С шинели Кемппайнена вода бежала ручьем.
— Пошли в избу. А то замерзнешь…
— Ну если уж пуля миновала, то от мороза мы не умрем.
— Иди, иди, не бойся. — Варвана тянула Кемппайнена к себе. — Сюда никто не попадет. Бог не пустит. Видишь, лед-то размыло.
— Бог, стало быть, по выбору… Кого пустит, а кого нет, — пошутил Кемппайнен. Он за словом в карман никогда не лез. Однако богохульником он не был; в селе даже поговаривали, будто у него имеются библия и молитвенник, будто он их почитывает. Читает, конечно, он и свои, коммунистические, книжонки.
В избе было тепло и темно. В камельке чуть светились догоравшие угли. Лучину Варвана зажигать не стала.
Варвана открыла люк в подполье, велела детям выходить. Загнав детей на печь, приказала Кемппайнену:
— Живо скидавай свою одежду и лезь тоже на печь. Из Совтуниеми, что ли, гости пожаловали?
Кемппайнен сбросил с себя мокрую одежду. Хозяйка тем временем нашла рубашку и портки покойного мужа, бросила их своему гостю и стала выжимать и развешивать его одежду.
— Пожалуй, заваруха тут большая началась, — сказал Кемппайнен с печи. — Этот Маркке просто шавка. Им командует какой-то финский фельдфебель. Он-то меня чуть и не убил…
— Вот чудо-то. Из Финляндии, значит, гости?
Сердито бренча крышкой самовара, Варвана чертыхалась в темноте:
— Какого дьявола финны прутся сюда? Я бы их всех до единого…
Тут Варвана заметила свою оплошность и осеклась. Что-то проворчав господу, вовремя не образумившему ее, она опять обратилась к Кемппайнену:
— А ты… Отдохни, согрейся. Сейчас самовар закипит. Вот сахару-то не осталось. Последний кусок сегодня раздала детишкам.
Младший сын Варваны, услышав упоминание о сахаре, зашептал доверительно на ухо Кемппайнену:
— Раньше-то у нас сахар был. Много было. Целая, голова… Папка привез из Кеми. Большущий кусок. Вот такой!
В темноте не было видно, каких размеров голова сахара была, но, судя по всему, кусок был огромный.
— Будет у нас еще сахар, — заверил Кемппайнен мальчика. — Дай только срок.
— Знаю, что будет. — Мальчик не хотел показаться несознательным. — Учитель рассказывал. А я, когда вырасту, из Кеми привезу столько сахара, сколько лошадь потянет. А еще привезу маме шелковое платье и еще привезу… — Привезти мальчику хотелось так много, что он даже не знал, что именно он еще привезет из Кеми. И он тут же нашелся: — А еще привезу такой жернов, который все мелет. И у нас всего будет много.
Кемппайнен тихо вздохнул. Ему вспомнилось, как его сынишка тоже собирался вырасти и… Вслух он сказал мальчику серьезно, словно разговаривая с равным:
— Вот ты говоришь: я да я. А ведь одному такой жернов не сделать. Помнишь, сколько помощников было у Илмаринена, когда он ковал Сампо? А сколько людей поехало в Похьёлу, чтобы привезти Сампо?
— Помню.
Ночью неожиданно ударил мороз. Тучи куда-то поплыли, открыв высокое небо, с которого на тревожное село поглядывали безучастные звезды.
Варвана проснулась среди ночи от сильного стука в дверь. Перекрестясь, она набросила на себя платье и вышла с лучиной в сени.
— Открывай! — кричал грубый голос. — Чего дверь заперла?
— Дверь-то своя, — спокойно ответила Варвана, неторопливо отодвигая засовы.
В избу ворвались трое. Двое были из Совтуниеми, третий был в финском мундире и с таким ярким электрическим фонариком, что перепуганные ребятишки зажмурили глаза.
— Где красный?
Варвана недоуменно пожала плечами. «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» — шептала она, глядя, как бандиты мечутся по избе. Они осмотрели все чуланы, слазали на печь, посветили в щель за печкой. Один из совтуниемцев, сын Степаны Евсеева, спустился в подпол. Но никого нигде они не нашли.
— У вас был чужой дядя? — начал сын Степаны Евсеева допытываться у младшего мальчика.
— Нее… — потряс головой мальчик.
Бандиты выбежали из избы и бросились к соседнему дому. На острове было три дома. Бандиты обшарили их, но никого не нашли. Только напрасно растревожили людей…
Варвана с лучиной в зубах спустилась в подполье. Набирая картошку в корзину, она бормотала, словно разговаривая сама с собой:
— Носит их нечистый. Принес и обратно унес. Из-за перегородки, за которой хранился картофель, послышался голос Кемппайнена:
— Они ушли с острова?
— Унес их бес, унес. Только не знаю, далеко ли унес.
Осторожно раздвинув доски, Кемппайнен выбрался из своего укрытия.
— Надо и мне отправляться.
— Куда же ты? Погоди, пока все успокоится.
