Возможно, невероятную мысль о том, что императрица Александра Федоровна была как-то связана с германской разведкой, разделяли даже члены царской семьи, некоторые из них выражали это мнение публично (выше уже упоминалось знаменитое интервью великого князя Кирилла Владимировича). И А.А. Вырубова в своих мемуарах так описывала позицию вдовствующей императрицы Марии Федоровны: «Вдовствующая императрица… была к этому времени охвачена манией немецкого шпионажа, в котором замешаны Государыня и Распутин, не говоря уже обо мне. Она верила всей сплетенной вокруг этого лжи и, как могла, противилась решению Государя взять на себя верховное командование армией»770. Это интересное мемуарное свидетельство не подтверждается целиком другими источниками. Однако известно, что вдовствующая императрица Мария Федоровна действительно несколько раз пыталась отговорить императора от плана сместить великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего, она – справедливо или нет – считала императрицу Александру Федоровну инициатором этого смещения, отношение ее к невестке значительно ухудшилось после окончательного принятия данного решения. Свое мнение она не скрывала от некоторых влиятельных аристократов и бюрократов. Это же, в свою очередь, могло влиять на распространение слухов о шпионаже молодой императрицы.
Уверенность многих представителей российской политической элиты в том, что информация об измене императрицы не является просто вымыслом, передавалась и видным дипломатам союзных стран, членам всевозможных иностранных миссий, информировавших свои правительства соответствующим образом. Член английского парламента майор Д. Дэвис, посетивший Петроград еще до революции, в начале 1917 года в составе британской дипломатической миссии, отмечал в своем секретном докладе (с его содержанием ознакомили английского короля и членов кабинета): «Царица, справедливо или нет, считается агентом германского правительства». Он рекомендовал «всеми возможными способами» убедить императрицу покинуть страну и вплоть до завершения войны гостить в какой-либо союзной стране. Дэвис также писал об укорененности германского шпионажа в высших сферах России: «…нет сомнений, что враг постоянно информируется о каждом передвижении и плане операций. В результате никакая серьезная информация не может быть сохранена в секрете, и это постоянно следует иметь в виду при переговорах с русскими властями»771.
Слухи о тайных связях царицы с врагом влияли на судьбы людей. В дни Февральской революции был арестован жандармский полковник, служивший на пограничной с Финляндией железнодорожной станции Белоостров. Причиной его задержания были показания другого жандармского офицера, утверждавшего, что полковник и его жена якобы способствовали свободному передвижению за границу специальных курьеров императрицы Александры Федоровны, провозивших ее секретные пакеты в Германию и доставлявших ей тайную корреспонденцию из Германии. Очевидно, эти обвинения не подтвердились, ибо полковник был вскоре освобожден из-под ареста772.
Однако слухи об измене царицы получили еще большее распространение после Февраля. Историк С.Б. Веселовский записал в своем дневнике 2 марта 1917 года: «…последней каплей, истощившей терпение, было нахождение документов по сношению царицы с Германией о сдаче Риги»773. Никаких документов такого рода в действительности не было обнаружено. Но показательно, что даже тонкий исследователь русского прошлого, в силу своей профессиональной подготовки критически относившийся к историческим источникам, был искренне убежден в существовании официальных документов, полностью подтверждающих измену императрицы. Возможно, информацию Веселовский почерпнул из упоминавшихся выше публикаций, в которых говорилось об имевшей якобы место реакции гвардейских офицеров на некие планы сдачи врагу Риги.
3. Правление императрицы
Накануне революции в аристократических столичных салонах передавали стихотворение:
Все, что видишь сейчас, – не к добру,Это в шахматах часто бывает.Королева ведет всю игру.А король – просто мат получает774.
