонюшку да закинул, —
65. А да што-небудь ему да попало:
А да белодубова да колода.
А да соколацивал со колоды
А да трои обруци да жылезны,
А да посмотрел тут княсь да Михайло
70. А свою обручную да кнегину,
А как кнегину Катерину
А да он со маленьким младеньцём...
А да княсь Михайло тут да заплакал;
А да княсь Михайло огрубилса[187],
75. А да он на матерь прогневилса —
А да на булатён нош да металса.
А да его матушка родима
А да вдоль по берешку да ходила,
А да громким голосом да водила:
80. «А да тры душы я погубила:
А да перву душецьку да безгрешну,
А да фтору душу бесповинну,
83. А да третью душу понапрасно!..»
Нечаев Петр Александрович
Петр Александрович Нечаев — крестьянин д. Сояны, 70 лет, понятливый и бывалый человек. Он женат, имеет сына и замужнюю дочь, а также внуков и внучек. Он долго ходил на Кеды; перестал ходить только 5 лет тому назад и теперь занимается как будто сапожничеством. В путях он ходил вместе с покойным крестьянином д. Нижи Николаем Шуваевым. Последний, по словам П. А. Нечаева, знал много старин, и притом хорошо. Однажды он с этим Николаем был на ярмарке в г. Пинеге. Приехали купцы Серебрениковы, но слишком рано, так что делать им было нечего. Петр привел к ним Николая петь старины. Серебрениковы давали ему за ночь по 20 копеек, и он пел в ночь по нескольку старин (до 5—6); всего он ходил неделю и каждую ночь пел всё новые старины. Бывало также лежат они в избушках недель по 7; Микола все время поет старины и рассказывает сказки и всё вново, а он не берет на ум. У Миколы и Прони, о котором будет не раз упоминаться далее, был брат малый Ванька, который знал лучше Миколы и Прони. У Ваньки был сын, коего звали Киткой; он знал хорошо старины, но помер. Петр пел старины вместе с Николаем Шуваевым, а сам отдельно их не певал; теперь он поет, но редко, так как нет охоты петь одному. Поэтому он упомнил и пропел мне только четыре старины: 1) «Данило Игнатьевич»,