— Нет, хозяюшка. Теперь не скоро успокоится. И само по себе оно не успокоится. Вот черт, винтовки-то с собой не было…
Выбравшись из подпола, Кемппайнен пересчитал патроны в барабане револьвера.
— Ох, сынок, на гибель верную идешь.
«Сынок!» — Кемппайнен улыбнулся. Это было сказано по-матерински тепло, хотя не очень-то подходило к нему. Варвана была немногим старше его.
Варвана положила в маленькое лукошко вяленой рыбы и пареной репы. Кемппайнен не хотел брать еды в дорогу. У бедной вдовы у самой почти ничего нет. Но взять пришлось. Вряд ли в мире найдется щедрость, которую можно было бы сравнить с добротой этой женщины — подумалось Кемппайнену.
— Да поможет тебе бог!
Растроганный напутствием хозяйки, Кемппайнен тихо проговорил:
— Спасибо. Да вот еще… — он замялся, — у меня чемодан остался. Ничего особенного там нет, но все же. Есть там две книги. Одна поменьше, другая побольше. Черные. Но, пожалуй, ходить за ними не стоит. Чтоб беды не было…
— Слушай, скажи-ка мне… Как ты полагаешь? — спросила Варвана. — Вот Финляндия-то опять войной пошла… Устоит Советская власть?
Кемппайнену хотелось найти слова поубедительнее, чтобы хозяйка поверила ему, но в голову пришли самые обычные слова:
— Обязательно устоит. Должна устоять… Что бы они там ни делали.
— Дай я обниму тебя, как положено по нашему, по карельскому обычаю.
Впрочем, по карельскому обычаю обниматься вдове с чужим мужчиной, да к тому же наедине, было не положено, но большого греха Варвана в этом не видела, тем более что в последнее время старые добрые обычаи частенько нарушались.
Кемппайнен ушел в предрассветную тьму.
Варвана поднялась на печь и легла рядом с детьми. На душе у нее было так хорошо, что хотелось сказать детям что-то ласковое, теплое. Но дети спали сладким сном, и Варвана, бормоча ласковые слова, погладила сына по головке. Лицо дочки было мокрым от пота. Варвана осторожно сняла с нее одеяло, постелила его у самой стены, где было прохладнее, и поднесла девочку туда.
Едва Варвана успела задремать, как где-то далеко прогремело несколько выстрелов. Они донеслись не из села, а с другой стороны, из-за рукава, за которым начинался лес. Перепуганная Варвана начала молиться. Наконец стрельба прекратилась, но от наступившей тишины, в которой слышно было беспокойное лаяние собак в селе, на душе стало еще тревожнее.
Дверь распахнулась, и в избу ворвались те же три бандита с ослепительно ярким фонарем в руках.
— Слезай с печи, ведьма!
От злого крика проснулись дети. Мальчик заплакал, девочка судорожно хватала воздух.
— Попалась! — рявкнул сын Степаны Евсеева. — Нас за дураков считаешь. Где ты красного прятала?
— Никого я не прятала.
— Мама, вели им уйти, — прохныкал мальчик. Он думал, что стоит матери сказать этим злым людям, чтобы они уходили, и они ушли бы.
— А ну! Слезай…
Сын Степаны Евсеева начал стаскивать Варвану с печи. Дети заревели еще громче. В избу сбежались женщины из соседних домов. Сын Степаны Евсеева оставил Варвану и стал прикладом винтовки выталкивать соседок за дверь.
— Убирайтесь! Не то и вам достанется!
— Детей, заберите детей! — умоляла Варвана.
— Пусть уведут щенят, — смилостивился финский фельдфебель.
— Мама, мы не пойдем, — упирался мальчик. — Они убьют тебя.
— Идите, деточки, идите. Нам поговорить надо! — уговаривала Варвана, сдерживая слезы.
Когда перепуганных детей увели, сын Степаны Евсеева схватил Варвану за горло своими широкими ладонями и зловеще прошипел:
— Теперь мы поговорим! Ну, говори! Куда Кемппайнен ушел? Что он говорил?
— Никого я не видела, ничего я не знаю. Я с детьми была.
— Оставь ее. Откуда ей знать, — махнул рукой второй совтуниемец, уже немолодой мужчина. — С бабами тут еще валандаться…
— Заткнись ты… — рявкнул сын Степаны Евсеева. — А ну, признавайся. Муку, что Кемппайнен у нас награбил, он тебе приносил? Говори!
Сын Степаны Евсеева буквально трясся от бешенства. У него, сына самого богатого хозяина из Совтуниеми, было достаточно причин прийти в такую ярость: в прошлом году этот самый Кемппайнен, которого прятала Варвана, изъял у его отца излишки муки. Правда, делили эту муку в Совтуниеми между бедняками, но как знать, может быть, и сюда ее привезли и этой Варване тоже дали. Ведь не стала бы она ни с того ни с сего укрывать красных. Вспомнив о муке, сын Степаны Евсеева вне себя от злобы схватил полено.
