В этом не было никаких сомнений. В течение двадцати шести лет я тренировалась контролировать себя. Во всяком случае, почти все эмоции. Я знала, что иногда полезно выражать их, будь они хорошими или плохими. А контролировать себя не получалось. Особенно когда речь шла об эмоциях, которые я испытывала по отношению к Уоттсу.
Я слышала, как на стол поставили что-то похожее на обеденную тарелку.
— У меня есть мысль о том, какая из теорий верна, — сказал он. — И сейчас мы ее проверим.
Когда темнота заполнила поле моего зрения, вспышка нервного ожидания пронзила тело. А потом оно превратилось в нетерпеливое желание.
Глава 8
Уоттс
Меня поразили результаты проверки Кэтрин на полиграфе. И пусть я знал, что большая часть ответов далека от истины, но поймать ее на лжи не удалось. Удивительно. Во мне разгорелось любопытство и, не удержавшись, я решил поиграть с ней.
— Ты мне доверяешь? — спросил я.
— Да.
— Ты ведь знаешь, что я тебя не обижу?
— Да.
Полиграф показал, что она говорит правду, но как в подобной ситуации быть уверенным, что он не ошибается?
Я стоял перед Кэтрин, глядя на показания прибора, и заметил, что ее дыхание уже изменилось. Стало неглубоким и немного ускорилось.
Тыльной стороной ладони я коснулся ее щеки, легонько поглаживая. Впервые за этот день игла полиграфа подскочила, начертив сначала длинную линию, а потом короткие, прежде чем вернуться на место.
Когда я убрал руку, Кэтрин слегка качнула головой. Простой, естественный рефлекс. Она пыталась увидеть, что случится дальше, но с маской на глазах оказалась слепа и совершенно беззащитна передо мной.
Я пробежался пальцами по рукам, взяв ее за запястья и аккуратно приблизив их к лицу так, чтобы электроды остались на месте. Поцеловал ее пальчики, поглядывая на машину и отмечая другую реакцию. А затем вернул ее руки на подлокотники кресла.
Около тридцати секунд я провел без слов и физического контакта. За это время ее дыхание участилось, и пульс немного ускорился.
Я подошел к Кэтрин сзади, провел пальцами по ее подбородку, шее, затем вниз по верхней части груди. На ней была бледно-лиловая рубашка. Я расстегнул верхнюю пуговицу, потом еще две. Резиновые трубки вокруг ее талии делали бессмысленным продвижение дальше, но нескольких расстегнутых пуговиц оказалось достаточно. Я расстегнул ее рубашку, обнажая лифчик.
Мягко подтолкнул Кэтрин вперед, стягивая рубашку с плеч и освобождая правую руку. Рукав лишь немного опускался на манжету для измерения кровяного давления. Я расстегнул лифчик спереди.
Ее грудная клетка вздымалась, и теперь для меня открылась полная грудь. Я наклонился и обхватил ее, пощипывая соски большими и указательными пальцами.
Глядя на полиграф, отметил, что игла скакала вверх и вниз, царапая на бумаге длинные зигзаги.
Я потянулся к столу, где поставил обеденную тарелку, схватил вишенку и снова повернулся к ней лицом. Губы Кэтрин были приоткрыты. Идеально.
Расположив вишенку чуть выше ее верхней губы, я приказал ее понюхать.
— Ты знаешь, что это? — спросил я.
— Сладкое. Что-то сладкое и… вишня?
Как только она произнесла это, я сдавил ягоду. Вишня лопнула, и сок брызнул на ее губы, стекая по моим пальцам. Кэтрин высунула язык, чтобы попробовать сок. Я сжимал вишню, пока не выжал все, а потом провел пальцами по ее губам.
— Еще попробуй, — попросил я, и она взяла в рот два моих пальца.
Я потянулся к тарелке и схватил еще одну. В этот раз, сдавливая ягоду, я позволил соку стекать на ее соски. Обвел вишней вокруг одного, а потом — вокруг другого.
Иглы детектора лжи реагировали так яростно, что я боялся, как бы они не сломались.
Я полностью контролировал физиологические реакции Кэтрин, наблюдая, как они записываются на бумаге.
