— А что ты ещё от меня хочешь?!
Ругались мы громким шёпотом, невольно подстроившись под тот факт, что в соседней комнате спит не в меру впечатлительный ребёнок. Со стороны это, может быть, выглядело смешно, но на деле меня не покидало желание огреть его чем-нибудь тяжёлым. Хотя, судя по лихорадочному блеску в глазах Ильи, он бы тоже не отказался свернуть одну конкретную шею.
— Не знаю, хоть что-нибудь! Тебе не кажется, что я тоже в этой истории заслужил хоть какой-нибудь обратной связи?!
Я задохнулась от возмущения. За все годы брака он всего лишь несколько раз разговаривал со мной таким обвиняющим тоном. И то последний из этих раз выпал на сцену раздела имущества.
Фыркнула.
— Ты издеваешься надо мной? Какую ещё обратную связь?
На мгновение он стушевался, но быстро взял себя в руки, нагло заявив:
— Например, что эти годы тоже для тебя что-то значили.
Мои брови медленно поползли вверх:
— Ничего не перепутал? Вообще-то, это ты разрушил наш брак!
— Да я и не отрицаю. Но это не говорит о том… что я не люблю тебя и не нуждаюсь в твоей любви.
Оторопело моргнула. И лишь сильно позже до меня дойдёт, что для Нечаева это был целый подвиг — заявить о своих желаниях и уж тем более о своих потребностях.
Но пока я была во власти яростного негодования.
— С Кариной своей о любви будешь говорить! — ощетинилась, почувствовав болезненный укол. Сразу же вспомнилось, как ехала за рулём и планировала врезаться в ближайший столб от безысходности и того ужаса, который он сотворил с моими чувствами.
— Да при чём тут Карина?!
— Не знаю, как на самом деле она относится к твоему присутствию рядом со мной, но я бы на её месте не одобрила.
Илья устало вздохнул.
— Слушай, я уже… устал повторять, что между ней и мной ничего нет. Мы являемся родителями Егора, я чувствую за неё определённую ответственность, но на этом всё. Ты понимаешь?
— И что ты предлагаешь? Смотреть, как ты опять мечешься между мной и ними?
Он провёл ладонью по лицу.
— Я не собираюсь метаться, ни между кем.
— Интересно. Тогда как ты себе представляешь нашу жизнь?! Будем жить под одной крышей большой дружной семьёй?
Он издал непонятный звук, очень похожий на рык.
— Да что ж у тебя за талант-то такой всё переворачивать?! Услышь меня. У меня. С Кариной. Ничего. Нет. Всё. Они с Егором уехали.
Я непонимающе нахмурилась и неуверенно пробормотала:
— Ну да, операция…
— Да нет же. Они уехали окончательно. Особенности состояния Егора таковы, что для него лучше проживать в непосредственной близости от медицинского центра. Сейчас с ним всё в порядке, но он будет расти, нагрузки на организм будут меняться, и никто не может предсказать, как это отразится на его здоровье. Поэтому им лучше остаться там, где они сейчас…
— А ты? — уточнила испуганно.
— А я тут, как видишь.
Замолчали. Я с сомнением смотрела на Нечаева, словно боясь поверить в услышанное.
— Ты вот так вот просто отпускаешь сына?
Он покачал головой.
— От того, что Егор будет жить в другой стране, я не перестану быть его отцом или любить его. Но наш с Кариной гордиев узел давно нужно было разрубить.
— Я не понимаю.
Илья вздохнул и сделал шаг вперёд, я же отступила к окну, прижавшись поясницей к подоконнику и схватившись за него пальцами, будто боясь рухнуть вниз.
— Чего именно?
— Ты же можешь построить с ними полноценную семью, «папа, мама, я»…
— Не могу. Потому что у меня с ними нет семьи. И не было. У меня в жизни был только один настоящий дом — и он там, где ты.
— Нет, — вдруг совсем жалобно попросила я. — Не начинай. Это нечестно по отношению ко мне.
— Знаю, — с не меньшей горечью отозвался Илья и сделал ещё один шаг ко мне. — Но я столько лет тормозил проявление своих чувств, боясь, что если покажу тебе себя настоящего, то… попросту отпугну тебя.
— У тебя это получилось.
Кивнул и сделал финальный шаг ко мне, оказавшись совсем близко.
