Черная башня не страшила так, как тогда, в детстве, хотя все-таки походила именно на отрубленный палец, — и это сходство было неприятным. Алекс почему-то не мог отвести от нее взгляда, и неподвижно стоял, чуть подавшись вперед и не отдавая себе отчета в собственных мыслях. И чем дольше продолжал он оставаться в состоянии странного оцепенения, тем яснее различал какую-то легкую серую дымку, возникшую над вершиной башни. Будто кто-то невидимый закурил там сигарету. Это могло быть обманом зрения или порождением его сознания — как, впрочем, и все остальное, — но дымка постепенно сгущалась, превращаясь в подобие облачка, и поднималась все выше. Причем не строго по вертикали, а под углом, двигаясь по направлению к выступу, на котором стоял Батлер. Затаившийся курильщик целенаправленно выпускал дым именно туда. В какой-то момент астронавт обнаружил и другое: тишина, к которой он уже давно привык, точнее, с которой смирился, тишина, обычно нарушаемая только звуком его шагов, пропала, сменившись слабым, идущим снизу шорохом. Так шуршит песок… Так шелестит листва… Но песок остался там, далеко отсюда, на поверхности, и не было здесь никакой листвы. Слабые звуки множились, нарастали, и ареологу начал слышаться отдаленный шум прибоя, а потом — словно бы аплодисменты…
Облачко продолжало приближаться, выпуская колышущиеся отростки, и Батлер подумал, что хвататься за пистолет, наверное, не стоит, а вот убраться с этого балкона без ограждения, пожалуй, нужно. Мало ли какая ядовитая химия могла быть там намешана, в этом облачке. Даже если оно иллюзорно — лучше поосторожничать, чем рисковать; ситуация не требовала самопожертвования…
Сделать это, однако, оказалось непросто. Тело не слушалось его, и глаза не могли оторваться от расплывчатого образования, которое подкрадывалось, как хищный зверь. И уже проступали в этом завораживающем мареве непонятные знаки… образы… А черная башня, находящаяся на периферии зрения, вдруг преобразилась. Она стала ниже, но расширилась, и потянулись из ее стен какие-то ответвления.
«Черная ваза! — мелькнуло в голове ареолога. — Флоренс говорила о черной вазе…»
Сделав неимоверное усилие, Батлер закрыл глаза — веки двигались с трудом, как примерзшие к земле бетонные плиты, — и под несмолкающие, все более громкие аплодисменты, повернулся на месте. Словно шуруп в неподатливой твердой древесине под нажимом отвертки. Невидимые путы ослабли, астронавт шагнул прочь из цилиндрической полости, в коридор, — и нога его наткнулась на неожиданное препятствие. Открыв глаза, он обнаружил перед самым своим лицом прежнюю зеркальную плоскость, только теперь уже с обратной стороны. Ту самую фантомную плоскость, которая несколько минут назад вроде бы бесследно исчезла. Но если прежде что-то неладное творилось с его отражением, то теперь он увидел фокус похлеще. Вернее — не увидел. В зеркальной плоскости отражался близкий потолок и противоположная стена полости, усеянная, как он только сейчас заметил, не только красноватыми прожилками, но и какими-то желтыми пятнышками, похожими на шляпки гвоздей. А вот он, Алекс Батлер, в этом зеркале не отражался… Словно, сам того не заметив, стал бесплотным духом, словно потерял свое тело где-то далеко-далеко отсюда. Возможно, его тело лежало сейчас, засыпанное песком, на бурой равнине под холодным марсианским солнцем. Или на кладбище, под могильной плитой — в Трентоне, где он родился, вырос, занимался наукой и читал спецкурс в Принстонском университете… и умер? Сошел с ума — и умер?…
Ну уж нет! Посмертные сны — это для Гамлета!
Алекс Батлер размахнулся под то ли рукоплескания невидимых зрителей, то ли шорох листвы, намереваясь пробить преграду, но кулак его не успел соприкоснуться со странной зеркальной твердью. Площадка, на которой он стоял, резко ушла у него из-под ног, как потерявшая опору полочка, что крепятся к спинкам кресел в конференц-залах, — и ареолог мгновенно оказался в состоянии свободного падения. Это состояние было ему знакомо по тренировочным прыжкам с самолета, но при тех прыжках в его снаряжении присутствовал такой важный компонент, как парашют. А сейчас парашюта под рукой не было. Ничего не было ни под рукой, ни под спиной, кроме свободного пространства, далеко внизу сменявшегося не пуховой, скорее всего, поверхностью. Никаких кадров из прошлой жизни в голове не мелькало, и он не успел подумать о том, увидит ли терминальный тоннель, за которым разливается Свет. Он просто падал, пусть и не так быстро, как это было бы на Земле, и в падении зачем-то пытался изменить положение тела, чтобы видеть, куда именно падает. Словно это было так уж важно…
Спустя несколько мгновений Батлер погрузился во что-то туманное — и ощущение падения не то чтобы совсем пропало, но как-то затушевалось. Судя по всему, он угодил в то самое хищное облачко, — хотя их траектории вроде бы не должны были пересекаться. Если только облачко не сделало резкий маневр в сторону, устремляясь наперехват.
