тебя считали идиотом, и научила смеяться. В первом классе, когда его товарищи смеялись, Чезаре злился, потому что не понимал, что происходит. Но бабушка сказала, что понимать тут нечего: это просто способ шуметь, который нравится детям. Как собачий лай. «Если не будешь смеяться с остальными, они подумают, что ты идиот. Тебя выгонят из стаи».
Это объяснение принесло ему облегчение. Все просто: он идиот и должен скрываться. С того момента Чезаре перестал раздавать одноклассникам щипки и оплеухи. Он смеялся вместе со всеми. Ха-ха-ха. Смотрите, я такой же, как вы.
Приятели никогда не заглядывали к нему после школы, и он проводил вечера в одиночестве. На лужайке за домом в Кастельветро находилась свалка, и он часто притаскивал оттуда какую-нибудь рухлядь – старый радиоприемник, сломанный миксер – и пытался починить ее или проводил эксперименты, разбрасывая детали по всей квартире.
Однажды Чезаре залил в телевизор отработанное масло и поджег его во дворе, чтобы посмотреть, взорвется ли электронно-лучевая трубка, и соседи нажаловались бабушке, но та, оставшись с ним наедине, только посмеялась над этими шмаками, не умеющими развлекаться. Он тоже смеялся: ха-ха-ха.
«Шмак» – новое слово, которое бабушка подхватила у своего жениха. Оно означало «тупица», и Чезаре понял, что так называют таких, как он, но не умеющих скрываться. Чтобы избавиться от зловещей угрозы, которая, казалось, исходила от этого слова, Чезаре повторял его даже при учителях. Он выдумал, что по-голландски это означает «спасибо», и они верили, пока не посмотрели в словаре. «По-твоему, это смешно?» – спросили его педагоги. Чезаре ответил «да», хотя и не был в этом уверен.
Ха-ха-ха.
Бабушкин жених вернулся домой вместе с ними. Чезаре ушел к себе в комнату, чтобы посмотреть телевизор, который продажные полицейские подарили ему на день рождения, но через пару минут жених явился и туда.
– Как дела? – спросил он со своим странным акцентом. – Можно с тобой поговорить?
Чезаре знал, что если ответить «нет», то он обидится.
– Да.
– Мы с твоей бабушкой знакомы уже почти год и поняли, что хотим провести остаток жизни вместе. Она ведь тебе уже говорила?
Бабушка никогда не говорила об этом человеке, но Чезаре кивнул.
– Я хотел сказать тебе, что мы с твоей бабушкой решили пожениться.
– Хорошо.
Жених сделал то же, что и все взрослые, когда им неловко: начал слишком много двигаться. Чезаре похрустел позвонками и костяшками пальцев, подражая ему.
– Но буду с тобой откровенен: мы не купаемся в золоте, – добавил мужчина.
– Золото твердое. Может быть, в расплавленном золоте.
– К сожалению, твоя бедная мама оставила нам только долги, а нам нужно позаботиться о тебе. Мы решили перебраться ко мне на родину, в Израиль. – Жених показал ему эту страну в атласе.
– А я тоже поеду?
– Конечно! Как ты мог подумать, что мы тебя бросим?
Чезаре снова похрустел пальцами.
– Мама не любила меня.
– Но мы тебя очень любим! Значит, ты не против? Ты рад?
На этот вопрос тоже существовал только один ответ.
– Да.
Но жених еще не закончил. Он заключил Чезаре в объятия:
– Я не такой, как твоя бедная мама, я люблю тебя. И надеюсь, что ты тоже немного меня любишь.
Чезаре хрустнул шеей. Жених напрасно ждал, что он что-то скажет: мальчику нужно было подумать.
Раздумья Чезаре продолжались почти год после путешествия, которое показалось ему бесконечным, пока он пытался приспособиться к миру, словно сошедшему со страниц приключенческого комикса, где люди в белом ходили по улицам с автоматами, говорили на непонятных языках и готовили странные блюда. То и дело звучали сирены и падали ракеты.
Однажды ночью Чезаре украл все деньги, которые нашел в доме, собрал рюкзак, облил шторы бабушкиным пятновыводителем и поджег. Затем убежал.
Чезаре было одиннадцать лет. Таков был его ответ.
Обещание. Наши дни
62
Джерри отвез Франческу в свое убежище, арендованное еще на несколько дней. Им требовалось где-то переночевать, и он был вполне уверен, что этой ночью наемники из «Цапли» их не найдут. Если кого-то и следовало опасаться, то только полицейских. Металли отправил Франческе несколько эсэмэсок, после чего прислал голосовое сообщение, в котором требовал, чтобы она немедленно с ним встретилась и привезла с собой Джерри. Интерпол проводит проверку и так далее. В его тоне сквозили нотки раздражения и тревоги, и Франческа поняла, что он вот-вот вынесет постановление об их задержании.
Франческа никак не ожидала, что убежище окажется ветхим двухэтажным домом, который выглядел так, будто его обставили мебелью с блошиного рынка. Пока собаки ходили кругом и обнюхивали комнаты, Джерри показал ей двуспальную кровать в спальне наверху с постельным бельем, испещренным отпечатками лап.
– Есть только это. Не подумай, что я к тебе подкатываю. Я посплю на диване внизу. – По пути в убежище они незаметно перешли на «ты».
– Я знаю, что ты ко мне не подкатываешь, но с твоей стороны очень любезно допустить такую возможность. Если ты не против, я лягу на диване.
– При чем здесь любезность? Ты привлекательная женщина.
– Я на двадцать лет старше тебя. Настрой радио в своей голове получше.
– Тебе не хватает уверенности в себе.
Франческа, сгорая от смущения, сбежала на первый этаж. Хотя она и не поверила ему, но в глубине души была польщена. Она легла на диван, весь сгорбленный, но достаточно широкий, чтобы удобно устроиться, закутавшись в одеяла. Она задумалась, сколько пар занимались любовью на этом диване, и тут же упрекнула себя за такие легкомысленные рассуждения – ведь ее племянница все еще находилась в лапах у монстра.
«А где сейчас ты сама? Каким бы любезным ни казался Джерри, он убивает людей с такой же легкостью, как комаров». Франческа вернулась к размышлениям о том, как можно заниматься любовью на диване, – эта мысль была приятнее, – снова отругала себя и провалилась в сон, в котором смешались образы парочек, занимающихся любовью, и серийных убийц.
Джерри подождал, пока ее дыхание станет ровным, затем прихватил «косметичку» и через люк в потолке вылез на крышу.
Луна освещала лежащий внизу двор и выхватывала из темноты очертания соседних домов. Джерри сел рядом с дымовой трубой. Из «косметички» он достал светящуюся доску на батарейках, заменяющую зеркало, мешочек с песком и Зогар.
Джерри немного почитал, затем закрыл глаза и мысленно повторил фразу, отрешаясь от ночного холода, крыши под собой и остального мира.
Он погрузился в осознанное сновидение. Во сне царила глубокая ночь, и Джерри снова был ребенком. Он босиком подошел к приоткрытой двери в кухню, из
