— Пап, это я… Илья.
***
В голове было пусто. Я даже горя-то особого не испытывал, просто тупое оцепенение и вечный холод.
— Ты уверен? — в десятый раз переспросила Карина.
— Да, — жёстко отрезал Костя, — я всё проверил. Послезавтра похороны.
Она с досадой ударила по столу.
— А дядя Ваня?
— Не отвечает, мы звонили… — едва шевеля губами проговорил я.
— Как же так…
Испуг и неясная мне горечь отчётливо читались в её глазах.
На часах было хорошо за полночь, когда мы с Костей ввалились к ним в квартиру. Егор уже спал. К счастью. А Карина… Карина была единственным человеком здесь, для кого мои слова имели хоть какое-то значение. Я не то чтобы рвался именно к ней, но мне абсолютно точно необходимо было, чтобы кто-то ощутил хотя бы часть той утраты, которая вдруг образовалась в моей груди. Чтобы в глазах человека стоял тот же образ моего отца, каким я его знал и… наверное, даже любил.
— Мне очень жаль, Илья Николаевич, — пару часов назад сообщил голос на том конце телефона, когда я объяснил, кем прихожусь господину Нечаеву-старшему, — но ваш отец скончался этим утром.
Тогда мир поплыл перед глазами, и единственное, на что меня хватило — позвонить Козыреву с требованием добыть нужную информацию, прежде чем я достал сигареты из пачки и… всё-таки закурил.
История была проста до безобразия. Ему стало плохо прямо на улице — сердце. Не знаю, давно ли у него были проблемы с ним, возможно, что-то хроническое из шахтёрской жизни, а может быть, возрастное… Но факт оставался фактом: пока прохожие догадались вызвать скорую, пока бригада добралась до него… Умер отец прямо в карете скорой помощи.
— А мама?! — вдруг встрепенулась Каринка. — Про маму что-то… известно?
Если честно, мачеха абсолютно не входила в круг моих интересов, но Павлову неожиданно понял. При всём нашем грузе обид на родителей в такие моменты мы готовы были если не простить, то хотя бы смириться со многим.
Пожал плечами и попросил:
— Костя, узнай.
***
Решение лететь на похороны сложно назвать спонтанным. Но и на обдуманное оно отнюдь не тянуло. Тот факт, что Карина вызвалась лететь со мной, воспринял без особых эмоций. Я вообще, казалось, больше не был на них способен.
Павлова выглядела совсем разбитой.
— Я просто должна увидеть мать… — сдавленно выдавила она на мой резонный вопрос: «Зачем?»
Планировали уложиться меньше чем в одни сутки. Улететь с утра и вернуться вечером. Костя должен был отвезти Егора в садик и лично забрать после.
— Придумаем что-нибудь, — заверил он нас тогда, — посмотрим телевизор, поиграем в приставку.
Карина встрепенулась, вспомнив про свою извечную тревогу, но мы все слишком привыкли полагаться на Костю, поэтому демоны прошлого в очередной раз перевесили, и с рассветом мы отправились в аэропорт.
Весь полёт до места назначения молчали, благо что лететь было не так уж и далеко, всего час с копейкой.
Город юности встретил дождём и хмурым небом.
— Идеальный день для похорон, — пробурчал себе под нос. Заранее арендованная машина уже ждала нас на парковке. Поехать к родителям домой мы так и не решились, зато собрались заглянуть к дяде Ване.
Дверь мне открыл дряхлый старичок, сгорбленный и суховатый. Подслеповато сощурив глаза, он… меня не узнал. Отчего-то стало грустно.
Пары минут разговора хватило на то, чтобы понять — дядька был уже не тот, возраст брал своё. Я всё никак не мог вспомнить, когда же разговаривал с ним в последний раз… Про отца решил не говорить, оставив его в счастливом неведении.
Следующим пунктом в нашем маршруте значился похоронный зал. Расположенный на задворках города, он вселял уныние и горечь. Людей в зале собралось немного. А в центре, возле гроба, стояла одинокая фигура женщины, склонившейся к столь скоропостижно ушедшему мужу.
Людмила тоже заметно постарела за эти годы, но скорбь окончально смыла всю её привлекательность. Сейчас она походила на старуху, раскатанную жизнью.
