Дело было вечером, как говорится, делать было нечего. Пригорюнились три девицы на обочине сельской дороги по пути в неизвестность. Вдруг Лера вскочила с места и прокричала:
— В задаче неправильно поставлен вопрос, он должен звучать так: через сколько часов пешеходки прибудут на место, если они станут пассажирками?
Рита живенько встала рядом с Соней, которая уже поднялась со своего места. Они явственно услышали гул мотора. Вскоре на дороге показался и сам автомобиль. Это был потрепанный, видавший виды «уазик». Женщины, взявшись за руки, перегородили дорогу, чтобы водитель уж непременно затормозил.
И он затормозил. Они подлетели к водительскому окну и наперебой стали просить, чтобы их подвезли. Дверца наконец отворилась, и оттуда выглянуло волосатое чудовище, некогда бывшее, по-видимому, мужчиной. Он глянул на них из-под косматой шевелюры, шумно сморкнулся и грозно произнес:
— Ну?!
Подружки, поддаваясь интуитивному порыву страха, отшатнулись, залепетав:
— Нет, ничего, извините.
Они отскочили от машины, почему-то никому из них не хотелось ехать с этим почерневшим «снежным человеком». Но машина, вопреки их ожиданиям, не сдвинулась с места. Из нее ловко выпрыгнул водитель и, твердо ступая по земле, подошел к девушкам. При внимательном рассмотрении в нем можно было разглядеть довольно молодого мужчину, лет тридцати с небольшим, среднего роста, в одежде, которую называют спецовкой, и в кирзовых сапогах. Кудрявая черная борода и такая же шевелюра придавали ему вид чудища. Он встал поодаль, уперев руки в бока, и снова произнес:
— Ну? Или едем, или где?
— Спасибо большое, извините, — сказала Соня, — мы не хотим утруждать вас, мы подождем другую машину.
Водитель усмехнулся и сказал:
— Ну, если вы хотите провести ночь на обочине, тогда я поехал.
Он повернулся, чтобы уйти, и тут заговорила Лера:
— А сколько вы возьмете с нас до Словинского?
Водитель медленно развернулся, усмехнулся и сказал:
— Городские пташки. Это у вас в городе все на деньги меряется, а здесь, в деревне, все измеряется человечностью. Садитесь, не бойтесь, я женщинами не питаюсь.
Подруги с опаской все же сели в машину. Мотор взревел как дикий зверь, и машина рванула с места, встряхнув пассажирок с такой силой, что все три подскочили на заднем сиденье. Потом машина стала двигаться более плавно. Подруги немного расслабились. «Снежный человек» за рулем спросил:
— Вы в Словинское к кому?
— Мы… а мы, собственно, ни к кому, — ответила Соня. И только сейчас поняла, что гостиницы в этой деревне, вероятно, нет и придется где-то искать ночлег.
— Тогда позвольте полюбопытствовать, с какой целью вы забираетесь в такую глушь? — продолжал водитель.
— А мы на экскурсию, — ответила Рита.
Водитель снова хохотнул и сказал:
— На экскурсию, девочка, ходят в музей. А здесь медведи и волки прямо к жилью подходят.
— Не пугайте нас, — проговорила Рита, — и я не девочка, мне тридцать два года, я учитель математики и классный руководитель 6 «А» класса, теперь уже седьмого.
— Ух ты, — удивился водитель, — а на первый взгляд вам больше пятнадцати лет и не дашь. Извините, пожалуйста.
— Скажите, а где в Словинском можно остановиться, нам бы комнатку снять, — проговорила Соня.
— Баба Гаша сдает приезжим, да вообще можно в любую избу постучаться, на одну ночь пустят.
— А мы не на одну ночь, нам на месяц, — ответила Рита.
— Месяц, дамочки, вы здесь не выдержите. Сбежите завтра же.
— Почему вы так решили? — поинтересовалась Лера.
— Знаю, не раз такое видел. Вам, дамы, комфортабельный отдых нужен, а здесь туалет на улице, баня один раз в неделю и ни одного супермаркета.
— Ну что вы, ведь лето, а лес, а речка, а полевые цветы, — парировала Соня.
— «Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не мошкара, да комары, да мухи», — выдал Пушкина абориген.
— Не пугайте нас, — сказала Соня, — лучше расскажите нам про Словинское.
— А чего про него рассказывать, село как село. Было когда-то большое и шумное. Теперь это даже деревней и то с натяжкой назвать можно. Школа давно закрыта, церковь разрушена. Так, десяток старух доживают свой век.
— А там где-то рядом была усадьба Морозова, — закинула удочку Рита.
— А, это? Да, была. Но сплыла.
Машина шла по дороге то ровно и плавно, то безжалостно вытряхивая внутренности из пассажиров. Когда она в очередной раз подскочила на ухабе, Соня, сильно ударившись локтем о дверцу, потирая локоть и морщась от боли, спросила:
— Но там хоть что-нибудь осталось?
— Да, фундаменты, и подвалы, и многочисленные подземные ходы.
— Серьезно? — удивилась Рита. — И что, по ним кто-нибудь ходил?
— Конечно, и неоднократно. Почитай, каждый мальчишка в селе там клад искал. Последний помещик Морозов, говорят, чудной был. У него пароходы по всей Волге плавали, а здесь, в поместье, говорят, туалеты золотые были. А вот когда его арестовали, то золота нигде и не нашли. Поэтому возмущенные односельчане и сожгли все поместье «до основанья, а затем» весь кирпич растащили на печки. Однако, дамы, мы приехали.
Машина неожиданно остановилась. Водитель выглянул в лобовое стекло и сказал:
— Баба Гаша дома, пойдемте провожу.
Большой деревенский дом мрачно чернел на фоне вечернего неба. Водитель достал из машины корзинку и пошел к дому, постучал в дверь и громко прокричал:
— Агафья Петровна, ты дома? Отвори.
Послышались шаркающие старушечьи шаги, дверь открылась, и на пороге появилась старушка, таких принято называть «божий одуванчик». Приветливо улыбаясь, она поздоровалась.
— Жень, ты с кем это? — спросила она, разглядывая стоявших у машины Соню, Риту и Леру.
— Вот привез тебе соли десять килограммов, как просила, и квартирантов. Принимай.
Старушка виновато улыбнулась и сказала:
— Да я бы с удовольствием приняла, да у меня охотники из Москвы вот-вот прибудут.
— Незадача, — проговорил Женя, — а как же быть, может, к Кузьминой?
— Нет, у нее внуки. А ты к себе пусти, изба-то большая, пустая.
— Нет, у меня грязно, да и простыня у меня всего одна, а пододеяльников ни одного.
— Белье не проблема, белье я дам, — продолжала убеждать баба Гаша, — ну а грязно, что ж, девки молодые, тряпку в руки и все примоют. Ну как?
С последними словами она обратилась уже к подругам. Рита откровенно скривилась от такой перспективы, Соня слегка поморщилась, а Лера сказала:
— Идет, давайте белье.
Уборку они закончили, когда на улице уже начинало темнеть. Мыть пришлось не только светелку, в которой они должны были спать, но и саму избу — нечто среднее между спальней, кухней и столовой. И не только пол, а также стены и даже потолок. Они перемыли всю посуду в доме. Все полки и лавки. Откуда-то появились чистые половички, которые тут же заняли свое место. Женя тоже принимал посильное участие в работе, он приносил воду, выносил мусор.
Когда работа была закончена и подружки, полностью обессиленные, уселись на крыльцо, Соня вздохнула и сказала:
— В душ хочу, а сегодня баня не топится?
— Нет, — ответил Женя, — могу предложить речку.
— Беру, согласна, — вскочила Соня.
Женя проводил их до реки, а сам ушел. Вода была теплая и чистая, речка неширокая, но быстрая. Солнце уже закатилось за лес, и по берегу расстилались чистые розовые сумерки. На дальние поля уже упал легкий белый туман. Становилось прохладно.
Вволю наплескавшись, смыв с себя всю дорожную грязь и усталость, авантюристки возвращались в дом к «снежному человеку».
— Девчонки, а вам не кажется, что лучше бы запереть дверь изнутри, когда спать ляжем, — сказала Соня.
— Ты чего опасаешься? — спросила Лера. — За свою девичью честь или за кошелек?
Подружки засмеялись.
— Да нет, просто какой-то он неприятный, этот Женя. Страшный.
— Брось ты, нормальный русский мужик, — возразила Рита, — даже где-то благородный. Предоставил нам ночлег. Помогал прибираться.
— Меня другое интересует: ему лет тридцать пять, почему он не женатый, — проговорила Лера, — либо алкоголик, либо импотент.
— А третьего не дано? — спросила Соня.
— Третьего? — недоумевала Лера. — А что ты имеешь в виду, ты что, думаешь, он голубой?
Опять раздался смех. В доме их ждал приятный сюрприз. На столе лежала белая скатерть, на ней дымилось блюдо с картошкой и стоял самовар.
— Ой, девочки, как есть хочется, — проговорила Соня, садясь за стол.
— А что, хозяин наш довольно приятный человек, — сказала Лера, вешая полотенце на перекладину у печки и усаживаясь за стол.
— «Ах, картошка, картошка, в кожуре уголек…» — пропела Рита. — Слушайте, неудобно как-то, надо его позвать.
— А я здесь, — услышали они голос входящего в комнату Евгения, — я вам молочка принес, парное, баба Гаша прислала.
