В светлое время дня они обошли с севера деревню Хиетаярви и начали искать место, где можно было бы заночевать. Саша сказал, что на берегу речушки, впадающей в озеро Хиетаярви, есть охотничья избушка. Перейдя к открытым действиям, бандиты ночевали в деревнях, и лишь в избушках, расположенных на их тайных маршрутах, имелись посты. Рийко отправился в разведку. Избушка оказалась пустой. Правда, бандиты в ней недавно побывали, потому что перед каменкой не были запасены дрова и не оказалось спичек — такого нарушения неписаного закона тайги ни один добрый человек не допустит.
Саша и Нифантьев оказались удачливыми рыболовами и сумели из не успевшей замерзнуть быстрой речки наудить несколько окуней. Рийко, никогда не любивший удить — у него не хватало терпения, глядеть на поплавок, — нарубил дров и затопил каменку. Михаил Петрович пошел первым в дозор. От одного лишь Еврея не было никакого толку: добравшись до избушки, он, даже не сбросив вещмешка, свалился на нары и тут же захрапел.
Наконец ужин сварился и был съеден, дым из избушки вытянуло, и она наполнилась приятным теплом. Но спать еще было рано. Ветер гудел в верхушках деревьев. Иногда сквозь шум ветра слышались далекие глухие выстрелы. Но на них не обращали внимания, выстрелы в карельских лесах стали таким же привычным явлением, как шум ветра или плеск волн о прибрежные камни. Михаила Петровича на посту сменил Саша. Проспав часа два, проснулся и Евсей Павлов. Слушая шум ветра, он рассуждал вслух:
— О чем думали эти карелы, которые первыми поселились в здешних лесах? Неужели больше нигде им места не нашлось?
— Ума у них не хватило, — обидчиво буркнул Рийко. — Все потому, что тогда таких умных Евсеев на свете не было, чтобы дать совет карелам.
— Чего ты обиделся? — улыбнулся Евсей. — В самом деле, что здесь хорошего? Болото да лес, тьма-тьмущая да сырость вечная. Холод да голод. Как человеку жить в таких местах? Что ты скажешь, Михаил Петрович?
— Я-то? — Михаил Петрович закурил. — Я-то жил бы здесь, ежели бы моя матушка не родила меня на свет кержаком да ежели бы моя Екатерина. Ивановна была карелочка, а не уралочка.
— Не знаю, какая у тебя там Екатерина Ивановна, а здесь ты, пожалуй, никакой бы не нашел, — заметил Евсей. — Здесь и девчат-то не видно. Эх! А у нас-то… Одно слово — кавалерия! Возьмем село, беляков порубаем, командир и говорит нам: «Ну, хлопцы!» А сам он, командир наш, — орел. Такие танцы устроим, а наш командир так отплясывал, что девчата готовы были на шею броситься. А какие девчата, эх… Вот так мы воевали.
— Так вот чего ради вы там воевали! — усмехнулся Нифантьев. — А как беляки, тоже плясали?
— Ты мне тут агитпроп не устраивай! — огрызнулся Евсей. — Я уже и так дюже просвещенный. Врангеля бил! Деникина бил! Панов бил… А теперь финнов бить буду.
— Просвещенный ты, да не шибко, — ответил Нифантьев. — Финны всякие есть. На нашей стороне тоже финны воюют…
— Ну ладно, ладно, — отмахнулся Евсей. — Знаю. Буржуи и пролетарии. Классовая борьба. Ежели я плохо беляков бил, тогда бы и учил меня…
— Карелы тоже разные бывают, — заметил Рийко. — Уж я-то знаю. У самого брат в беляках.
— А что за классовые противоречия у тебя с братом? — усмехнулся Евсей.
— Будет вам, ребята! — строгим голосом сказал Михаил Петрович. Все замолчали.
Рийко с пасмурным видом разбивал в каменке пылающие угли.
Помолчав, Михаил Петрович сказал:
— Сцепись в этой самой классовой борьбе лишь бедные с богатыми, так мы давно бы уже были дома. А в ней, в этой борьбе, не все так просто.
— Вон прошлый год какой-то карел всадил финку под сердце Михаилу Петровичу, — сказал Нифантьев. — Как он, Михаил Петрович, на буржуя похож?
— Да вроде нет, — улыбнулся Михаил Петрович. — Пуза у него не было.
— А кто он был? Из какой деревни? Узнали? — спросил Евсей.
— Это мы у него узнали. Потом я его и повел.
— Да кто же он был? — спросил Рийко. — Знаешь, а не говоришь. Почему?
— Кто да кто? Завел опять, — проворчал Михаил Петрович. — Упомнишь их всех! Разве ты запомнил имена всех кадетов, которых в Питере в плен брал? А бабы, что меня нашли да спасли, тоже ведь, Гришенька, карелки были. Их имен я ведь совсем не знаю. Вот так-то. Одни зло творят, а другие добрые дела делают, а имен своих не говорят…
— Чего ради мы воюем… — вздохнул Евсей. — Это-то я знаю. Вот одно, братцы, непонятно мне. Почему мы удираем да прячемся? Идем так, чтоб люди не видели. А ведь по советской земле идем. Это мы, Красная Армия. Между нами, братцы, — уж не прохлопали ли мы чего? Как дошло вот до такого безобразия?
