улицах, во всех трактирах, где пожилые горожане шумно воевали над пивными кружками:
Ах, Бисмарк, лысая башка!
Вся слава — на три волоска,
В три волоска вплели венок,
Не потеряй, смотри, дружок!
9
Наконец-то, наконец события начали разворачиваться. В середине июня газеты сообщили, что пруссаки вторглись в Саксонию и что вечером к пражскому вокзалу подойдет первый транспорт с ранеными. Каменный мост над путями грозил рухнуть под тяжестью толп, и если раненые саксонцы избежали смерти на поле боя, то теперь их вполне могли смять на пражских улицах. Бедняги были ошеломлены восторженной встречей, не понимали, за что их так чествуют пражане, и пражане этого тоже не понимали. А на другой день в Прагу прибыл саксонский король Иоганн и остановился в отеле «У золотого ангела» на Целетной улице, где за несколько дней перед тем поселилось его семейство — королева с необозримой толпой принцесс и принцев, а также государственный министр Саксонии барон фон Бойст, роковой человек, которому удалось уничтожить Саксонию, сделав ее союзницей Австрии в войне с Пруссией и которого, как мы увидим далее, ждала еще одна роковая роль, а именно уничтожение Австрии.
В следующие дни на улицах Праги появились бледно-голубые мундиры саксонских солдат — уже не раненых, здоровых, вполне боеспособных; тогда в городе воцарилась напряженная, невыносимая тишина. Что происходит? Вошли ли пруссаки в Чехию? Мы побеждаем? Или терпим поражение? Газеты молчали. Двадцать пятого июня пришла весть о том, что австрийская армия одержала победу в Италии под Кустоццей; во второй половине дня в специальном выпуске была опубликована телеграмма о продвижении пруссаков по территории Чехии.
Итак, стало по крайней мере ясно, что пруссаки перешли пограничные горы и Бенедек не отразил врага. Но он, без сомнения, поступил так умышленно, чтобы заманить пруссаков в ловушку и там истребить, уничтожить, превратить в кашу, изрубить в котлету — вместо того чтобы (гениальный стратег!) просто отогнать их от границы и дать неприятелю, невредимому, лишь слегка поцарапанному, возможность собраться с силами и ударить вторично. Бенедек, твердила толпа, он себе на уме, верьте ему, старая лиса хорошо знает, что делает, да и наши ребята не лыком шиты. И в самом деле — уже вечером подоспело известие, будто где-то под Мниховым Градиштем произошла битва и неприятель частью побит, частью взят в плен, причем до последнего человека.
Днем позже все эти слухи были подтверждены первыми телеграммами о победах австрийского оружия. «День закончился в нашу пользу!» — извещали официальные афиши, вывешенные на заборах. «Сражение было великолепно. Иозефов, 26 июня в 5 часов пополудни». На другое утро: «Сражение в окрестностях Скалице и Находа решительно благоприятно для нас. К 11 часам успех безусловно склонялся на сторону австрийцев». Через несколько часов: «Пардубице, 27 июня. Наши войска отразили неприятеля и заставили его отступить. Сегодня утром между Находом и Скалицей произошла битва против 60000 пруссаков. Наши побеждают». И — на другой день: «Вчерашняя битва под Находом была весьма тяжелой. Победа за нашими войсками. Пруссаки отражены и отброшены за границу. Их потери значительны».
Нельзя было не верить столь определенным сообщениям. Отзвуки ликования пражских улиц были слышны даже на вершине Петршинского холма. Австрийское оружие одержало победу на чешской земле, благодаря чешским войскам. Теперь-то уж венское правительство не посмеет больше игнорировать права чешского народа и отклонять чешские требования, теперь-то мы дождемся автономии, теперь-то Вена поймет наконец, как мы нужны и важны. С конца июня тысяча восемьсот шестьдесят шестого года, с этого славного исторического месяца начнется жизнь нашего народа, — жизнь полная, ничем не ограниченная, в одном ряду со всеми цивилизованными и свободными европейскими народами; только теперь, почти через двести пятьдесят лет, будут устранены последствия нашего поражения на Белой горе. Такое мнение разделяли самые заядлые скептики, самые недоверчивые пессимисты. Невозможно было не заразиться всеобщим радостным опьянением. Театры — и чешский и немецкий — объявили в тот вечер бесплатное представление. Оба здания ломились от публики, но играть было нельзя, зрительный зал то и дело разражался кликами в честь победителей.
Однако в последующие дни известия не поступали, газеты печатали только какие-то побасенки, вроде того, что будто бы в бою под Находом один солдат в разгар атаки увидел вдруг в траве четырехлистник клевера, поддался искушению и наклонился сорвать его, а в этот самый момент над головой его просвистела пуля, и так обыкновенный клеверный четырехлистник спас его молодую жизнь. Или о том, что будто в Иозефовский лазарет принесли тяжело раненного драгунского офицера, некоего В. фон Г., вместе с его спасителем — собакой. Дело было так: после битвы В. фон Г. пропал без вести, и его верный слуга отправился искать его на поле боя с не менее верной собакой, которая, руководясь безошибочным инстинктом и нюхом, нашла тяжело раненного хозяина под грудой мертвых тел. Самое трогательное и занимательное во всей этой истории было то, что совершенно то же самое приключилось с господином В. фон Г. семь лет тому назад, в бою под Сольферино: он так же был ранен и завален трупами и так же разыскан исключительно благодаря своей собаке.
Событие весьма утешительное, но встревоженный народ требовал более содержательных и серьезных сообщений и не удовлетворился ни на другой день, когда газеты оповестили, что дух нашего доблестного войска чрезвычайно высок, ни тогда, когда кардинал князь Шварценберг устроил великолепный крестный ход, дабы испросить у неба победу австрийскому оружию. Улицы примолкли. «Ты что-нибудь знаешь? Слыхал что-нибудь новое?» — «Нет. А ты?» Таким шепотом сменились крики о победах «наших ребят». Тягостная неизвестность охватила притихший город. Быть может, неприятель отступает, может, собирает свои рассеянные части, уклоняется от боя, не давая нашим войскам стяжать новую славу? А может быть, после блестящих успехов наши ребята выбились из сил и счастье временно склонилось на сторону пруссаков; но может быть и так — это даже правдоподобно, — что сообщения о наших победах были преувеличены, они вовсе не были столь блестящи и несомненны, как нам пытались внушить власти.
Так рассуждали, в этом искали объяснения самые мрачные пессимисты. И никому не приходило в голову, никто не предполагал, никто не допускал и тени подозрения, что известия о победах были не преувеличены, а выдуманы от начала до конца, что австрийская армия разгромлена и разбита повсюду, где бы она ни встретилась с неприятелем — под Находом и Чешской Скалицей, под Мниховым Градиштем и Ичином, у
