У продуктового магазина она исчезла из виду. Из машины сзади раздался гудок, и Джим вынужден был отъехать от тротуара. На углу он развернулся и проехал обратно, пытаясь найти ее. Но ее нигде не было видно.
Впереди оказалось свободное место для парковки, он немедленно занял его и быстро пошел пешком к продуктовому магазину. Это была маленькая лавка, торговавшая только овощами и фруктами. Рейчел там не было. Две женщины средних лет разглядывали картошку. В глубине, сложив руки, сидел на табуретке владелец.
Джим двинулся дальше, заглянул в обувной магазин, в кафе, аптеку, химчистку. Ее нигде не было, на улице — тоже.
Он чертыхнулся.
Белое предвечернее солнце слепило глаза, у Джима даже заболела голова. В аптеке был буфет, он зашел и сел, обхватив голову руками. Подошла официантка, и он заказал кофе.
Что ж, значит, ушла домой, подумал он. Можно опять заехать.
Поставив локти на стойку, он принялся за кофе. Тот оказался слабым, горячим, безвкусным. После перебранки с Артом он не находил в себе сил придумать какой–нибудь план действий. Зря он опустился до этого спора. Какой в нем был смысл? Ничего это не даст. Чего он ждал? На что надеялся?
Заплатив за кофе, он вышел из аптеки. Сейчас он был не в состоянии снова ехать к Эмманьюэлам. Потом, решил он.
И увидел Рейчел на другой стороне улицы, у журнального стеллажа. Она рассматривала обложки книжек карманного формата.
Он перешел улицу.
— Рейчел! — позвал он.
Она повернула голову.
— А, это вы, — сказала она.
Он взял у нее пакет.
— Позволь, я понесу.
— Вы нашли их ночью? — Она пошла рядом с ним. — Арт пришел домой. Он не говорил, что видел вас.
— Я был там, — сказал он, — но Арта уже не было.
Она кивнула.
— Тебе это интересно? — спросил он. — Ты хочешь про это слышать? Или надоело уже?
— Надоело. Знаете, я терпеть не могу объясняться. И слушать чужие объяснения терпеть не могу.
— Понимаю.
— Давайте молча пойдем, — предложила она.
И они пошли дальше — еще через одну улицу, через очередной квартал магазинчиков и баров. Взгляд Рейчел приковала к себе витрина с телевизорами, она не могла от нее оторваться.
— Вам никогда не хотелось на телевидение уйти? — спросила она. — Бросить радио?
— Нет, — ответил он.
— Я тут как–то вечером Стива Аллена смотрела. У вас бы хорошо получилось такую программу вести… Где можно говорить, что хочешь.
— Он не говорит, что хочет, — сказал Джим.
Она оставила эту тему.
— Можно я объясню одну вещь про Пэт? — спросил он.
— К чему? — спросила она. И тут же перешла на примирительный тон. По–видимому, она была просто неспособна мелочно злобствовать. — Хотите, говорите. Но…
— Я только вот что хочу сказать. Думаю, что это с ней вряд ли повторится. Она была пьяна, со мной у нее все запутано, а тут Арт подвернулся…
— Да мне это, в общем, все равно, — сказала Рейчел. — Какая мне разница, почему она это сделала, повторится это или нет? Я вот хожу и думаю, как мне поступить. С ней, то есть. На Арта мне наплевать.
— И что, придумала? — спросил он. — Дело в том, что у меня вот ты в мыслях, а еще больше — она, и если ты что–нибудь задумала, то лучше бы тебе бросить это и забыть.
— Как далеко они зашли?
— Ты же не маленький ребенок, — сказал он. — Ну вы даете — что ты, что твой Арт!
— Мне просто хотелось узнать.
— А как ты сама, черт возьми, думаешь, как далеко они зашли? Хорошо, давай говорить на таком языке. Как ты думаешь, как далеко могла зайти пьяная женщина, у которой все в жизни наперекосяк, с симпатичным восемнадцатилетним парнишкой после того, как они приехали на Твин–Пикс в двенадцать часов ночи? Ты что, сама не можешь сказать, переспал твой собственный муж с другой или нет?
Как ни странно, она сохраняла спокойствие.
— Я не знаю, как это называть, — сказала она. — Когда мы учились в школе, у нас было много разных словечек. Но это плохие слова. Трудно, когда слов не знаешь.
— Ну так выучи их, — бросил он.
— Вы злитесь на меня, потому что я не могу говорить с вами об этом так, как вам хочется.
Она сказала это, вздернув подбородок и устремив на него свои огромные глаза. На него обрушилась вся тяжесть ее презрения.