Наклонившись вперед, я коснулся ее соска кончиком языка. Едва-едва. Просто чтобы заставить его затвердеть еще больше, сморщившись в твердую горошинку. Повторил с другим соском, затем последовали длинные поглаживания моего языка — расслабленного, слизывающего вишневый сок с ее груди. Я широко раскрыл рот, вбирая в себя как можно больше ее мягкой плоти, сильно посасывая, а затем отпуская.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Снова посмотрев на ее губы, заметил, что они до сих пор приоткрыты. Я поднял голову, и наши лица оказались так близко, что мы практически соприкасались носами. Медленно высунув язык, коснулся ее нижней губы, слизывая сок. Когда она высунула язычок, я всосал его в свой рот.
Краем глаза я наблюдал, как полиграф отмечает ее крайнее возбуждение.
Я отодвинулся, снова потянувшись к тарелке. Затем поднес объект к ее лицу и попросил понюхать. Провел им по ее губам. Он начал рассыпаться.
— Знаешь, что это? — поинтересовался я.
— Кекс. Шоколадный кекс.
— Очень близко.
Кэтрин попыталась укусить, но я вовремя убрал, опуская его до ее груди, обводя сначала один сосок, а потом и другой, пока предмет не упал, оставляя после себя крошечные кусочки шоколадного торта и глазури.
Я полизал немного ее соски, а потом приблизился к ней, высовывая язык, который она втянула в свой рот, радостно принимая от меня шоколад.
Ее лицо покрылось красными пятнами вишневого сока, шоколадной глазурью и крошками шоколадного торта. Она слизывала его с себя, наслаждаясь моментом. Я наблюдал за ней несколько долгих секунд, прежде чем снова потянулся к тарелке.
Двумя пальцами взял следующий предмет игры и поднес его к носу Кэтрин.
— Знаешь, что это?
В данном случае только лишь по запаху предмет нельзя было угадать. Она покачала головой. Я держал его остаточно далеко, чтобы Кэтрин не догадалась и по другим признакам. Хотелось от нее физической реакции.
Которую я получил, коснувшись ванильным мороженым ее соска. Когда она это почувствовала, то слегка подскочила, а сосок от холода окончательно затвердел. Я вырисовывал круги по одной ее груди, потом — по другой, в конце поднеся пальцы ко рту, чтобы она попробовала.
Бумага на полиграфе заканчивалась, но меня это больше не интересовало. Иголки вырисовывали и нацарапывали дикий узор, когда тело Кэтрин подвергалось чувственной перегрузке от моих поддразниваний.
Я встал и наклонился к ее лицу, снимая маску для сна. Ее широко раскрытые глаза дико вращались. Дыхание участилось уже давно.
Я поднял Кэтрин с кресла и усадил на стол, выпрямив ноги и сдернув брюки с трусиками.
Натягивание презерватива заняло меньше десяти секунд — слишком долго для того, чего я хотел.
Я начал укладывать ее на спину, и она случайно скинула полиграф со стола.
— Прибор, — вскинулась она.
— К черту.
Я схватил упакованный в презерватив член и вошел в нее одним длинным резким толчком, а потом еще одним, и еще… пока Кэтрин не сказала, что кончает и я не почувствовал, как она сжимает меня, пульсируя и приближая к освобождению.
***
Я отвел Кэтрин наверх и смочил полотенце теплой водой. Она сняла рубашку, и я очистил ее тело от остатков пищи.
— Уже не так сексуально, — со смехом прокомментировала она.
— Чушь. Ты всегда сексуальная, даже когда грязная. Особенно когда грязная. Как-нибудь мы повторим это.
— Обещаешь?
На ее лице цвел румянец, со слегка затуманенным взглядом, она, тем не менее, слова произносила быстро и четко, все еще оставаясь немного возбужденной.
Я вытер ее лицо, и когда она снова открыла глаза, сказал:
— Обещаю. В следующий раз ты сможешь выбрать еду и подразнить меня так, как я дразнил тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не рассчитывай, что у тебя будет возможность сдать назад, — пригрозила она, стягивая волосы в хвост. — И ты не дразнил меня. Поверь, это было… потрясающе.
— Думаю, ты более чем готова к полиграфу, — похвалил я, потянувшись к другому полотенцу, чтобы вытереть ее насухо. — Фактически я не могу вспомнить никого, кто лучше подходил бы для обмана детектора лжи. Очень впечатляет.