— Но теперь ты можешь видеть меня всего. Такого… какой я есть.
Кто-то из нас нервно сглотнул.
— Илья, я правда не понимаю, к чему вся эта демагогия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Всё просто, — печально улыбнулся он одним уголком губ. — Я наделал много разной фигни, и судя по всему, мне ещё только предстоит разгрести её. Но я точно знаю, что если сейчас отпущу тебя, даже не попытавшись, то никогда не прощу себе этого.
Наконец он преодолел последние сантиметры, разделявшие нас, и оказался практически вплотную прижатым ко мне.
— Мне столько всего нужно тебе сказать.
— Я и так сегодня услышала достаточно, — продолжала сопротивление я, скорее на автомате, чем осознанно, поскольку уже начинала тонуть в глубине его глаз.
— Но не главное.
— И что же в этой истории главное?
— Только одно. Я люблю тебя. Самую великолепную и невероятную женщину. Самую сложную и упёртую. Самую отважную и благородную.
Он говорил это с жаром, уперевшись в подоконник, словно захватив меня в кольцо своих рук.
— По-моему, ты опять выдумал себе образ, — чуть хрипловато пробормотала я, ощущая его дыхание на своей коже.
— Возможно, — пожал он плечами. — За эти месяцы я узнал о тебе столько, что у меня голова кругом.
Я едва не подавилась.
— Боюсь спросить, что именно.
— Многое, — уже более смело улыбнулся он и коснулся моей щеки. — Например, ты единственная из всего моего окружения оказалась способна на человеческие поступки.
Непонимающе нахмурилась, поэтому ему пришлось пояснить.
— Ты рисковала своей жизнью ради чужого ребёнка, даже зная, что он результат моей тебе измены.
— Дура.
— Отважная.
— Отвага и слабоумие, никак иначе.
— Отважная, — повторил он и поцеловал меня.
Шокировано замерев, я отчаянно прислушивалась к своим ощущениям. Но разобраться в них оказалось слишком непростым делом. Единственное, что я смогла вычленить, так это то, как пылают мои уши. Зато Илюха, видимо, решил идти до конца. Потому что поцелуй всё никак не заканчивался. Впрочем, он не напирал и даже не наглел, мягко и несмело касаясь моих губ.
Вот тут-то я и решила психануть по полной, с силой оттолкнув Нечаева от себя. Он не сопротивлялся и действительно отступил назад, вскинув свой взгляд на меня. Наши глаза встретились… и я уже была готова послать его на хер, но замерла, словно увидев перед собой абсолютно другого человека. Он не выглядел тем самым Нечаевым, способным пробить любую стену на своём пути, каким я привыкла видеть его все эти годы, — сейчас он очень напоминал испуганного мальчишку. Не знаю, что из этого всего меня прошибло, но уже в следующий момент я сама налетела на него и повисла на его шее.
— Ненавижу тебя, — выпалила со всей страстью, на которую только была способна.
— А я тебя люблю, — с неимоверно серьёзным видом повторил Илья и опять попытался поцеловать меня, но я отвернула голову. Впрочем, он не растерялся и скользнул губами по моей щеке, переходя на мою шею.
Сердце в груди в очередной раз сменило свой ритм — на обескураженно-взволнованный.
— Ненавижу, — напомнила ему и… ухватилась за его плечи будто за спасательный круг.
***
Секс в это утро получился болезненно-опьяняющим и отупляюще-безрассудным. В нём не было ничего красивого, плавного или нежного, да и великой страсти тоже не было. Скорее дурацкое желание доказать друг другу неведомо что.
Я не сдерживала себя в проявлении злости, кусаясь, царапаясь и с нажимом цепляясь за его спину, на которой, кажется, к концу действа и живого места не осталось. Наверное, мне всё же хотелось сделать ему больно.
Чего хотел сам Нечаев, я так и не поняла, но он тоже был резок и порывист, словно торопился, наверное переживая, что в самый последний момент я решу прекратить.
Всё происходило будто бы не со мной, а в каком-то дурацком фильме. Оргазм нахлынул быстро и какой-то невзрачный, впрочем, это не имело никакого значения. Ведь происходящее имело лишь одно предназначение — разрушить всё до основания. Сжечь последние мосты и оборвать нити.
