Но как поступить? Императору советовать некому, один он, советчики хоть советуют, но и лукавят, думают каждый о своем. Если бы всех слушал, давно бы рухнула империя. Удивляются, как это он — Алексей умеет. А секрет один. Не избегать самых тяжких известий, выслушивать, а за укрывательство — строго карать. И не от одного выслушивать, сразу от нескольких, чтобы самому сравнить, сделать нужный расчет. Зная плохое, не дать себя запугать. Воля Божья — не на праздник, ее нужно угадать. И принять, пусть через испытание. Это, как огонь, нужно, значит, иди. Пройдешь и победишь, а станешь отступать — все равно настигнет и испепелит. Самому у кого совета спросить? Только Божья Мать на Влахерне может его дать. К ней припадал. Раз в году он брал в той церкви ванну. Сам, никого к себе не допускал. Сидел в воде, пока совсем не остывала, утирал все тело белой льняной тканью перед иконой, как сын утирается на глазах матери, а потом молился. Долго молился, босой, завернувшись в простыню. Сыном он был, она — заступницей. Ни одного важного дела не решал, не испросив совета. Единственный раз разгневался на Боэмунда, решил идти на него в поход. Уже войско собралось, стояло под церковью, а Она не разрешила. Занавеска с правой стороны иконостаса во время субботней заутрени распахивалась, и Богородица чудесным образом являла свой лик. А в тот день не явила. Алексей понял, не дает ему благословения на поход и без колебаний отправил войско назад. После оказалось, права была Заступница, нечего было ему воевать с Боэмундом, втягиваться в ссору с латинцами. Вот и Боэмунда черти слизали длинными языками, поделом ему — проклятому. Теперь можно с латинцами договариваться. Вчера явился ему Лик, долго держался на нем Ее взгляд. А он в ответ глаза поднять не мог, чтобы не разгневать Повелительницу нескромностью. Но волю Ее знал твердо, браться за переговоры.
Император опечалился. Он лишь начнет, а продолжать станет сын Иоанн. Твердо он решил передать ему трон, а не дочери Анне, как обещал жене. Еще душа его не успеет отлететь, услышит, как клянет Ирина его за обман. Собственная жена, а понять не хочет. Анна — дочь, умница, не по ней эта ноша, он убережет ее от власти и жизнь облегчит. Пусть книги пишет, вот ее занятие. Заблуждается, когда жаждет трона, думает, всегда так будет, как теперь. А ведь набросятся волки, еще отпеть его не успеют. Иоанн справится. За детей император был спокоен, а Ирина — вдова, перебесится по бабьи, поймет.
Но начинать с Иерусалимом нужно сейчас. Все время разговор вести. На равных, без обид. Они — сила, нужно помнить. А ведь сколько было на них напастей. Все казни египетские. Саранча летела несколько лет подряд из Аравии, объела все до последней травинки. Выжили. Землетрясение не далее как в позапрошлом году. Страшно трясло. От Антиохии одни камни остались, в летописях такого не найти. Мор, голод, опустевшие разрушенные города. Язычники — падкие на легкую добычу. Недавно только расчистили тропы в горах, восстановили движение. А если опять начнется. Отсюда и вопрос. Как посольство посылать? Морем опасно, а посуху? В горах завалить может, но если даже пройдут, неизвестно, как дальше сложится. Близ Антиохии шайки разбойников, нужно быть осторожным. И все таки нужно идти по суше. Флот снаряжать дороже и дольше, а опасность не меньше. С разбойниками, даст Бог, справятся. Сирийцы пока тихо сидят. Единственное утешение после того, как не сбылась заветная Алексеева мечта стравить латинян с Дамаском. И сделал немало для этого, но не удалось. Ничего, здесь не вышло, в другом сложится. Он — император знает — терпение нужно, упорство, без этого не бывает власти. Твердой руки. Но так же важно, не менее того — уметь остановиться. Как будто движешься во тьме наощупь, еще шаг, и не терпится, но нет. Затаился рядом кто-то невидимый. Поджидает. Вот и не ходи, отступи, подумай еще раз, может, это не рок, а судьба удержала на краю и нужно суметь остановиться. Мусульмане, как камни, нависают, пока по одному вытягиваешь из основания. Потянешь не тот, обрушишь сразу. И сидеть сложа руки нельзя, и действовать нужно осторожно.
Не удалось подчинить Иерусалим, пусть станет союзником. Кому поручить посольство? Варсофония знают, считают хитрецом. Ну, и пусть. Все равно лучше него нет. Будет послом, насиделся здесь, во дворце. В первую очередь, нужно узнать насчет венецианской политики. Дошло до того, что и здесь в империи они немало захватили, скупают землю, служат по своему обряду. Раскольники. Константинополь не минуешь, как дорогу не прокладывай. То ли в Индию, то ли в Китай, до самых границ мира. Да, он — император обещал не вмешиваться в купеческие дела, но ведь так не и заметишь, как трон из-под тебя утащат. Была Византия самой богатой, теперь, спустя двадцать лет нет уверенности. И ошибок он избежал. Но что им император, они чиновников покупают. Деньгами уводят власть. Сам он укреплял генуэзцев против Венеции, чтобы враждовали, Но теперь стали они сговариваться. Венеция — банкиры, флот. Собор подняли, недавно освятили — Святого Марка. Те, кто был, говорят богаче, чем София. Деньги теперь, вот главное. Пока они были у евреев, можно было особо не опасаться. Натравишь чернь для своей же выгоды. Немцы так делают. А что сейчас? Банкир с банкиром и без евреев договорятся, язык денег один. Алексею докладывали, в самой Палестине занялись скупкой золота и драгоценных камней. Если возьмутся за дело с разных сторон, о пиратах нынешних придется вспоминать с тоской. С пиратами справиться еще можно, а те задушат, разорят и сказать нечего.
