– Сегодня день открытых дверей! – с горькой усмешкой воскликнул Бриар, испытывая в душе легкое раздражение изза того, что их опять потревожили. – Входи, Марго.
– К вам от господина Моро, – сказала служанка неторопливо.
С боязливой дрожью девушка отошла к дивану. Бриар, кинув ей успокаивающий взгляд, разрешил провести посланца в комнату. Дверь отворилась, пропуская крепко сложенного смуглолицего военного. Суровый вид вошедшего еще больше обеспокоил девушку. Он, кивнув, важно произнес:
– Господин Конте! Поймали одного мятежника. Его допрашивают, и господин Моро приказывает вам принять участие в допросе.
– Передайте господину Моро, что скоро буду. Посланец, опять важно откланявшись, вышел.
– Увы, мне надо идти, – произнес Бриар, поворачиваясь к затихшей девушке.
– Но мы же скоро увидимся?
Глаза Авроры были полны отчаяния.
– Увидимся, обещаю, – ответил он, по-отечески поцеловав девушку в лоб.
Он протянул ей левую руку. Аврора с грустной улыбкой вложила в его ладонь свою, и он, нагнувшись, коснулся губами ее руки.
– Прощайте, – прошептала она.
Он ласково сжал и отпустил ее руку.
Оставшись один, Бриар некоторое время стоял, размышляя. Из раздумий его вывел вопрос, произнесенный писклявым голосом:
– И что это были за запутанные комбинации? Хи, хи, твои чувства спонтанны, тьфу.
Бриар, не оборачиваясь, ответил:
– А ты пробрался сюда от скуки или по надобности? И зачем нужно было выплясывать перед девушкой, скажи на милость?
Но гость, проигнорировав вопрос, сказал:
– Тебе, дубина стоеросовая, девушка в любви призналась! Но не обольщайся, она не твоя судьба! Ты что, не видишь будущего?
Бриар, рассмеявшись, наконец, обернулся. На спинке дивана по-хозяйски расположился косматый колобок с тоненьким крысиным носиком и огромными блестящими глазами. Худенькие ножки были закинуты одна на другую. Домовой жил в доме господ Конте испокон веков. Его нрав с тех пор ничуть не изменился, он по-прежнему оставался язвительным и сварливым.
– Я телепат, а не экстрасенс, и, кстати, ты тоже будущего видеть не можешь. Вообще, ты не ответил на мой вопрос, – Бриар попытался сменить тему.
Один глаз маленькой вредины ехидно сощурился:
– Да ну ее! – бросило оно неопределенно. – Маргошка хочет моей смерти!
Бриар с улыбкой ждал пояснений. Существо с пыхтением копошилось на диване, занимая более удобное положение. А потом, решив вальяжно облокотиться на раскинутые диванные подушки, наконец, соизволило важно ответить.
– Я решил приучить ее к порядку и привить благочестие!
– Да ты что! – воскликнул Бриар, смеясь. – Судя по тому, что ты здесь, что-то пошло не так?
– Угу, – зло буркнуло существо. – Она не дрессируется. Я разбросал мусор, она молча убрала, я опять разбросал мусор, она молча убрала.
Оно повторяло и повторяло эту фразу, пока Бриар не выдержал:
– Так причем тут благочестие?
– А-а-а, вот если бы она помолилась, как все порядочные женщины, перед тем как убрать, я бы перестал разбрасывать мусор! – пафосно ответило существо.
– Шишимора, радость моя, так чем же сердце успокоилось? Существо, нахохлившись, начало возбужденно бегать по дивану взад-вперед, яростно жестикулируя:
– Она меня веником огрела! Вот вопрос, как она догадалась, где я находился-то? Она ведь меня не может видеть! Как еще жив остался! Старая грымза! И ведьма к тому же!
Бриар опять рассмеялся, смотря на расстроенную мордочку домового. Существо ворчливо пыхтело.
– Достал ты ее, нечего сказать! Ладно, иди, – вздохнул Бриар, вспомнив о неприятной миссии, – и я пойду.
А потом строго добавил:
– И перестань издеваться над бедной женщиной! А то посажу на хлеб и воду!
– Как же, бедной, – донеслось со стороны дивана.
Вся скорбь мира отразилась на обиженной мордочке домового. Он раздраженно спрыгнул на пол, и, заложив ручки за спину, как заключенный, медленно вышел из комнаты. Бриар рассмеялся, покачав головой.
Пока экипаж вез Бриара на допрос, он опять остро ощутил уязвимость своих планомерно уничтожаемых сородичей. Хотя именно они стали причиной, отбросившей человечество на сотни лет назад.
