одно посещение больше чем по сто червоных злотых, почему его иные сотником называли, а в Краков, как Меховский пишет, никогда из-за наличия других докторов, как сова [395v] на свет, показываться не хотел, хоть Бельский кладет, что в Кракове жил, но ошибается, ибо это лучше Меховский помнит.
Король Александр, когда его немощь прижала, послал из Вильна за этим Балинским, славой его фальшивой обманутый. Не хотел тот с места двигаться, пока ему сперва дано было триста злотых червоных. Взяв тогда с собой аптеку королевскую, ехал в Вильно, где королю приготовил в избе баню (наверняка в заговоре был с Михаилом Глинским), в которую разнообразного зелья мощного в котелки, вторые в горшки наложил, а сверху над паром короля положил, приготовив к этому месту, дабы вспотел, к тому же малмазию, вино мощнейшее говорил ему пить, что есть вопреки всех лекарств. И когда, от избыточного потения устал, просил другого доктора королевского из Блоня[334], дабы от него силой отвели лекарство смертельное, тогда как по доброй воле не хотел (ибо его в этом князь Глинский защищал). Канцлер Лаский по своей воле, видя короля наполовину умершего, сказал лекаря поймать, посадить и держать его аж до приезда Зыгмунта из Шленска. Однако с помощью Михаила Глинского удрал этот лекарь через прусскую землю, приехал потом в Краков, и на Зверинце в монастыре с женой Балинской жил. Потом на Скалце[335] у монахов жил, оттуда его Мендзеленский, писарь из канцелярии, взял и посадил во двор епископа. Однако потом выпущен был после долгого заточения, дабы не умер. Интересовался же алхимией [396] тайно, на которую одолжил денег у мещан краковских, как Ваповский и Бельский пишут, и удрал прочь от жены. Только и было видать.
Так король Александр в Вильне лежал, чем далее тем хуже параличом иссушиваемый, и частично по приговору божьему, частично по приговору этому Табора, епископа виленского, на радомском съезде сказанном, частично из-за предательского и фальшивого доктора мошенника болел. И господа литовские, как Кромер пишет, друг друга ненавидя, особенно Глинского, грызлись и к тому же королевский гнев был ниспослан, и каждый из них интерес свой стерег. И никакого старания для Речи Посполиты не имели. Татары перекопские, такое их плохое положение видя, сразу же сложив оную первую недавнюю добычу и немного отдохнув, с большой мощью вновь в литовские государства вторглись в месяце августе. И в это время король выехал в Лиду двенадцать миль от Вильна. Кромер сомневается, по какой причине, ибо Меховский пишет, что король, услыхав об этом вторжении татарском, приказал всему рыцарству литовскому против них двинуться. Но этого Литва так сделать не хотела, по уговору Глинского, который на стремился к тому, дабы сам король персоной своей, хоть больной, при войске двигался. Приказал Александр в носилках, а Кромер пишет, на возе, в Лиду проводить, желая показать, что он и в последнем издыхании за подданных стоять готов. Ваповский также в своей хронике, которая в свет не вышла, пишет, [396v], что, в Польшу умышленно двигаясь и желая там брату Зыгмунту, князю глоговскому, всю власть польского и литовского государства поручить и дать, самому изза -неизлечимой болезни, что далее тем более умножающейся, остаток жизни в мире провести.
Летописцы же литовские свидетельствуют, что король Александр в году 1507, он должен быть 6, приехав вскоре в Вильно из Польши и немощным будучи очень из-за болезни параличной, созвал сейм в Лиде. А также великая княгиня Елена, видя смертельного, за ним приехала, и, когда те в Лиде были, то некое время, как Кромер пишет, шляхтич приехал рассказывая, что татары едва на один день езды от Лиды разоряют и унижают. Показывал тоже рану от стрелы татарской на лице, что даже едва со скоростью коня от их рук ушел. Другая же новость такая же пришла, что царевичи перекопские, каклетописец свидетельствует, Битикирей султан, и Бурнас, султан, пришли с двадцатью тысячами людей. И Кромер и Меховский кладут их числом тридцать тысяч. Под Слуцк стемились и к Новогрудку, но господа еще не до конца верили, потому князь Михаил Глинский, который при короле жил, несколько Рацев, своих мужественных солдат, послал, дабы точнее все выведали. Но и Рацы, недалеко отъехав, на отряд татар почти попали, и, вступив [397] с язычниками смело в битву, девять их убили, иных разгромили, и убитых головы срубленные к господину своему на копьях воткнутые принесли. Был страх большой около короля, в Лиде больного. Показалось потом всем [неуместным], дабы король в Вильно в носилках изза тряски и – неудобства дороги каменистой был отнесен. Шляхта же вся, видя над Литвой угрозу, к Лиде к королю собралась. Там король, гневаясь сам на себя, что на коне не мог сидеть, Станиславу Кишке, гетману великому, и Михалу Глинскому все дела над войском литовским, которого было полетописям десять тысяч, а по Кромеру, Меховскому и другим, семь тысяч собралось, поручил, к брату Зыгмунту послал, дабы быстрее приезжал в Литву, так как независимо от того, жив был король или умер, Литва проиграла либо выиграла, его пребывание в войсках в то время было бы очень нужным.
И вести за вестями регулярные приходили, что татары, набрав двадцать тысяч люда конного, как на подбор мужественного, в Лиду напористо тянутся. Короля полуумершего Войцех Табор, епископ виленский, Ян Забжезинский и Ян Лаский канцлеры, с королевой Еленой днем и ночью в Вильно провожали и несли его в носилках между двумя конями, меняя их часто, на которых сидели вместо ездовых Николай Русоцкий, который был потом господином Беховским, и Ян Собутка, канцлера Лаского приятель. И татары, придя в Новогрудок, переправились [397v] через Неман, и встали около замка Лиды в миле, а другие в полмили. Там же костелы, дворы, и села жгли, и, видя это, господа литовские были очень грустные из-за такой жестокости. Собралось их на одно место десять тысяч, так как не могло быть столько в такое короткое время, и послали несколько людей за языком. В миле от Лиды нашли несколько сот татар, и жгя их лагеря, там же на голову победили и немало живых взяли в плен, и головы других в сумках для еды принесли. Татары, увидев, что уже сила над ними, вернулись назад, и господа со всеми людьми пошли за ними к Новогрудку, желая ударить в лагерь, где сами царевичи стояли под замком Клецк, имея весть от пленных татарских, что еще до царевичей татары из отряда не
