Накануне отъезда генерал вызвал своего офицера по особым поручениям.
- Вы были в Париже, Гольдринг?
- Нет.
- А что бы вы ответили на мое предложение поехать туда недели на две?
- Я был бы благодарен, герр генерал, дважды. Это даст мне возможность повидать "столицу мира", как называют Париж, а главное, еще раз убедиться в вашем хорошем ко мне отношении.
- По-моему, барон, вам надо было избрать дипломатическую карьеру,пошутил генерал.- Дело вот в чем: в Париже открываются двухнедельные курсы для офицеров представителей штабов дивизии, отдельных полков и особых батальонов по изучению новых способов противотанковой обороны. Вы поедете на эти курсы, чтобы потом передать свои знания офицерам дивизии. Занятия рассчитаны на три часа в день. Перегружены вы не будете, хотя именно это меня немного тревожит...
- Осмелюсь спросить, почему, герр генерал?
- Потому, что вы уж больно молоды, а парижанки очаровательны.
- У меня есть невеста, генерал...
- Припоминаю, вы мне говорили... Так вот, сегодня вы собираетесь, получаете документы, а завтра выедем вместе. Хотя занятия на курсах начнутся через несколько дней, но я хочу, чтобы вы поехали со мной, я буду рад такому приятному попутчику, да и не нужно брать охраны. Кстати, сразу же после, моего возвращения дивизию могут перебросить на Атлантический вал. Устраивайтесь так, чтобы в случае необходимости вы смогли выехать из Парижа прямо туда.
- Может быть, приказать моему денщику, чтобы он на машине тоже двинулся в Париж?
- Конечно, это будет очень удобно для вас.
"Вот и настал час разлуки с Моникой",- грустно думал Генрих, сидя у стола Лютца, который готовил ему необходимые документы.
Генрих позвонил Кубису.
- Я хотел бы видеть вас, гауптман... Чем скорее, тем лучше. Через десять минут я буду дома.
Когда Генрих пришел в гостиницу, Кубис был уже там.
- Что случилось?- спросил он встревоженно.
- Ничего, кроме того, что я на некоторое время уезжаю в Париж.
- Вы родились в рубашке, барон. И если вы позвали меня, чтобы выслушать мои поручения, то привезите мне из Парижа десять бутылок вина на свой вкус, в который я верю, как в свой, а также морфий и хороших сигар.
- Все это вы получите, но при одном условии. Вы примете все меры, чтобы с мадемуазель Моникой ничего не случилось. Вы понимаете?
- Ни один волосок не упадет с ее головы.
- А если Миллер захочет поговорить с ней, вы немедленно телеграфируете мне.
- Адрес?
- Пока: центральный телеграф, до востребования. А вскоре я телеграфирую вам адрес, как только его узнаю.
- Будет исполнено, мой барон и благодетель.
- А чтоб вы не оправдывались тем, что у вас не хватило денег на телеграмму, вот вам сто пятьдесят марок.
- Майн гот, матка бозка, как говорят поляки! Да после этого я готов телеграфировать хоть каждый день, даже о том, в порядке ли желудок мадемуазель.
- Оставьте глупые шутки! Лучше пойдем выпьем по бокалу шампанского. Возможно, мы уже не увидимся до отъезда. Миллеру сегодня не говорите о моем отъезде, я сам скажу ему об этом утром.
Выпив с Кубисом по бокалу шампанского и заказав ужин на троих, Генрих поднялся к себе.
Курт был иа седьмом небе, когда узнал, что поедет на машине в Париж.
- Я так боюсь, когда вы уезжаете, а я остаюсь здесь,признался он.
- Боишься, что Миллер снова вызовет на допрос?
- Да,- серьезно ответил Курт.
- Можешь выезжать завтра утром. Было бы хорошо, чтобы до моего прибытия в Париж ты уже был там. Вечер Генрих провел в компании Моники и Лютца. Но прощальная вечеринка вышла не такой, о какой думал Генрих. Моника, словно предчувствуя разлуку, была, печальна и едва улыбалась на шутки Лютца. Да и настроение Генриха ухудшалось с каждой минутой. Такой маленькой, беззащитной казалась ему сейчас Моника.
Посидев часа полтора, Лютц сослался на бумаги, которые он должен завтра рано-рано подготовить генералу, и распрощался.
- Когда ты едешь, Генрих?- вдруг спросила Моника, когда они остались одни.
- Ты знаешь?
- Мне сказал Курт,- укоризненно проговорила девушка.
- Я не хотел говорить сегодня, чтобы заранее не огорчать тебя.
- А вышло хуже! Мне стало так больно, когда Курт случайно...
- Прости меня за это! Я хотел, чтобы ты осталась в моей памяти веселой. Тогда бы я не так тревожился о тебе! Ты выполнишь мою просьбу? Я хочу, чтобы на время моего отъезда тебя не было в Сен-Реми.
- В котором часу ты едешь?
- Завтра в четыре дня.
- Обещаю, что вечером меня уже не будет в Сен-Реми.