Нужно менять политику. Итак, Варсофоний. Пусть берет церковников — лучших, кого захочет. Будем вести диспут. Латинян не убедить, упрямые, закостенелые в тупости и спеси. И не нужно. Важно спорить, поддерживать разговор. Станут слушать, уже половина выигрыша. А больше не нужно. Отвоевывать нужно по частям, а там Бог поможет. Напоминать о себе постоянно, советовать, поучать. И так время упущено. Слышал император, что ереси кочуют сквозь империю с юга на запад за море, к Папе в гости. Жаль, что медленно, но докатились уже и до них, посмотрим, как управятся. А нам нужно укреплять кафедру в Иерусалиме. Елена церковь там ставила. Константин там обратился. Орлов римских со знамен убрали, а крест поставили. Жива империя Богом и впредь так будет.
Кого кроме церковников? Варсофоний разберется на месте, а пока пусть возьмет верных людей. И не забудет франка. Одной ногой увяз, а другой скребет, хочет наружу. Пусть. Он — Алексей не мстителен. За измену накажет, но пока велел клятвой его не связывать. Такой сам пойдет, если захочет, или, наоборот, упрется, сколько его не приманивай.
Как пройти? Стражи он даст человек тридцать. Даже больше. Посольство, должны смотреться, как следует. Не жалко. Малоазийские армяне. Эти собираются со службы домой, пусть сквозь турецкие земли вместе пройдут. Хоть у турок теперь спокойнее всего, чуть что — сразу голову с плеч. Армяне доведут почти до Антиохии, больше от них требовать нельзя. А дальше? Вот мысль! Заранее нужно известить иерусалимских. Пусть вышлют своих навстречу. Кто еще? Паломники последние годы сходятся медленно, не то, что раньше, когда бродили по городу толпами, наводя на горожан смятение своей дикостью. Теперь больше морем до Иерусалима добираются, есть, где пристать. А сюда съехалось несколько рыцарей, рвущихся разбогатеть в тучных землях Палестины, а пока до того жалких, что императорскому глазу и смотреть на них противно. Но пришлось. Даже лошадей подарил, не ожидая ответной благодарности. Еще богатый старик тащился умирать в Святые места, десяток монахов латинского обряда, готовых при нужде взяться за оружие и две дамы. Те еще не решили, куда податься — то ли в монастырь, то ли на содержание. Были еще немцы, презираемые императором за варварство, но лучшие солдаты из всего этого бродячего воинства. Всех император расселил и кормил почти даром до нужного времени. Теперь пришла пора. Двух гонцов отправил порознь двадцать дней назад, известить о посольстве и просил встретить близ границ Иерусалимского королевства. С годами Алексей становился все более осторожен, хоть и прежде не считал предусмотрительность в серьезном деле излишней. Только теперь, когда все продумано, скомандовал выступать. Сам пришел, чтобы взглянуть издали, и остался доволен. Собрался большой караван, триста восемьдесят человек, так ему доложили. Еще два купца присоединились со своей охраной. В путь. Алексей перекрестил их вслед. С Богом.
Император вернулся во дворец, велел дочери придти. Хотел записать кое-что для памяти. А сам вспоминал и вспоминал. Более двадцати пяти лет прошло, как он на троне. С кем только не пришлось иметь дело. И с половцами, и с печенегами, и с турками, и с этими латинянами. И к каждому свой подход. А сколько изнутри пришлось вынести? Сколько смут, сколько распрей. Часто он сам и ссорил, чтобы служили ему вернее. Нельзя полагаться на человеческие добродетели — перекупят, а на слабости положиться можно. Знаешь недостаток, знаешь и цену. Откровенных подлецов он не держал. А вот хитрость, корыстолюбие — это ему не во вред. Такими можно управлять, если знаешь, кто на что способен. Потому он и сохранил империю, не дал расколоть, не отказался даже от малости. В империи так — начнешь отщипывать по кусочку и уже не знаешь, где остановиться. Все просят, все требуют. Так когда-то и было, а теперь нет. Для империи не военная неудача страшна, без этого не бывает, а слово. Один шепнет, другой повторит, поддакнет, вот и ересь. Кто-то и в тюрьму готов, сам просится, лишь бы прозвучать на миру. Нет, не будет для таких легкой, почетной смерти. Хочешь — служи отечеству, а не хочешь… тут каждому свое. Пройдет пару лет, он и Василия — смутьяна выпустит и направит по римской дорожке. Езжай к Папе, там проповедуй. А он посодействует.
