Экзамены — важнейшая часть школьного образования, в каком то смысле венец учебы, наполненный множеством смыслов. Принятый в нашей школе экзамен в форме диалога — и в письменной форме, и в разговоре школьника с комиссией — был нашим национальным достоянием. Он позволял оценить и запас усвоенных школьником знаний и, что более важно, владение навыками познавательной деятельности. При этом диалог позволял отсеять «шум» несущественных недочетов или слабостей ученика, которые могут быть легко устранены в ходе интеллектуальной тренировки. Такой экзамен активно выискивал в общей массе подростков, способных и устремленных к знанию и творчеству. Именно это открыло доступ к высшему образованию в лучших вузах страны способной молодежи из глубинки. Их знания и умения не подвергались той шлифовке, которую дают столичные школы и репетиторы, но экзамен в режиме диалога нейтрализовал этот фактор. ЕГЭ эту возможность устраняет.92
Замена старого типа экзаменов на ЕГЭ, скопированную по американским образцам методику ответа на формальные тесты, кардинально изменит сам тип программ обучения и тип мышления школьников. Оно отучит их рассуждать. На обсуждении экспериментов педагоги подчеркивали, что ЕГЭ сводит всю многоцелевую программу образования к минимуму, «выталкивая» из школы анализ, развитие способности рассуждать, логически мыслить и аргументировать свою позицию. Тех, кто мог в 90-е годы, как преподаватель, сравнивать нашу школу с западными, где давно перешли на такой экзамен, потрясала невероятная эффективность этого метода в оглуплении детей.
В статье «Антинаучная революция и математика» академик В. И. Арнольд пишет: «Особенно опасна тенденция изгнания всех доказательств из школьного обучения… Тот, кто в школе не научился искусству доказательства, не способен отличить правильное рассуждение от неправильного. Такими людьми легко манипулировать безответственным политикам. Результатом могут стать массовый гипноз и социальные потрясения» [24].
Ориентация на знание массы разрозненных фактов, провоцируемая ЕГЭ, лишит школу установки на систематизированные знания, устранит из программ обучение логическому обоснованию изучаемых понятий и представлений, сделает ненужным формирование целостной картины мира. Именно целостное представление о предмете, умение анализировать и находить внутреннюю логику процессов отличало выпускников советской школы от их западных сверстников. Именно поэтому так были востребованы на Западе советские и прошедшие еще советскую школу российские специалисты и ученые. И именно эти содержательные стороны российской школы будет подавлять тестирование.
Вот суждение авторитетного западного эксперта. 7 апреля 2008 года состоялась встреча преподавателей и учащихся Московского центра непрерывного математического образования с Ричардом Стивенсом, старшим вице-президентом по управлению персоналом корпорации «Боинг». Речь пошла о разнице в математическом образовании в России и США, в особенности, об уровне строгости преподавания математики. В России начинают учить классической математике с 12-летнего возраста, а в США — только с 18-го. Р. Стивенс ответил, что это очень важный вопрос. Сам он начал заниматься математикой в 12 лет и считает, что наука является важной составной частью образовательной системы, но все меньше и меньше американских родителей понимает и разделяет ценности преподавания фундаментальной науки.
Затем его спросили, как он относится к тестовым методам обучения и экзаменов (типа ЕГЭ). Он также оценил эту проблему как очень важную (сам он даже написал ряд книг по этому поводу). По его словам, есть большая разница между знанием, которое поддается быстрому и легкому переносу (knowledge transfer) и усвоение которого может быть проверено тестами типа ЕГЭ, и освоением фундаментальных понятий и концепций (learning concepts), навыком их применения к решению новых задач.
Вице-президент «Боинга» рассказал, что его компания попыталась оценить, насколько эффективность ее сотрудников с дипломы магистров и бакалавров зависит от типа образования, которое они получили. Вывод его таков: «Мы установили, что те студенты, которые изучали learning concepts и их применение к решению реальных проблем, работают гораздо лучше в промышленности, чем те, которые учились по тестовой системе» [70].
