пришли. Потому, сразу поручившись господу богу, выехали из Новогрудка 4 августа, в понедельник вечером, уже перед сумерками. Тянулись мимо Остажина и на следующее утро, во вторник прибежало немало людей от Цырына и от Полонка, говоря, что татарские уже недалеко войска ходят. А наши, не отдыхая, тянулись к Полунке. Перешли бродом первые люди, над которыми был старшим Юрий Пац и Иван Сапига и попали на пятьсот татар, идущих с отрядом в Клецк, и там их всех на голову победили и много пленных взяли. А те, которые удрали в лагерь, царевичам весть дали, что войско литовское идет, и царевичи [398] к битве подготовились, и уже там наших ожидали. А наши со всем войском этого дня, во вторник, в деревне Липьей ночевали, а на следующий день в среду, шестого дня августа […][336]
Мацей Стрыковский к милому читателю [398v]
Знаю, читатель, читатель милый, что для тебя это дело странное,
Что нашa Муза кажется тебе противной,
Которaя сперва писалa ритмом кровавые бои
И выводилa из темноты боевых предков твоих
Когда сильно стихом своим с охотой работалa,
Доказательно историков всех перечислила,
Желая показать сарматам дела умелых дедов
Как в зеркале, от различных историй примерами,
Теперь же простой речью перо свое провожу,
Не знаешь, что этой Минерве, святой, мешает,
Что легко рифмы свои побросала оные,
Которые сперва громко звучали на все стороны.
Этим же стихом дали мы сперва Гонца Добродетели,
В котором истинных шляхтичей имеются приметы.
Есть и примеры истории древней разные,
И титулы хвастливой шляхты с мерзавцами напрасные.
Там Сафо всеми рифмами нашими руководила,
Генрихов въезд же мерзким, простым стихом писала.
И форм коронации, и как удрал потом,
Презрев польский скипетр (наверняка так Бог хотел):
Затем, едва отдохнула Муза нашa от трудов,
Великое дело предприняла вновь, и без платы,
Когда Кромера польского издать я готовился
Но охоту нашслучай иначе направил. [399]
Ибо для видения мира в Турцию отъехал.
Где однако отчизне своей служить не пренебрег,
Где Назо к Томитам[337] суровым был изгнан,
И где Бахус размножился среди вин, пьяный.
Где этот Геркулес гидру с быком убил смело,
И где имеет имя морское, от твоей смерти, Геле
Где Фаэтон перевернул вместе с собой воз солнечный
И где Икарус титул дал морю вечный.
И где в странных делах переменялся Протеус
И где тоже франтом стоял король тракийский Тереус,
Где Леандер к Гере своей смело плавал,
И с ней обоюдную любовь и смерть получал.
Где царь персидский Ксеркс мост через море ставил,
Через которое вооруженных семьсот тысяч переправил,
И где Ясон к Хольхам через море плавал,
Где золотую шерсть добыл, за которую работал
Где Парнас, Геликон, Гипокрен преславный,
Которые музам ученым посвятили век давний.
Где Медея предательски отца обманула,
И где Цирцея со своей сестрой чары вымыслила.
Где греки с троянцами вели бои суровые.
И где Улисс блуждал, уступив дорогу.
Где скaлистые Балканы облаков достигают.
Где грек, албанец, македонец в неволе стонут, [399v]
Где тоже мультанские поля и волошские страны
И где Бессарабская волость стада овец дает.
Посетив это, с охотой все стихом описал
Что сам своим глазом видел и что собственно слышал.
И издал на светтрактат: «О свободе
Как ее стеречь, как ее защищать из побуждений искренних».
Издал также предостережение, о чем турки советуются,
И как с Амуратом пограбить Польшу судят.
Издал их поступки военные, домашние
И в бунте с царем своим как имели разговор.
Этим весь со старанием труд поднимал
И расхода отчизне не жалел,
Но когда сейчас тяжкое дело сверх сил моих
Взял перед собой, желая вынести этих предков моих
Которых темнaя ночь лет хранит из-за гнусности письменности
И святых историков мерзкой небрежности.
Когда почти к границе с радостью приходил,
Дабы после тяжелой работы выдохшись охладился,
Сразу же Зоилус звал, который клем проклятым
Как пес привык всегда портить мысль наукам святым.
Святым, ибо от самых святых происходят мудростей
И из источников, которые я не достиг по суждению божьей глубины,
На которые Зоилус мерзкий напрасно думает
Ибо дару Божьему его яд не вредит.
Что же, Зоилус, получил? Труд Гомеровый
Очерняя, когда попал сам ты в силки приготовленные.[400]
Что был провешен на крючок за мерзостисвои,
Также тоже будут висеть наследники твои.
Потому, Зоилус мерзкий, со злостным языком,
С ласковым нас не поссорить никогда читателем.
Сколько их осмотрительных, рассудительных, имеющих ум в голове!
И которые знают, что святые воздадут поэту.
Который, что времен наших неудачных проходят
И что Мароны с Гомерами не родятся,
Которые бы громкой трубой войны гремели славно
И возводили из темноты стихом предков давних.
Не удивляйся, почитатель, время этому вредит
Что меценаты оные щедрые не родятся.
Щедрых, которые бы музу святую спасали
И слуг Аполлоновых благодарно трактовали.
Потерял бы отчизну свою близкую к Кремоне
Маро, когда войны продолжались сразу же, в волошской стороне,
И плакал Мелибеус над козами и овцами своими
Взглянув тебе, о Титир, в лесу времен твоих
Когда ты под буком широким Буколики пел,
И на тонкой пищалке из овса едва зевал.
Полийонову со взгляда, который пашни твои
Вернул эти родные, из-за причин твоих
Вознесся в небо сынa его в Буколиках
Дал ты хозяйство все в Георгиках
Только к тебе, рассмеялся этот Меценат щедро
И взбогатился, сразу же, и почтил пристойно.
Потом, когда даром Августа был пробужден,
Сразу же Энеиду громче стократ пел струны, [400v]
Оружие, мужа воскресая, после чего Троя та
Стихом твоим ожила, хоть была разрушена.
Ожил и народ римский императоров преславных
Которые были темнотой закрыты слет давних,
И Марцелюс, и за это дочь императора была,
Когда тебе по пятьдесят корон
