На душе было муторно и обидно. Так и хотелось по-детски надуть губы и спросить у судьбы: «Почему именно сейчас?!» Но раскисать я себе не позволила, помня, что от меня зависит не только моя жизнь, но и Паши, и…
— Дрянь! — взвизгнул Сергей и кинулся в нашу сторону. Я только и успела, что подскочить на ноги, закрывая собой мальчика. Меня схватили за полы кардигана. — Где?! Скажи мне — где?!
— Здесь нет, но я могу помочь… достать. Отпусти Пашу, и я… помогу.
Он заржал. Дико и неистово.
— Пашу? Пашу, да? Этого ублюдка?! А ты знаешь, что у меня есть все документы на него? И я могу с ним сделать всё, что захочу.
Паха испуганно всхлипнул, и я едва не поступила так же, но в последний момент сумела справиться с эмоциями, повторив:
— Я могу вам помочь.
Он не верил. Хотел, но… боялся.
— Обманываешь.
— Нет.
— А я сказал, что обманываешь.
Замолкла, упрямо глядя на Юлькиного мужа.
— Сука, — повторил он и, от души замахнувшись, наградил меня жгучей пощёчиной. Я вскрикнула, выставляя руку перед собой в защитном жесте, а другой удерживая Пашу, рвущегося в бой, за спиной.
Ещё один замах, а я только и успела, что зажмуриться, но удара так и не последовало, зато властный голос неожиданно приказал:
— Не смей её трогать!
А потом раздался грохот. Я приоткрыла глаза и увидела, как двое мужчин повалились на стол. Грохот раздался неимоверный. Одним из мужчин был Сергей, а вторым… оказался Нечаев, нещадно наносивший мощные удары.
Дальше действие происходило словно в ускоренном кино, лишь иногда разбавляемом стоп-кадрами.
Кадр первый. Я хватаю Пашку и выталкиваю его из кабинета.
Кадр второй. Мужчины продолжают кататься по кабинету. Несмотря на нечаевскую ярость, Сергей, загнанный в угол, дрался не менее отчаянно.
Кадр третий. Илья подгребает Юлькиного мужа под себя, нанося ему один за другим удары по лицу, пока то не превращается в сплошное кровавое месиво.
Кадр четвёртый. Я пугаюсь и зачем-то кричу: «Илья!»
Кадр пятый. Он оборачивается и смотрит на меня каким-то бешеным взглядом, приказывая: «Уходите!»
Весь акт занял считанные секунды, но этого было достаточно, чтобы Сергей извернулся и извлёк нож откуда-то из-под обломков стола. Мгновение, удар — и лицо Нечаева скривилась от боли. Ещё удар.
Кадр шестой. Не сразу поняла, что случилось, Илюха как-то неестественно сгорбился и покачнулся. А потом я увидела ярко-красные капли, капающие на пол с окровавленного ножа, блеснувшего в руках Сергея.
Кадр седьмой. Илья одной рукой обхватил бок, а другой попытался атаковать соперника, но тот уже поднял на Нечаева нож для очередного удара.
Сердце в моей груди бешено застучало, норовя выпрыгнуть из груди.
Кадр восьмой. Нечаеву каким-то чудом удалось выбить из рук Сергея нож, тот закрутился по полу и прилетел прямо мне под ноги. Но это уже ничего не решало, ибо, почувствовав своё превосходство, Пашкин недоотец навалился на Илью, схватив за горло. Тот отбивался, но было очевидно, что силы покидают его слишком быстро.
Кадр девятый. Я действовала скорее на автомате, схватила стул, который отлетел к двери ещё в самом начале их схватки, и, подлетев к этим двоим, от души ударила Сергея наотмашь по голове. Того отбросило назад, и он распластался на полу без сознания.
Десятый. Я бросилась к мужу…
Сцена одиннадцатая. Она же финальная.
Я упала на колени перед Ильёй, дрожащими руками пытаясь расстегнуть его куртку, которая уже успела пропитаться кровью. Он поймал мои пальцы и бледными губами потребовал:
— Уходи.
Слёзы брызнули из моих глаз.
— Нет, — засопротивлялась. — Я не брошу тебя здесь.
— Этот скоро… в сознание придёт, — он с трудом кивнул в сторону Сергея. — Лучше позови кого-нибудь…
— Не уйду, — упрямилась я, успев уже разодрать рубашку на его боку, который выглядел крайне хреново. Две колото-резаные раны, из которых так и хлестала кровь, явно свидетельствуя о том, что повреждения нанесены серьёзные.