Тщеславие – одно из самых тяжело подавляемых человеческих страстей. К чему могут привести амбиции, перемешанные с чувством собственного превосходства?
Прошло более двух сотен лет с тех пор, как общество людей и мутантов, разделившись на два лагеря, развязало гражданскую войну, войну, в которой предки Бриара сыграли не последнюю роль.
Могучие Химеры – это сила, возможность и способность повелевать человечеством. А Химера, заполучившая всю полноту власти, всегда стремится к переустройству мира. Беспощадные предки Бриара Конте, сосредоточив в своих руках неограниченную власть, без малейшего колебания объявили общество людей изгоями. Они шли к этому переустройству, сметая на своем пути все. Обычные люди восстали, обратив на свою защиту весь накопленный веками опыт, применяя любые технологии, от которых Химеры не могли защититься. Армия мутантов оказалась малочисленна, и человечество победило. Однако это была пиррова победа. Учиненные в ходе войны разрушения не просто приостановили развитие цивилизации, а отбросили ее на сотни лет назад. Ужасы развязанной войны и мощь примененного оружия надолго отпечатались в памяти людей: Химеры были объявлены вне закона, а страх повторения пережитого не давал возродить промышленность и производство. Наступила новая эпоха мракобесия, когда в людях, владеющих знаниями и ратующих за прогресс, виделась угроза.
Выжившие Химеры ушли в глубокое подполье, начав партизанскую войну с властью имущих за равноправие. Однако они слабели с каждой вылазкой. Требовалась передышка. Эти воспоминания о смерти и опустошении, о мире, кричащем от боли, мятежники передали своим потомкам. Стена плача перегородила прошлое и будущее. Пусть слезы смоют кровь. Прошлого не осталось, летописи переписаны, а воспоминания о пережитом передаются из уст в уста, из поколения в поколение.
После роковой войны жизнь потекла, как река, мутные, грязные потоки которой захлестнули выживших людей с головой. Как в поговорке: «И хочется за реку, да стоишь на берегу». Горели поля и леса, горели деревни и селения, горели города. На дорогах лежал толстый слой пепла. Дни стали серыми от дыма и копоти. Казалось, что жизнь покинет Землю. За годы войны единственное, что люди хорошо научились делать, это убивать и воровать. Ведь нужно было как-то выживать в разрушенном мире. Со временем гражданская война затихла. Оставшиеся в живых начали возрождать разрушенное войной сельское хозяйство, чтобы прокормиться. Правда слабым и больным не было места в этом уничтоженном мире. Новое поколение, рожденное войной, имело полный набор пороков: злость, ненависть, нетерпение к слабым и немощным.
По закону природы выживал и процветал более приспособленный. Дед Бриара Конте, весьма преуспел в купеческом деле, а кровь Химеры и преданность Великой госпоже, сыграли не последнюю роль в становлении могучей, зажиточной и довольно замкнутой семьи. Угарная вонь и болезни остались далеко позади. Мир возродился. Вспышки мятежников Химер жестоко подавлялись, в мире людей не осталось им места. Обнаруженные мутанты просто уничтожались, поэтому выжившие дети Юны так же, как и семья Бриара, научились подстраиваться и сливаться с человечеством, не мутировавшим пока. В руки властей попадались единицы, и то случайно или по глупости. Химеры знали о существовании друг друга, они чувствовали друг друга, зависели друг от друга.
Бриар вошел в огромный зал с галереями. За исключением арестованного, жестко перетянутого веревками, нескольких конвойных, секретаря суда в вышитом золотом мундире и господина Моро, восседавшего в высоком председательском кресле, никого больше не было.
«Надо же», подумал Бриар, «как торжественно все обставлено, когда только успели?».
Арестованный был страшно избит, но сейчас это было в порядке вещей. Бриар перевел взгляд на господина Моро, о жестокости которого шла ужасная слава.
– Заставляешь нас ждать, – прошипел он, увидев фигуру вошедшего в зал Бриара.
– Простите, господин Моро, пришлось ждать, пока заложат экипаж, – ответил он.
В его голосе не было ни раболепства, ни заискивания. Возможно, именно это и выделяло Бриара среди других приближенных.
– Этот, – Моро кивнул в сторону арестованного, выругавшись, – говорит, что мы ошиблись, что он не принадлежит к мятежникам.
– Я не мятежник, – с трудом произнес он израненным ртом, и изо рта его вытекла тоненькая струйка крови.
Он попытался говорить уверенно и твердо, но голос начал дрожать и запинаться, казалось, что он вот-вот разрыдается.
– А с чего вообще решили, что он принадлежит к Химерам? – спокойно спросил Бриар.
– Господин Конте, его сдала невеста накануне свадьбы! – был ответ.