Карина очнулась первой, неожиданно придя в движение и бросившись к матери. Обнять её так и не отваживалась, но руки её коснулась. Что они сказали друг другу, я не расслышал, моё внимание полностью сосредоточилось на абсолютно белом лице отца с синими губами, словно намекающими на причину его смерти — проблемы с сердцем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Подойти оказалось непросто.
На задворках сознания пробежала мысль о том, что, наверное, стоило купить цветов. Разве это имело хоть какое-то значение? Смешно. Но мне столько всего хотелось сказать ему, а теперь в голове буквально звенело от пустоты. Единственное, на что меня хватило, это невнятно проговорить:
— Ты был дедушкой… трижды.
***
Похороны прошли… невзрачно. Если, конечно, это слово подходит для сего мероприятия. Парочка речей от бывших коллег и соседей, сдавленные всхлипы от Людмилы… На фоне всего этого я и Карина казались инородными телами. Её мать отнеслась к нашему приезду неожиданно благосклонно, вцепившись в руку дочери и не отпуская её до самого конца.
Поминальный обед тоже прошёл достаточно быстро, и я даже не успел осмыслить происходящее, как оказалось, что уже везу Карину с её матерью домой.
Впоследствии выяснилось, что именно это решение из всех стало в тот день для нас самым фатальным.
***
Мы сидели на безликой кухне и пытались вести светскую беседу, когда Людмила, утерев очередную волну слёз, взглянула на нас так, словно впервые увидела.
— А как вы всё же оказались здесь вместе? Вы общаетесь?
Мы с Кариной переглянулись, словно принимая это общее решение. Наконец-то я кивнул, а Павлова сбивчиво сообщила:
— Мам, у нас с Ильёй есть общий сын. Егор…
Она ещё не успела договорить, но уже поняла — мы пересекли ту черту, которую пересекать не следовало.
Я видел, как лицо мачехи искажалось, словно она на глазах превращалась в монстра из детских страшилок, которыми мы так любили пугать друг друга в детстве.
Хлёсткая пощёчина прилетела Карине прежде, чем я успел встать между ними.
— Мразь! — нечеловеческим голосом взвилась женщина. — Как ты могла покуситься на Машенькину мечту…
Поток брани лился из её рта потоком, но я не слушал, глядя лишь на шокированную Карину. Наверное, она не верила… не верила, что посмела надеяться на что-то другое со стороны матери. Но наши родители были теми, кем были… И дать нам что-то другое было выше их сил.
— Да чтоб ваш сын сдох!!! — визжала новоиспечённая «бабушка». И вот здесь я действительно разозлился.
— Ваша Машенька была редкостной сукой.
— Да как ты смеешь?! — она накинулась на меня со злыми ударами, но я с лёгкостью отодвинул этот мешок костей и маразма от себя.
— Знаете, самое печальное, что после смерти отца Карина оставалась единственным человеком, которому было до вас дело. А теперь вы навсегда останетесь здесь одна. Вы и лишь Машкин призрак, отравляющий жизнь всем, даже двадцать лет спустя.
Слова дались легко. Словно мне наконец-то удалось запихать прошлое туда, где ему и полагалось быть, — в прошлое. И выходя из бывшей родительской квартиры, я вдруг ощутил небывалую свободу. Чего нельзя было сказать о Карине: она выглядела так, будто собиралась вот-вот разреветься.
— Не слушай её, — настоятельно потребовал я. — Твоя мать больная на голову истеричка.
— Наверное, — с заминкой сообщила она. — Но от этого не легче…
Мы успели спуститься к выходу, когда в кармане брюк завибрировал телефон. Звонил один из людей Кости.
— Да, Игорь… — начал было я, но был бесцеремонно прерван.
— Илья Николаевич, какая-то женщина только что пыталась похитить Егора.
***
Нам повезло (не знаю, насколько это слово здесь уместно), и мой человек смог договориться, чтобы нас взяли на рейс, вылетающий через полчаса с вахтовиками, направляющимися в наш город. Связаться с Костей я так и не сумел, но меня заверили, что он с Егором, и я немного выдохнул.
— Какая-то полоумная женщина проникла в садик, — в который раз прослушивал я голосовое во время полёта, — говорят, что притворилась работником садика… напела что-то там про врача.