Я подскочила на ноги и бросилась к шкафу, где стояла сумка с набором для оказания экстренной помощи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Илюха смотрел на меня растерянно, даже немного испуганно, словно не веря, что всё это происходит с ним, с нами.
— Всё будет хорошо, — не очень внятно проговорил он.
— Ненавижу эту фразу, — шмыгнула носом я, вновь опускаясь на колени перед ним.
Зубами разорвала упаковку с гемостатической губкой, с силой прижимая её к ране.
Илья сморщился и рвано выдохнул.
— Тогда придумай… какую-нибудь получше.
Губка моментально потемнела под моими ладонями. И я ощутила прилив паники. Как назло, в голову не шло ничего дельного, кроме избитого алгоритма: закройте рану, зафиксируйте повязку и вызовите скорую. А что делать, если единственная скорая помощь на ближайшую сотню километров — это ты, меня никто не учил.
Сглотнула и выдала ту фразу, что так давно носила в своей голове:
— Я… беременна.
— Отлично, — улыбнулся Нечаев, явно не веря мне. — Хорошая… попытка.
Его голос дрогнул, и я чуть не взвыла от отчаяния.
— Вот если умрёшь, то так и не узнаешь, правда это или нет.
Он так и не ответил, помешал Сергей, который всё-таки пришёл в себя. Я только и успела, что вскинуть голову, а в следующее мгновение раздался выстрел и мир погрузился во мрак.
Эпилог
Эпилог
Солнце слепило глаза и припекало голову. На открытом пространстве кладбища это особенно чувствовалось. Майя, сидевшая на моих руках, устав от полуденного зноя, недовольно куксилась и морщилась, периодически что-то бурча на своём детском языке.
— А ну-ка, не раскисать! — велела я дочери. — Сейчас до папы дойдём и поедем кататься.
Майка со скепсисом во взгляде подняла на меня голову, должно быть обдумывая, насколько можно верить услышанному. А дело было вот в чём: ещё с утра ей была обещана увлекательная поездка и прогулка на свежем воздухе, в итоге обернувшаяся часовой тряской в автомобиле, в котором ещё пришлось посидеть и помаяться, когда душа требовала свободы и приключений.
Я осторожно вышагивала по высокой траве, пытаясь припомнить, когда в последний раз делала прививку от клещевого энцефалита. У дочери таких прививок пока что не было, поэтому и бороздить травяные заросли я ей не позволила. Хотя, видит Бог, она всеми силами старалась вытребовать своё право пробежаться по ней ногами, а не получив желаемого, начала страдать и гневаться. В своём годовалом возрасте моя бусинка умела делать так, чтобы у окружающих не оставалось сомнений в степени её недовольства.
Наконец-то из травы показалась тропинка, вильнувшая за раскидистый куст, и мы с дочкой вышли к нужной аллее. На видавшей виды скамейке неподвижно сидела одинокая фигура мужчины, пристально смотревшего на надгробие перед собой.
— Па-а-а-а, — заскулила Майя, начав вырываться из моих рук.
Я демонстративно вздохнула и опустила дочь на землю, грозно велев:
— Вот только попробуй мне клеща подцепить!
Ребёнок, конечно же, ничего не понял, да она, собственно, и слушать даже не стала, на всех парах неуверенной походкой помчалась к отцу, ещё и завопив:
— Па-а-а-а-а-а!
Крик эхом прокатился по кладбищу, заставив небольшую стайку птичек взмыть в воздух. Илюха тоже не стал притворяться глухим и резко обернулся, после чего неспешно встал на ноги (ранение в бок даже спустя год давало о себе знать) и тут же опустился на колено, широко раскрыв руки, чтобы уже в следующий момент поймать в свои объятия дочь.
Майка с восторгом взвизгнула, когда отец, оторвав её от земли, подкинул мелкую у себя над головой.
У этих двоих была какая-то особая связь, способная преодолеть любое земное притяжение. Я невольно заулыбалась, глядя на счастливую мордашку дочери. Пока эта парочка выполняла свой привычный ритуал по обниманиям, я подошла ближе, окинув взглядом небольшой участок, огорожённый старой покосившейся оградкой, в центре которого находилась заросшая травой могилка, увенчанная высоким, потемневшим от времени крестом с табличкой: «Нечаева Нина Васильевна». Сочетание имени-отчества было так себе, но думалось мне отнюдь не об этом. С выцветшей фотографии на меня смотрела женщина с печальными глазами, её черты лишь угадывались, но было в ней что-то такое до боли знакомое. Наверное, через пару лет я смогу узнать её лицо в собственной дочери.