— «Как», да «что», да «между нами»… — Рийко возмутился. — Надо прямо всем сказать, как да что. Вот доберемся до своих, — наверное, собрание там будет, вот мы и скажем, что…
— Ну конечно, там никто ничего не знает, пока Рийко не придет, не растолкует, — похлопал Рийко по плечу Нифантьев.
— Знать-то там знают… — вступил в разговор Михаил Петрович. — Но, видно, грош цена этим договорам, подписанным буржуями. Ничего! Не будет Красная Армия прятаться да шептаться, что, мол, между нами… Скоро, ребята, увидим.
— Я тоже так думаю. По своей земле ходить, да крадучись? Нет, черт возьми! — Рийко встал. — Не пора ли сменить Сашу? Может, я пойду?
— Пойдет Евсей, — сказал Михаил Петрович. — Он уже покимарил час-другой.
— Есть! — вскочил Евсей.
Саша ввалился в избушку весь озябший.
— Мороз крепчает, братцы. До костей промерз.
Он налил в кружку из чайника кипятку, достал из мешка кусок хлеба, повертел его в руках и сунул обратно. Дорога еще длинная, пригодится… А спать и так можно.
Деревья перестали шуметь. Они словно застыли, вслушиваясь, как в лесу потрескивает мороз, и присматриваясь к новому часовому, который подпрыгивал на месте, пытаясь согреться. Мороз донимал его, будто хотел испытать этого парня с юга. Но когда насквозь продрогшего Евсея на посту сменил Рийко, вдруг началась метель и мороз уступил свое место пурге, которая быстро покрыла все вокруг белой пеленой.
Пограничники вышли в путь рано утром. Пурга была им на руку, она тут же заметала следы. Небо было непроницаемо-черным, но внизу, где белел снег, было чуть светлее, так что опытный глаз различал путь. Когда вышли к зимнику, который вел из Ровкулы в Челму, Рийко пошел вперед в разведку. Начало светать, но метель не унималась. Рийко с трудом различал занесенную снегом дорогу, петлявшую среди леса. Вдруг ему показалось, что кто-то недавно прошел по дороге. Вскоре он обнаружил следы, чуть выступающие из-под свежего снега. По следам трудно было определить, куда они вели. Рийко дал знак остальной группе, и они направились по зимнику на восток. Дальше следы неизвестных путников стали еще заметнее. Теперь видно было, что эти люди тоже направлялись на восток. Судя по следам, их было немного. Но все равно следовало соблюдать осторожность. Рийко и Саша шли впереди.
Вдруг следы оборвались. Саша и Рийко остановились в недоумении… Наконец они обнаружили, что неизвестные, путники свернули с дороги в лес и замели свои следы хвойными ветками. Рийко и Саша тоже свернули в чащу…
— Кто вы такие? — окликнули их из-за деревьев. По акценту чувствовалось, что крикнувший был карел.
Ребята залегли. Рийко крикнул по-русски:
— Выходите! Нас целая рота.
Ему не ответили. С дороги послышались шаги. Это бежали на помощь остальные пограничники.
— Вы настоящие красные? — спросил из чащи женский голос.
— Выходите. Мы вам ничего плохого не сделаем. Мы свои, — крикнул Саша.
Из-за деревьев вышла закутанная в толстый платок женщина. Саша встал и пошел ей навстречу. Женщина бросилась обнимать его.
— Свои здесь, совсем свои! — крикнула она по-карельски. — Выходите.
Неизвестных путников оказалось восемь человек. Семь мужчин и одна женщина. Но лишь двое из них имели оружие. Молодой мужчина в меховой шапке был с винтовкой, да у одного старика — старинное охотничье ружье, которое заряжалось с дула. Но они готовы были принять бой, если бы на месте пограничников оказались белые.
— Куда вы идете? — спросил Рийко.
Старик с ружьем объяснил на ломаном русском языке:
— Куда карелу теперь идти? Только туда, на Мурманку. За подмогой. Мы из-под Ребол. Из родных деревень. Ходоками нас народ послал. А где же ваша рота?
— Будут роты. И не одна, — обещал Михаил Петрович.
Он с подозрением смотрел на мужчину с винтовкой. Тот явно был не из мирного населения.
— Я бежал из банды. Потапов моя фамилия, — сказал тот и протянул свою винтовку: — Возьмите.
— Он свой. Наш он, поспешил заверить, старик с ружьем.
— Да вы не сумлевайтесь, — поддержала его женщина. — Мы знаем его. Он хороший человек.
— Кто же тут сумлевается? — сказал Михаил Петрович. — У своих мы оружие не отнимаем. Ему самому оно сгодится.