Шум вокруг утих. Алекс Батлер слышал только собственное прерывистое учащенное дыхание, — а в следующий миг, уже не видя ничего из-за образовавшейся вдруг густой белой пелены, начал испытывать совершенно невероятное чувство. Чувство исчезновения собственного тела. Тело не исчезло в один момент, а растворялось постепенно, как растворяется сахар в теплой воде, как пропадает роса, как оплывает кусочек масла на сковороде… Ощущение не было болезненным или неприятным, сознание, кажется, не давало сбоев — просто он неведомо каким образом знал, что его, Алекса Батлера, с каждым торопливым ударом сердца становится все меньше. Ничего поделать с этим ареолог не мог, да и не пытался — откуда ему было знать, каким образом можно оказать сопротивление процессу собственного исчезновения?…
Он испугался, когда понял, что дело дошло уже и до сознания. Внутренний горизонт стремительно сужался, коллапсировал в точку. Дальнейшую судьбу этой точки то, что оставалось еще от Алекса Батлера, проследить просто не успело…
17
В последнее время более-менее хорошее душевное состояние было для Стивена Лоу большой редкостью. Но в этот субботний вечер настроение у него соответствовало отметке «плюс». Даже несмотря на то, что за окнами лил затяжной дождь, и вот-вот должен был заявиться в гости двоюродный брат жены, Уолтер Плант, прибывший из Далласа на завтрашнее сборище субъектов с мозгами набекрень. Естественно, он не только поужинает, но и останется ночевать — и придется терпеть его компанию…
Нет, визит родственника жены не мог испортить настроение заместителю руководителя семнадцатой группы ЦУПа. Это был, пожалуй, первый проблеск после подавленности двух последних месяцев, связанной с трагическим финалом программы «Арго». Потому что именно сегодня, в эту дождливую субботу, в нужном месте наконец-то решился вопрос о программе «Дубль» — программе экстренной подготовки второго пилотируемого полета на Марс, такого же засекреченного, как и предыдущий. Споры об этом втором полете кипели нешуточные, сломанными копьями можно было устелить полдороги к Красной планете… но бог с ними, с копьями и нервными клетками. Главное — программе «Дубль» дали зеленый свет. Предоставили новую попытку после фиаско Первой марсианской экспедиции…
Сообщение Лоу о встрече с неизвестным в хьюстонском кафе «Галвестон бей» произвело должный эффект. В поисках этого человека, кроме службы безопасности НАСА, принимали участие и другие спецслужбы. Но безрезультатно. Если таинственный незнакомец и существовал на самом деле, то ничем себя не выдавал.
Разумеется, отнюдь не это бездоказательное сообщение о том, что четверо пропавших на Марсе астронавтов живы, сыграло главную роль в инициировании программы «Дубль». И даже не то, что незнакомец угадал название: Берег Красного Гора. Возможно, он действительно был уникальным телепатом. Первая марсианская показала, что золота в Кидонии много, и что его можно добыть без особого труда. Транспортировка на Землю тоже вроде бы не составляла проблемы, — если бы не гибель командира «Арго» Эдварда Маклайна. А в гибели его сомневаться не приходилось — космический телескоп НАСА зафиксировал вспышку на околомарсианской орбите, над Кидонией, последовавшую после подлета модуля к кораблю-матке. Никто не сомневался в том, что трагедия произошла при контакте космических аппаратов. Хотя более точным было бы тут определение «таран», а не «контакт». А вот почему произошел этот таран, оставалось только гадать. Проблемы с техникой — или главную роль сыграл человеческий фактор? Роковая ошибка измотанного, получившего травмы, оставшегося в одиночестве полковника Маклайна?
Лоу был склонен считать, что все-таки, как случалось уже не раз, подвела техника. Эдвард Маклайн не принадлежал к числу тех, кто совершает смертельные ошибки.