Плохим признаком является тот факт, что внедрение ЕГЭ, которое должно было бы стать вопросом национальной повестки дня, происходят при явно недостаточной информированности общества и при полном отсутствии общественного диалога. Критические замечания педагогической и научной общественности и даже влиятельных политиков просто игнорируются Министерством, на них не дается никаких содержательных ответов по существу.93
Фонд «Общественное мнение» трижды проводил опросы об отношении к ЕГЭ (в 2005, 2007 и 2008 тт.). Последний опрос проведен в 46 регионах России 12-13 июля 2008 г. Он показал, что лишь 39% россиян знают о введении в школах новой системы аттестации выпускников. Динамика отношения к ЕГЭ неблагоприятна, сегодня его одобрительно воспринимают 18 %, неодобрительно — 36 % опрошенных (остальные затруднились ответить либо не отвечали на данный вопрос в силу полной неосведомленности о ЕГЭ). Закон, по которому с 2009 года по ряду предметов ЕГЭ будет обязательным для выпускников всех российских школ, граждане воспринимают скорее неодобрительно. Однозначно его поддержали 11 %, а 54 % считают, что у выпускников должно быть право выбора: сдавать экзамены в форме ЕГЭ или по прежней системе.
Важнейшей частью школьной реформы как части общей трансформации российского общества, стала смена установок в воспитании детей и подростков. Одним из направлений в программе «смены менталитета общества через школы» заняла сексуальная революция. Разрушая отрицательное отношение к демонстративной половой распущенности и проституции, бывшее в советском обществе важным нравственным стереотипом, пресса расшатывала «культурное ядро» общества. Отвержение признанных ранее в обществе запретов — важное изменение всего жизнеустройства. Юристы и психологи пишут в 1991 г.: «Подростки потеряли интерес к привычным общественным ценностям и институтам, традиционным формам проведения досуга. Они больше не доверяют миру взрослых. Не случайно стремительно растет армия ничем не занятых подростков (с 1984 г. она увеличилась в шесть раз). В пресловутых молодежных „тусовках“ неминуемо наступает сексуальная деморализация несовершеннолетних девушек» [21].
Это изменение в жизни подростков школьного возраста отражается в динамике заболевания девочек 15-17 лет сифилисом. Она представлена на рис. 13. Данные после 1996 г. неинформативны, поскольку с появлением частной врачебной практики лечения венерических болезней перестала действовать существовавшая в СССР система государственной регистрации заболеваний.94 Ухудшилось и положение с выявлением источников заражения. В 1990 г. по 60,2 % случаев впервые установленного заболевания сифилисом были выявлены и привлечены к лечению лица, ставшие источником заражения, в 2004 г. 20,2 % и в 2006 г. 20,7 %.
Рис. 13. Заболеваемость подростков (девочек) в возрасте 15-17 лет сифилисом в РСФСР и РФ (выявлено больных на 100 000 населения)
Социологи из Академии МВД в 1992 г. констатировали: «Росту проституции, наряду с социально-экономическими, по нашему глубокому убеждению, способствовали и другие факторы, в частности воздействие средств массовой информации. Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и пр… Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек. Примечательны в этом отношении результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 г., согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных» [85].
В 2003 г. в Петербурге возникла напряженность в связи с выпуском в продажу видеофильма «Школьница-2». В анонсе на обложке кассеты говорилось: «Старшеклассница приходит в новую школу… У нее все при всем в смысле внешности. В новой школе своеобразные педагогические приемы, в чем новенькая убеждается в первый же день на переменках.
Для получения достойных отметок нужно для начала сексуально удовлетворить педсостав. А потом был день рождения одноклассника, где она уже по-настоящему вливается в коллектив».
Шок вызвал тот факт; что съемки фильма проводились в конкретной школе № 193 в Гродненском переулке Центрального района Петербурга. Ученики и их родители увидели на экране знакомые кабинеты и классы, стенгазету на стене, выставку детских рисунков. Увидели парты и столы, на которых разыгрывались порнографические сцены. Когда возмущенные родители пришли в школу и пригласили педагогов тоже просмотреть фильм, то многие из учителей плакали, а с некоторыми был сердечный приступ. Плакали не только от оскорбления, но и от бессилия [87].
