— Тебе мат через два хода! — объявил победоносно Менделеев. — Где же твоя хваленая комбинация? Не вышло! Умей проигрывать сильному противнику, мал еще садиться со мной играть, — самодовольно поучал тот племянника.
И вдруг он услышал позади себя негромкий голос сестры, видимо, давно наблюдавшей за их игрой:
— Ой, Дима, что ж ты так разошелся?! Чуть до слез не довел своего любимого племянника. Ну, чего тебе стоит позволить ему переходить? И дело с концом. Прояви великодушие…
Менделеев оторвал взгляд от шахматной доски и увидел, что рядом с ним стоят Екатерина Ивановна и та самая пианистка, исполнявшая «Аппассионату» Бетховена. Он даже растерялся, потому как, увлекшись игрой, забыл, что они находятся в гостиной не одни. Это окончательно его рассердило, и он заявил:
— Шахматы не просто игра, но еще и борьба. Побеждает сильнейший. Пусть Федор привыкает к этому. Это ему в дальнейшем пригодится.
— Может, ты и прав, — без особых раздумий согласилась с ним Екатерина Ивановна, видя, что брат идти на уступки никак не желает. — Надеюсь, Федору это пойдет на пользу. Проигрывать тоже надо уметь, уж так жизнь наша устроена.
— А как же великодушие победителей? — попробовала переубедить Дмитрия Ивановича подошедшая к ним Анна, до этого не подававшая голоса. — Доброта есть первая добродетель.
Удивительно, но Дмитрию Ивановичу понравилось ее вмешательство да и сама ненавязчивая манера держаться и певучие нотки в ее голосе с едва заметным южнорусским говором. К тому же она при этом держала себя довольно уверенно и обращалась к нему, как к равному, несмотря на их разницу в возрасте. Вот только сдаваться он не любил, тем более в присутствии нового для него человека, а потому незамедлительно возразил первое, что пришло на ум:
— Что я слышу? Еще одна сторонница подставить под удар вторую щеку. Я правильно понял?
— Не совсем, — попыталась возразить Анна.
Но он не дал ей договорить и, вскочив на ноги, продолжил: — А вам известно, что у человека всего лишь две щеки? И когда ему по обеим надают, то… что прикажете подставлять затем? Нет, так дело, не пойдет…
— А вот на этот раз ты не прав, — поддержала девушку его сестра, меж тем как сам Федор сидел и с интересом слушал их перепалку.
— И в чем, позвольте узнать? — картинно выбросив руку вперед, спросил Менделеев, понимая, что их спор ни к чему доброму не приведет и его надо как-то прекращать.
— Вспомни Пушкина, — заметила Екатерина Ивановна, — не его ли слова: «И милость к падшим призывал»? Слышишь, милость, значит, милосердие. Анна сказала как раз об этом. Хотя Федор особо не нуждается в каком-то там сострадании, пусть учится проигрывать, но тебе, Дмитрий, хоть иногда следует быть снисходительным к близким, А то порой…
И тут неожиданно за Менделеева заступилась Анна:
— Мне кажется, что Дмитрий Иванович в данном случае поступил как воспитатель, а мы вдруг набросились на него.
Менделеева поразил такой поворот, и он с благодарностью глянул на девушку. По возрасту она была ровесница Федору, но ее убеждения и свобода высказывания своего мнения были свойственны тем, кто прожил не один десяток лет, что более всего поразило его.
— Поздравляю, Дмитрий Иванович, у вас появилась достойная заступница, а потому беру свои слова обратно, — рассмеялась Екатерина Ивановна. — Сами решайте, как вам поступать. Кстати, Аня тоже обучена игре в шахматы. Можете с ней проявить свое великодушие. Только, ради бога, не доводи хоть ее до слез. А я пойду проверю, всё ли готово к ужину. Мы не ждали тебя сегодня так рано. — И она ушла, оставив Дмитрия Ивановича наедине с Анной, поскольку Федор минутой раньше незаметно выскользнул из гостиной, сочтя за лучшее не доигрывать партию в шахматы, чтоб не обострять отношения с несговорчивым дядюшкой.
— Неужели в шахматы играете? — с удивлением спросил Анну Дмитрий Иванович. — Редкий случай, чтоб… — Он замялся, не знал, как лучше сказать: «женщина», или все же «девушка». Потом через паузу продолжил: — Кто-то из прекрасного пола, — нашелся он, — смыслил что-нибудь в этой игре. Может, составите компанию?
