показалось, будто ему вонзили острый нож в грудь, когда он услышал слова комбата, адресованные особисту.
– Не мне решать, – ответил тот и скомандовал солдату: – Пошел!
Дальнейшее действие для молодого бойца происходило как в тумане. Он очень плохо соображал, почти ничего не слышал, смотрел только себе под ноги и подчинялся голосу того человека, что шел позади. И сразу, очутившись в коридорах траншей, заметил на себе взгляды солдат своего батальона, мимо которых его вели в неизвестном направлении, а они провожали его глазами, еще не зная ничего о том, что произошло.
– Куда это Витьку? – спросил один.
– Помалкивай пока, – оборвал его второй.
Как назло, заморосил ледяной дождь, капли которого стали колко бить по его лицу, которое он ничем не мог защитить, не смел прикрыть руками, потому как держал их за спиной. Шинель и шапка на голове, а затем и валенки на ногах моментально стали мокрыми, а потом начали покрываться тончайшей корочкой льда. Ему стало сначала очень жарко. Пот выступил по всему телу. Потом ему вдруг стало очень холодно. К моросящему ледяному дождю добавился ветер. Это произошло в тот момент, когда особист вывел его из петляющих траншей и повел по поляне к лесу, в котором располагались полковые штабы, службы, склады. В том числе и тот самый, который стал злополучным для красноармейца Волкова.
Вели его так больше часа. А потому Виктор довольно быстро понял, что путь его лежит не в резиденцию особого отдела родного полка, а намного дальше. Туда, где базировалось подразделение НКВД всей дивизии. И это значило, что вина его настолько тягостна, что заниматься делом о хищении нескольких банок тушенки будут на куда более высоком уровне. Усугубляется его положение подрывом боеспособности целого подразделения. Следовательно, наказание для него выглядит намного суровее, чем он себе мог представить. А зловещее «расстреляют» становится реальностью.
Путь конвоя из двух солдат особого отдела и полкового особиста завершился на окраине лесочка, где под обширными кронами высоких деревьев удачно прятались от любопытных глаз две бревенчатые деревенские избы. За ними виднелись еще постройки – большой каменный амбар, конюшня, низенькая баня и еще пара сараев, да навес под сено или дрова. Кругом ходили сурового вида рослые, широкоплечие солдаты с оружием. Пахло варевом от скрытой с глаз кухни. И слышался странный, похожий на протяжный вой звук, доносившийся со стороны не то амбара, не то конюшни, что стояла рядом.
– Стой! – прозвучала за спиной Виктора резкая и громко произнесенная команда.
Она в одно мгновение сковала его тело, парализовала волю. Кожа начала будто гореть от волнения и отчаяния. Хотелось выть и кричать, доказывать им всем, кто стоял сейчас вокруг, что само отчаяние, а не злой умысел направило его на путь хищения продуктов питания. Но всем вокруг него было наплевать на его мысли и чувства. Они монотонно делали свою суровую работу.
Чьи-то крепкие пальцы спороли с него петлицы, сорвали с шапки звездочку, обшарили карманы, изъяв из них все содержимое: крохотный складной перочинный нож, ложку, завернутые в платочек комсомольский билет и красноармейскую книжку. Забрали кисет с махоркой и самодельную зажигалку, изготовленную умелыми руками Виктора еще в цехах родного механического завода.
– Пошел! – толкнули его в спину.
Ну все! Конец! Сейчас расстреляют! Какой бесславный конец жизни! Ни тебе геройских подвигов, ни отражения вражеских атак, ни штыковых, ни метких пуль! Конец! Конец! Конец!
Шатаясь из стороны в сторону, с трудом переставляя ватные ноги, Виктор брел вперед – туда, куда его направляли солдаты особого отдела дивизии.
– Лицом к стене! – резанули по сердцу парня громкие слова кого-то сзади.
– Это конец, – еле слышно прошептал он самому себе, прижимаясь горящей щекой к ледяной каменной кладке деревенского амбара.
Ему захотелось завыть от отчаяния, упасть на землю, не вставать. Пусть так расстреливают. Все равно конец всей жизни столь бесславен, что теперь уже совсем все равно, как она завершится.
– Заходи! – снова прозвучал строгий голос.
Виктор открыл глаза. Слева от него была распахнута дверь в широкий темный проем, из которого тянуло мерзлой сыростью и смесью неприятных запахов. Его подтолкнули. Кто-то даже хихикнул позади. Он медленно переступил порог, и его снова подтолкнули в спину, отчего Виктор едва не упал лицом вниз.
Через несколько секунд глаза парня стали привыкать к полумраку довольно большого, наполовину утопающего в землю помещения с каменными стенами и четырьмя крошечными, с решетками в них, окошками. Света они пропускали внутрь столь мало, что его едва хватало для элементарного ориентирования в пространстве. Холодный и сырой воздух внутри был пропитан запахами давно не мытых тел и ношеных портянок. Смрадом тянуло от большого ведра с человеческими испражнениями, что стояло в углу. Помещение было почти до отказа набито людьми в военной форме: шинелях, бушлатах, ватниках, солдатских шапках. Мелькнули пилотка и кубанка, комсоставский меховой жилет и сильно поношенная вытертая кожаная куртка. Люди сгорбленно и молча сидели везде, куда только удавалось кинуть взгляд. Кто-то негромко стонал, раскачиваясь вперед-назад. Еще кто-то постоянно всхлипывал и причитал, перечисляя вполголоса несколько женских имен, видимо дочерей.
Виктор нашел себе место под окном. Но уже скоро сильно замерз на сквозняке, а потому, начав со временем неплохо ориентироваться в помещении, перебрался в другое место, расположился посреди нескольких солдат, один из которых что-то бормотал себе под нос, а другой громко шмыгал носом. Выбирать ему было не из чего. А потому ждать расстрела он решил тут, впав в то состояние, когда человека охватывает полное равнодушие к своей судьбе, покорность сторонней воле.
До вечера, а потом и на следующий день в помещение было доставлено на содержание еще несколько человек в солдатском обмундировании, а также двое в гражданской одежде, причину попадания которых сюда никто не стал выяснять. Вскоре их вызвали, они ушли и назад уже не вернулись. Пару раз солдаты выводили из двери двух-трех арестантов, которые приносили в помещение деревянный бак с питьевой водой, а потом выносили на улицу помойное ведро.
Утро третьего дня началось с того, что в распахнутую дверь громкий низкий голос выкрикнул фамилию одного из арестантов. Названный человек в солдатском ватнике и в кубанке, медленно шагая, шатаясь из стороны в сторону и тяжело, с шумом дыша, поднялся по ступенькам наверх. Дверь за ним закрылась, а через несколько минут где-то за пределами помещения раздался хлесткий хлопок винтовочного выстрела.
Арестанты разом вздрогнули. В помещении началось роптание. Послышались причитания и ругань. Такого скорого развития событий никто из них не ожидал.
– Неужели началось? – прерывисто произнес один из тех, что находился рядом