- Тогда я буду спокоен. А как только вернусь, тотчас попрошу мадам Тарваль сообщить тебе...
- О Генрих! Мне кажется, что мы расстаемся навсегда!- грустно вырвалось у Моники.
- Не надо, любимая, умоляю тебя, не надо! Иначе я тоже совсем раскисну, а мне всегда надо быть в форме.
Моника, насилуя себя, рассмеялась.
- Вот... я уже веселая. Ты доволен?
Миллер еще завтракал, когда Гольдринг зашел к нему прощаться.
- Майн гот! Такой ранний и такой дорогой гость! Какие срочные дела привели вас в такой час ко мне?
- Сегодня я вместе с генералом еду в Париж.
- И долго вы там пробудете?
- Две недели. И у меня есть к вам маленькое дело оно касается мадемуазель Тарваль. Я хочу быть уверенным, что ваша заинтересованность ею ограничится обычными приветствиями на улице. Вы меня поняли, Миллер?
- Вскружила она вам голову, барон! У вас же есть невеста!
- А у вас есть жена! И, сколько я знаю, с ваших же слов...
- Это было в молодости, в молодости, барон! Теперь я пасс.
- Но я еще молод, а мы с вами, Ганс, друзья, надеюсь, настоящие? Мы знаем не только характер друг друга, а и кое-какие слабые струнки, будем говорить откровенно грешки! Так что лучше нам помогать друг другу, а не ссориться. Ведь и вы так думаете, Ганс?
- Конечно.
- Так обещаете?
- Если встречу мадемуазель на улице, даже отвернусь, чтоб она потом не жаловалась вам, будто я сердито посмотрел на нее! - пошутил Миллер.
- Вот и прекрасно! Надеюсь, вы придете на вокзал провожать, если не меня, то генерала?
- Если не генерала, то вас - наверняка,- поправил Миллер.
Он сдержал слово. Без четверти четыре начальник штаба дивизии, Миллер и Кубис были на перроне.
Как во время всех официальных проводов, провожающие с нетерпением ждали гудка паровоза и скучали. Одному Миллеру было весело. Он шутил, намекал на тоску Кубиса, у которого на две недели закрывается банк долгосрочного кредита.
- Я, Ганс, никогда не видел вас таким веселым, - сказал, прощаясь, Генрих.
- Я очень рад за друга, у которого будет такая чудесная поездка, ответил Миллер.
Не мог же он сказать, что истинной причиной его веселого настроения было маленькое шифрованное письмецо от самого генерал-майора Бертгольда, ответ на письмо Миллера относительно Моники.
- Помните, Кубис, уговор?!- успел прошептать на прощанье Генрих, когда поезд уже тронулся.
Сразу же за вокзалом начинался крутой подъем, и поезда, не набрав еще скорости, шли здесь очень медленно.
Генрих решил не входить в вагон, чтобы еще раз взглянуть на город, в котором столько пережил.
Когда поезд оставил позади последние строения, Генрих неожиданио увидел Монику. Она стояла в белом платье, простоволосая, вся залитая солнечным светом.
- Моника!- радостно крикнул Генрих.
Девушка подбежала к вагону и бросила Генриху букет цветов. Поезд медленно набирал скорость, и Генрих перегнулся, чтобы как можно дольше видеть девушку.
Она все так же стояла у колеи, залитая золотым сиянием, сама похожая на ясный солнечный луч.
Всю дорогу Эверс пролежал в купе, поднимаясь лишь для того, чтобы поесть. Генрих быд рад, что может побыть один, собраться с мыслями. Тем более, что на душе было тревожно и печально.
В Париж прибыли лишь на третий день утром. Поезд дважды задерживался в пути. Партизаны в двух местах разобрали полотно. Курта на вокзале не было. Условившись с генералом о встрече вечером, Генрих взял такси и помчался на центральный телеграф. Он был уверен, что никаких новостей Кубис ему не сообщит, и спокойно протянул документ в окошечко с надписью "До востребования". Как же он был удивлен и встревожен, когда, возвращая документ, служащий телеграфа что-то вложил в него.
"Сен-Реми" - прочел Генрих вверху, там, где обычно ставится название города и час отправки телеграммы. И медленно развернул бланк. Он перечитал текст раз, два, три. Нет, это не ошибка, это не показалось, это действительно написано. "Через три часа после вашего отъезда неизвестная грузовая машина сбила на дороге мадемуазель Монику, которая не приходя в сознание, умерла в тот же вечер. Подробности письмом. Положу венок от вашего имени. Кубис".
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
ТОНЕНЬКИЕ НИТОЧКИ БОЛЬШОГО КЛУБКА
Моники нет!
Это известие ошеломило Генриха. Ничего не сознавая, он выходит из почтамта и, забыв об ожидающем его такси, идет по многолюдной улице. Вокруг кипит жизнь, в уши врывается многоголосый шум большого города. Водоворот, такои привычный для парижан и такой ошеломляющий для новичков, только что прибывших из тихоньких провинциальных уголков Франции.
