– Ты и вправду считаешь, что король в Лондоне? – наконец произнесла она.
– Более того, секретарь графа фон Крамма интересовался в министерстве иностранных дел, имеется ли в Лондоне специалист по особым делам, к которому можно обратиться за помощью.
– Что за специалист ему понадобился?
– Не знаю. Но его направили к Шерлоку Холмсу, проживающему по адресу: Бейкер-стрит, двести двадцать один би.
Ирен очень медленно опустилась на стульчик, будто бы опасаясь, что он в последний момент растает в воздухе.
– Шерлок Холмс… Я бы многое отдала, чтобы встретиться с этим джентльменом, сойтись с ним лицом к лицу и узнать, кто из нас двоих умнее. Но я не готова состязаться одновременно и с ним, и с королем. Годфри, ну почему жизнь порой бывает так несправедлива? – Она стукнула кулаком по клавишам.
– Она всегда несправедлива, Ирен. Что будем делать?
Некоторое время подруга смотрела на свои руки. Мне было сложно поверить, что вчера вечером эти бледные изящные пальчики с аккуратно подстриженными, чтобы удобнее было играть на фортепьяно, ногтями разгребали землю в саду мистера Уайльда.
Ирен будто вся съежилась. Голос – ее оружие, ее гордость, средство воздействия на окружающих, – охрип и сел, а призрак прошлого, некогда внушавший столько надежд, теперь материализовался, грозя разрушить ее мир. Ирен подняла поникшую голову, словно прочитала мои мысли.
– Что будем делать? Идем в гостиную.
Мы с Годфри обеспокоенно переглянулись. Несмотря на тревожные вести, Ирен по-прежнему хранила самообладание и держалась уверенно. Послушно проследовав за ней, мы увидели, как она встала у книжного шкафа.
– Ты обещал прочесть роман своей матери, – сказала она Годфри. – Бери.
В ее голосе чувствовалось едва заметное напряжение, даже надрыв, но Годфри, как и большинство мужчин, оказался глух к таким тонкостям.
– Ирен, сейчас не время для романов. Весьма вероятно, история, главной героиней которой являешься ты, в данный момент стремительно приближается к печальному финалу.
– Забудь обо всем. Я хочу, чтобы ты взял в руки книгу матери.
Мы с Годфри удивленно уставились на невзрачный коричневый корешок на полке.
Наконец Нортон почувствовал волнение в голосе Ирен:
– Послушай, это какая-то нелепость. Нам надо разработать план действий. Быть может, тебе нужно как можно скорее уехать из Лондона.
– Годфри, я умоляю тебя! – Ирен зажмурилась. Ее голос дрогнул. – Я хочу, чтобы ты взял роман своей матери! Поверь, это крайне для меня важно. Бери его! Ну же!
Адвокат шагнул к книжному шкафу с решимостью дуэлянта и резким движением выдернул с полки книгу. Послышался частый стук, напомнивший звук падающих капель дождя или топот мышиных ножек. Из прорехи между книгами что-то ярко сверкнуло. Сперва мне показалось, что с полки свисает нить католических четок, поблескивающая хрустальными шариками. Меня подвела близорукость и детские годы, проведенные в церкви.
Будто бы во сне, Годфри медленно поднял руку, словно хотел отвести в сторону невидимую паутину. Адвокат потянул на себя нить искрящегося света. Снова раздалось постукивание. На свет появлялись новые и новые сгустки света, устремившиеся потоком на нижнюю полку, а нить все не кончалась…
Как лунатик, я на нетвердых ногах подошла к шкафу. Оказалось, что сверкающие градины вовсе не из хрусталя. Передо мной были алмазы… Бриллиантовый пояс.
На ресницах Ирен поблескивали слезы – слезы едва сдерживаемого торжества.
– Годфри, я хотела устроить тебе сюрприз, а ты никак не хотел мне подыграть. Я была права – ключом к разгадке действительно был роман твоей матери. Ты и сам бы это понял, если бы его прочел. «Клорис с перепутья», понимаешь? На перепутье среди вересковых полей Клорис рассталась со своим возлюбленным, на перепутье она встретила короля, на перепутье призывала крестьян к восстанию. Именно на перепутье в конце романа умер ее бессердечный отец, цепляясь руками за стоявший там каменный кельтский крест, под которым были погребены семейные драгоценности. Твоя мать написала этот роман, когда жила в доме, где мы прошлым вечером были в гостях. Мы с Нелл отыскали Бриллиантовый пояс, который был погребен под кельтским крестом, вдохновившим, пусть и совсем по-разному, и твою мать, и твоего отца. Пожалуй, этот крест – единственное, кроме детей, что их объединяло.
Она устало замолчала, а Годфри, лишившись дара речи, все рассматривал лежащую на его ладонях нить, полыхающую белым пламенем.
– Какая красота, Ирен. Какое великолепие. Нелл? – Он протянул мне сверкающую цепь, и я завороженно подошла поближе.
От украшения буквально веяло древностью. Несмотря на то, что бриллианты были огранены на старый французский манер, это нисколько не умаляло красоты пояса. Мы с трепетом глядели на один из последних отблесков прошлой, канувшей в лету эпохи.
Наконец Годфри нашел в себе силы оторвать взгляд от пояса и ошеломленно посмотрел на Адлер:
– Я решил, что вчера вечером тебе так ничего и не удалось найти. Ты выглядела такой подавленной…
Теперь настал черед удивляться моей подруге.
– Ты… ты рассчитывал, что я найду пояс? И когда ты обо всем догадался? Неужели когда я предложила сыграть в охоту на мусор? Поверить не могу!
– И тем не менее, это так. Я прекрасно знал, зачем ты предложила сыграть именно в эту игру и именно там, в доме у Оскара Уайльда.
– Годфри! Ты не наделен даром предвиденья. Ты не Шерлок Холмс. Как ты догадался? – вскричала она.
– Ирен, ты окончательно сорвешь себе голос, – робко вставила я.
– Тихо, Нелл! – прервала она меня и вновь, словно разъяренная львица, повернулась к Годфри: – Я спрашиваю, как ты обо всем догадался?
– Я просто-напросто воспользовался твоим советом: несколько дней назад я просмотрел роман, написанный моей матерью. Когда ты отправилась в Челси, я решил, что тебе известно, где именно находится кельтский крест.
– Но почему ты мне ничего не сказал? Почему ни о чем не спросил вчера вечером?
Он робко пожал плечами:
– Мне захотелось, чтобы ты нашла сокровище сама, и потому я не стал портить тебе удовольствие.
– Удовольствие? – каркнула я, вспомнив вчерашние раскопки в кромешной тьме.
Ирен отшатнулась:
– Но я… я могла скрыть от тебя находку. Я даже Нелл ничего не стала говорить. Я могла уехать из Лондона, как ты мне только что посоветовал, и оставить пояс себе. Ты бы его даже и не увидел.
– Стоит ли горевать об утрате того, что никогда не имел? – улыбнулся Годфри. – Ведь именно поэтому так упорствует король Богемии. Он знает, что ему никогда не вернуть тебя. Фотография, что ты прячешь, не просто угроза его будущему, она напоминание о том, что он навсегда потерял.
Взяв в руки бриллианты, блеснувшие на его ладонях словно капли росы, он протянул их Ирен:
– А это печальное напоминание о том, как мой отец, позабыв о чести, гонялся за земными радостями и удовольствиями, пожертвовав ради них своим добрым именем. Что ж, я увидел Бриллиантовый пояс, мне этого довольно. Мне он не нужен. Как, думаю, и тебе. Ведь ты и так уже победила, отыскав его.
Ирен, задумавшись, воззрилась на бриллианты:
– Я и представить не могла, что блеск этого сокровища померкнет для меня столь быстро. Я надеялась, что ты сам отыщешь пояс и оставишь его себе. Мне хотелось вернуть тебе то, что, как ты считал, по праву принадлежит тебе. И вот теперь я вижу, что из моей затеи ничего не вышло. Я придавала поясу куда большее значение, чем ты. В итоге я отдала тебе то, что тебе, оказывается, не особенно и нужно.
– Быть может, ты все же способна подарить мне то, чего я так жажду, – промолвил Годфри.
Ирен оторвала взгляд от Бриллиантового пояса и озадаченно посмотрела на адвоката.
– Для начала, милая Ирен, – молвил он, – мне хочется, чтобы ты поберегла свой голос.
Впервые за все время моего знакомства с Ирен я быстрее подруги сообразила, что именно вот-вот должно произойти.
Прижав руки к груди, я прикусила язык и, немного помедлив, тихонько выбежала из комнаты.
Ни он, ни она не обратили на меня внимания. Повернувшись, чтобы затворить за собой дверь, я мельком увидела, как Бриллиантовый пояс упал на мягкий турецкий ковер, а Годфри, не отрывая глаз от Ирен, идет к моей подруге.
Отыскав миссис Ситон, я велела ей ни при каких обстоятельствах не заходить в гостиную, после чего удалилась к себе в комнату, где, смочив в холодной воде полотенце, положила его себе на лоб. Я чувствовала, что надвигается сильнейший приступ мигрени.
Глава тридцать третья
Дымовая завеса
На следующее утро я спустилась к завтраку с дикой головной болью. Невероятно, но вскоре она стала еще сильнее. Есть мне совершенно не хотелось и, ограничившись лишь чашкой чая, я проследовала в музыкальную комнату, где обнаружила Ирен, с обожанием глядевшую на фортепьяно, к которому некогда она наотрез отказывалась прикасаться.