Игра слов в последней строке подчеркивала невыигрышное положение монарха: он и поносится всеми, и обречен на поражение вследствие действий своей супруги, которая-то в действительности и «ведет всю игру». В этом стихотворении нашли отражение слухи о том, что царица Александра Федоровна является истинной правительницей страны, определяя политический курс страны помимо своего супруга. Но могли бы такие слухи распространяться без ее новых политических претензий, которые проявились во время войны?
В 1904 году императрица скромно полагала, что жена царя никак не сможет стать настоящим помощником своему мужу-самодержцу в сложных делах государственного управления. 26 июля она писала Николаю II: «Он [великий князь Михаил Александрович. – Б.К.] должен больше тебе помогать, твой единственный брат – ведь ты так одинок. Как ни дорога жена, она тем не менее не может стать таким же товарищем – она иначе мыслит, а хотелось бы, чтобы так же…»775
Однако во время Мировой войны непосредственное вмешательство царицы Александры Федоровны в государственные дела крайне возросло. Особенно это проявилось после того, как император в августе 1915 года принял на себя командование и надолго уезжал в Ставку. В разделе «Придворные известия» столичные газеты сообщали: «23 августа в Царское Село выезжал председатель совета министров статс-секретарь И.Л. Горемыкин»776. Читатель мог понять, что в отсутствие царя доклады главы правительства будет принимать императрица. Было известно, что царица принимала и других министров – далеко не всем людям даже весьма консервативных политических взглядов такое положение могло нравиться.
Общественное же мнение еще более преувеличивало политическую роль императрицы. Настроения такого рода нашли отражение в мемуарах М.В. Родзянко, председатель Государственной думы вспоминал: «Государь уехал в армию, а делами внутренней политики стала распоряжаться императрица. Министры, особенно И.Л. Горемыкин, ездили к ней с докладами, и создавалось впечатление, что она негласно была назначена регентшей»777. Как видим, представление о том, что царица «стала распоряжаться» делами внутренней политики, автор воспоминаний сохранил и впоследствии, хотя оно и не вполне соответствовало действительности.
В годы войны слухи о «правлении императрицы», дополнявшиеся всевозможными слухами о влиянии Распутина, раздражали даже людей монархических взглядов. Публицист Л.А. Тихомиров записал 2 января 1916 года в своем дневнике:
Государь дал очень энергичный новогодний приказ по армии. Конечно, так и нужно говорить. Но насколько он сам верит своему оптимизму – вопрос иной. Я думаю, он получше нас знает, что наше положение весьма ненадежное.
Вот чего он, вероятно, не знает – как громко стали говорить о его Августейшей супруге. Рассказывал Н. недавно, как, ехавши по траму (в трамвае. – Б.К.) (в Петрограде), его знакомый слыхал слова одного из публики: «А уж нашу Матушку Царицу давно бы пора заключить в монастырь». Рассказами о Гришке полна Россия. Так, еще недавно слыхал уверения, что Хвостов назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, но это не изменяет результатов. Как прежде – очень давно, в начале Царствования – общий голос был, что Царица держится в стороне от государственных дел, так теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…778
Действительное и предполагаемое вмешательство императрицы в государственные дела нарушало установившиеся давние традиции управления правительством и роняло авторитет Николая II. Как видим, слухи о влиянии царицы подтверждали распространенное мнение о неведении, некомпетентности императора. Подобное положение беспокоило многих преданных друзей царской семьи, иногда даже сама императрица Александра Федоровна осознавала опасности, вызванные ее новой политической ролью. Но все же она считала необходимым продолжать свое участие в большой политике и государственном управлении. 14 сентября 1915 года императрица писала царю, находившемуся в Ставке:
Некоторые сердятся, что я вмешиваюсь в дела, но моя обязанность – тебе помогать. Даже и в этом меня осуждают некоторые министры и общество; они все критикуют, а сами занимаются делами, которые их совсем не касаются. Таков уж бестолковый свет! Я уверена, что ты слышишь гораздо меньше сплетен в ставке, и благодарю Бога за это779.