Аня смущенно улыбнулась, отчего у нее на щеках обозначились небольшие ямочки, и ответила:
— Вам, верно, не интересно будет, я плохо играю.
— Вот мы и проверим сейчас, — настойчиво предложил он, — присаживайтесь, не стесняйтесь. Какие фигуры выберете себе? Белые? Черные?
— Да мне все равно, — пожала она плечиками, сев напротив, — пусть будут черные.
— Хорошо, очень хорошо, — согласился он, разворачивая доску. — Сходим вот так. — И они начали игру.
Вскоре выяснилось, что Анна действительно играет неважно на уровне начинающего любителя, но Менделеева это ничуть не смутило. Он несколько раз просил ее переходить, подсказывал, как и куда поставить ту или иную фигуру, и при этом радовался, как ребенок, громко смеялся, когда ему удавалось сделать шах, а девушка от этого терялась, переставляя короля по его подсказке на нужную клетку. В конце концов он предложил ей ничью, но она в ответ, поджав губы, потребовала довести партию до конца и, тяжело вздохнув, спросила:
— Не оправдала ваших надежд? Я же предупреждала. Вам, наверное, не интересно было играть?
— Совсем даже наоборот! — воскликнул он. — Вы талантливый человек, всё на ходу схватываете.
— Федя, наверное, лучше играет. А меня, наверное, больше и не позовете, — смущенно сказала она, вставая.
— Вы ошибаетесь, Федя редко бывает дома, а с вами очень даже интересно играть. Вы просто себя недооцениваете. Может, еще разик?
— Извините, но мне нужно готовиться к занятиям, да и Екатерина Ивановна просила к столу — ответила она, чем явно расстроила Дмитрия Ивановича.
Он и не заметил, как за их игрой из соседней комнаты наблюдала сестра, порываясь несколько раз войти в гостиную, но каждый раз сдерживала себя. Она, хорошо зная настроение брата, безошибочно, буквально с первых минут его знакомства с подругой дочери поняла, девушка ему понравилась. И сейчас она думала, стоит ли помешать развитию их отношений, которые наверняка не заставят себя ждать, или же, наоборот, тому способствовать и не вмешиваться. Не решившись ни на то, ни на другое, она подумала, что не в праве как-то влиять на ситуацию и пусть все идет своим чередом. К тому же у каждого своя голова на плечах, и они уже далеко не дети…
Глава пятая
С этого дня Дмитрий Иванович преобразился на глазах: начал следить за собой, укоротил усы и бороду, тщательно начищал обувь, для чего использовал ваксу собственного приготовления; вывел множество пятен от растворов, оставивших следы на его костюме, применив опять же собственный рецепт, а созвездия больших и малых дыр, говоривших сами за себя о непростых отношениях хозяина костюма с химической наукой, он упросил зашить, хотя бы наспех, всеведущую в подобных делах Екатерину Ивановну. Хотя та и согласилась, но взяла с брата слово, что в ближайшее время тот закажет себе новый, более соответствующий профессорскому статусу, костюм.
Если дома он, по давно заведенной привычке, облачался в широкую суконную куртку, более подходящую провинциальному приказчику, а то и лакею, то теперь начал щеголять в белой сатиновой рубахе с косым воротом, выпущенной поверх штанов, перепоясанной кавказским ремнем с накладными серебряными пластинами. И ногти на руках, прежде имевшие неприятный желтый налет от многочисленных самокруток, он привел в божеский вид с помощью перекиси водорода и жесткой волосяной щетки. Плюс к этому взял за правило каждое утро требовать от кухарки кувшин с горячей водой для мытья своей запущенной шевелюры, к которой давно привыкли все его друзья и студенты. И неожиданные изменения Менделеева не остались для них незамеченными.
И что совсем было для них непостижимо, он сразу после окончания лекций спешил к себе на квартиру, вдруг стал покладист и даже добр к самым никудышным студентам на зачетах и экзаменах. Неожиданными изменениями, ни с того ни с сего случившимися вдруг с их любимым профессором, в первую очередь заинтересовались озадаченные сим фактом студенты, вообразив, естественно, согласно своему пониманию, нечто немыслимое. Они даже разбились на отдельные группки и коалиции, каждая из которых имела на то свое воззрение:
