* * *
Но есть вещи и поважней. Ведущий репортаж говорит: “Маленький, ничем не примечательный городок Ковентри”. Но ведь это один из символов ужасов войны. Нет бы глянуть в энциклопедию: “Разрушен в 2-ю мир. войну гитлеровской авиацией; отстроен заново. Руины готич. Собора (14 в.) сохранены как свидетельство фаш. варварства”.
А вот отсутствие любопытства и памяти сугубо футбольных. “Спартак” играл на Кубок в Ногинске (б. Богородск) с местной командой. Тамошний ОМОН напал на московских мальчишек, “фанов”, приехавших с командой, стал их избивать на трибуне дубинками. Это многих возмутило, не раз показывалось по ТВ. Никого, разумеется, не наказали. Но удивительно другое: никто не вспомнил, что именно из Ногинска прибыл в тридцатые годы в Москву блистательный Григорий Федотов, футболист номер один, признанный всеми непререкаемо.
* * *
Читаю воспоминания разных людей, которых я знал, и замечаю, что они часто говорят о своем возрасте, старости, многое в позднейшей жизни объясняя этим обстоятельством. Они ощущают свои годы как нечто весомое, непоправимое. А я сейчас уже старше большинства из них – и такого восприятия, пожалуй, нет. Что же происходит?
Но иногда я, кокетничая, тоже говорю о себе: годы, что поделаешь, – и жду, что меня начнут разуверять, а мне кивают сочувственно. Бывает, правда, что и не соглашаются, но больше из вежливости.
* * *
Когда умер Юрий Никулин (август-97), я слышал по р/с “Эхо Москвы” подробный рассказ о его болезни, а также о начале пути, неудачной попытке поступить во ВГИК, об учебе в Цирковом училище, и дальше – о работе в цирке и в кино. Странно, что ни слова не было о его участии в войне, о солдатской судьбе. Теперь, видимо, это уже неважно. Слишком далеко.
* * *
Был известный детский писатель Рувим Фраерман, друг Паустовского и Гайдара, – где-то я читал, что они ездили вместе на рыбалку. До войны он написал книгу “Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви”. Она долго считалась классикой советской детской литературы, не знаю, как сейчас, – я давно о ней не слыхал.
Так вот, Светлов сказал однажды о Фраермане: “Он в трамвае галоши не забудет”. Что это значит? Тогда все поверх обуви носили в дождь и в грязь галоши (были и женские – с каблучком). От них отказались лишь в конце сороковых, когда вошли в моду башмаки и туфли на толстой подошве. Итак, видимо, это был известный факт: кто-то, – может быть, сам Михаил Аркадьевич, – сел в трамвай и снял галоши. Зачем? От широты души, от раскованности. Ехать, наверное, было далеко, хотел расслабиться. Снял – будто дома или в гостях, находился в соответствующем настроении. Потом задремал, потом проснулся и сошел.
Фраерман, надо полагать, был слишком осмотрителен и непьющ, чтобы допустить такое. Я же услышал эту полупрезрительную характеристику по поводу уже другого человека, но тоже осторожного и чрезмерно законопослушного. Уже и галош-то давно не было.
* * *
В былые, т.н. советские времена на ТВ в программе “Время” регулярно предоставлялось слово для краткого выступления аккредитованным в СССР послам иностранных государств. Они это весьма ценили. В эфире появлялись послы солидных держав, а также и молодых стран, только-только получивших официальное признание. Лаконичные речи иных были целиком на русском (у серьезных западных дипломатов или у недавних выпускников Университета им. Лумумбы). Другие пользовались услугами переводчиков. Но последнюю фразу говорили по-русски все. Обычно это было: “до свидания”.
Один посол закончил так: “Благодарю за вминание…”
Здорово же в него эту речь вминали.
* * *
Святослав Федоров и руководимый им институт восстановили в Протасове церковь. Это родовые суворовские места, – рядом с храмом могила отца полководца. Федоров вникал во все мелочи, встречался с подрядчиком, контролировал работы, интересуется проблемами прихода и сейчас.
Церковь получилась скромная, но нарядная, уютная, настоящий сельский храм. Из окрестных деревень стекаются сюда люди. А сам Слава – неверующий, так воспитан. Не будет же он со свечкой в руке службу выстаивать. Нет, он не привык притворяться.
Но он понимает: людям это нужно, и поэтому от души им помог.
* * *
Эпидемия памятников, портящих лицо и тело Москвы. В чем сама причина этой сыпи? Откуда они берутся? Основное возражение – не кому они поставлены, главное недоумение – зачем? И чем они выше, тем ниже уровень воздействия.
С детства запомнились три. Все бесцеремонно потом передвинутые, а один из них, скорее, – задвинутый. Я, понятно, имею в виду Пушкина, андреевского Гоголя и Минина с Пожарским. Тимирязева, каюсь, не запомнил.
Остальные появились уже после войны, – перечисляю индивидуальные монументы. Пешие – писателям: Горький, Маяковский, Толстой, Гоголь (Томского), Лермонтов, Герцен, Блок, Есенин, Достоевский… Не всех еще назвал. Ни один не поражает воображения. Два конных – Долгорукому и Жукову. Первый тоже слишком обычен, второй – просто разочаровывает.
Ну и, конечно, Марксу, Ленину, Дзержинскому (его уже нет), Петру, а также Димитрову, Ганди, Неру, Тельману и прочим международным деятелям, которые в расчет не беру. За что же нам все это?
Вон их сколько! – но ведь лучшие-то, вечные, – из давних времен.
* * *
Учились в 5-м классе. У Вовки прохудился брючный карман, – таскал там какую-то проволоку. На переменке он сунул туда руку, палец попал в дырку, и Вовка неожиданно для себя выставил его через ширинку, между пуговиц.
– Смотрите! – крикнул он радостно.
Девчонки глянули, фыркнули возмущенно: “Дурак!” – и отошли в сторону.
“Сами вы дуры! – отвечал он испуганно. – Это же палец!..”
Мальчишки заинтересовались, столпились, посмеиваясь.
Потом мы уехали оттуда, и я встретил его уже после войны. Он заканчивал институт. Через минуту я спросил: “А помнишь дырку в кармане?”
Он ответил грустно: “Все только об этом и вспоминают”.
* * *
Капустнические названия последних фильмов Никиты Михалкова. Было до войны знаменитое танго “Утомленное солнце”. Оно звучало на всех танцплощадках страны. Его, разумеется, не принимали всерьез, пародировали, но оно было неистребимо.
А что значит “Утомленные солнцем”? Я задал этот вопрос своим достаточно опытным знакомым. Все, слегка пожимая плечами, отвечали: ну, наверное, утомленные тем временем, эпохой, Сталиным… Как – утомленные? Обожженные. Облученные!
Или его новая картина – “Сибирский цирюльник”. О чем бы она ни была, но прямое отсылание нас к “Севильскому цирюльнику” приемлемо скорее для школьного капустника (6-7-х классов). Неужели авторам это кажется остроумным?
Была когда-то комедия “Девушка без адреса”. Если бы Михалков снимал фильм о бомжах, он назвал бы его “Дедушка без адреса”.
* * *
Это ведь все легкий хлеб. Ленту о руководительнице соседнего государства можно назвать: “Смежная королева”. Документальный фильм о какой-либо области или отрасли: “Ты и убогая, ты и мобильная” и т.д. Бывает и более остроумное. Мой друг, знаменитый футболист, синхронное плавание снисходительно называл фигурное купание.
* * *
Игорь Холин: “Слушайте, Пушкина же нам навязали”…
* * *
Почти по Северянину:
От океана до Тарусы,
Куда заметнее, чем встарь, -
Кругом талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь.
* * *
Пожилая воспитанная дама сказала: – Какие странные нынче нравы – поэты дружат с портными…
* * *
Исполнение своих супружеских обязанностей он называл: техобслуживание.
* * *
Он однажды сказал мне, что ушел от жены, как уходили из Афганистана – с чувством облегчения, миновавшей смертельной опасности, но с еще помертвелой душой и пониманием страшной бессмысленности и ужаса того, что уже было и чего внутри себя не изменить.
* * *
Прочел у прозаика: “Черствый военный хлеб”. Этого не было, – наоборот, непропеченный, липкий. Хлеб не успевал черстветь.
* * *
У известного афоризма: “Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью” обнаружилось со временем немало авторов. Свидетельствую, это при мне придумал с ходу Арсений Тарковский в Переделкине в 70-е гг.
А фразу: “Товарищеский суд Линча” придумал, извините, я в 1961 г. на борту т/х “Эстония” по пути из Ленинграда в Гавр, чему тоже до сих пор еще есть свидетели.
* * *
Чем отличается хороший писатель от плохого? Первый иногда может написать неудачно, второй – иногда удачно.
* * *
Наши внуки нам гораздо понятнее, чем мы им. Причина проста: мы в их возрасте уже побывали, а они в нашем еще нет.