— Вы говорили, что хотели помочь нам? — продолжила она. — Что мы знаем? Нас никто не научил ничему путному. Убивать я ее не собираюсь — голову там отрезать или еще что. Мне просто хотелось бы дружить с людьми, которые так с другими не поступают.
— Она была пьяна, — сказал он.
— Ну и что? Я хочу спросить ее, что у нее там сейчас в душе происходит. Хочу пойти и посмотреть, чувствует она хоть себя виноватой или нет.
— Чувствует.
— Правда?
— Она звонила мне ночью, — сказал он. — Плакала, рыдала. Она понимает, что натворила.
Они почти дошли до дома. Перед ними был забор и калитка. Рейчел остановилась.
— А что, если я не вернусь домой? — сказала она.
— Это было бы ошибкой.
— Я не вернусь домой.
— И что дальше? — спросил он. — Пойдешь к родителям, у них пока поживешь? Разведешься? Никогда не простишь его?
— Я такое в кино видела, — сказала Рейчел.
— Ну, это кино — сама знаешь.
— Ладно, — сказала она. — Вернусь. — Она взяла у него пакет. — Вы зайдете со мной?
— Конечно, — сказал он.
Они прошли по дорожке и спустились по ступенькам к двери подвального этажа. Арта не было, на столе лежала записка от него. Не выпуская из руте пакета, Рейчел прочла ее.
— Он ушел, — сказала она. — Пишет, что его позвал Гриммельман, и они у него на чердаке. Вы, наверное, не знаете, кто такой Гриммельман.
— Ты ему веришь? Думаешь, это правда?
Она бросила пакет на диван.
— Нет. Пойду, ужин приготовлю. Оставайтесь, если хотите.
Она ушла на кухню, и он услышал, как течет в раковину вода, как гремят кастрюли.
— Тебе помочь? — предложил он.
Она вышла с выражением отчаяния на лице.
— Я мясо забыла купить.
— Сейчас схожу.
Он подвел ее к стулу, усадил и сказал:
— Я быстро.
Мясной магазин, находившийся неподалеку, уже закрывался, других покупателей не было. Он купил стейк «Нью–Йорк», едва дождался, пока мясник завернет его, и вернулся к Рейчел.
— Пойдет? — спросил он, разворачивая перед ней стейк.
Она осторожно взяла его.
— Первый раз вижу, чтобы так отрезали. Это же не филей?
— Нет, — ответил он. — Хотел тебе немного настроение поднять. Тебе надо больше есть.
Войдя со стейком на кухню, она взялась за сковородку.
— Пожарить?
— Лучше в духовке, — предложил он. — Для сковородки мясо слишком нежное.
— Вы поужинаете со мной? — спросила она.
— С удовольствием.
— А потом останетесь? Когда поужинаем?
— Он к тому времени вернется, — сказал Джим.
— А если нет? Подождете, пока он придет?
— Не знаю. Это неудобно.
— Я с родителями жила, — сказала Рейчел, — пока мы с Артом в Санта–Розу не сбежали. Вчера ночью, когда вы ушли, мне очень плохо было. Не могу я одна.
— Мне показалась, что ты очень независимая.
— Можно было бы в кино вместе сходить.
— Нет, — сказал он. — Я не могу пойти с тобой в кино, Рейчел. Давай поужинаем вместе, а потом я уйду.
— Что мне делать?
— Я годами с этим живу. Когда мы с Пэт разойтись, я думал, с ума сойду. Пару недель вообще жил, как в тумане. Это нужно просто пережить. Да, может, и обойдется — думаю, он придет. Но если не вернется, тебе нужно будет перетерпеть это самой. Согласна? Кому другому я вряд ли бы так прямо сказал это.
— Как подумаю, что он там… — сказала она.
— Знаю. Но вот она уже целый год встречается с Бобом Посином, и я каждую ночь ложусь спать с мыслью об этом.
— Так вот чем все заканчивается?
— Не всегда.
Она зажгла горелки и поставила стейк в печь.
— Рейчел, если я поеду и застукаю его у нее, это ничего не решит, — сказал он. — Ты сама видела вчера ночью. Ты первой это поняла.
— Я хочу пойти в кино. Если вы со мной не пойдете, я одна пойду. Или сначала зайду в «Старую перечницу», найду знакомого парня — или даже незнакомого — и попрошу сходить со мной. — Она стояла к Джиму спиной. — Так что, пожалуйста, сходите со мной.
— Что, правда, пойдешь одна? — Он и так знал — пойдет.
— Давайте посмотрим тот фильм про кита. У нас в копилке куча мелочи набралась. Как он называется?
— «Моби Дик».
— Это по книжке. Я читала, мы ее по литературе проходили. Мы много старых книг читали. Говорят, хороший фильм, да?
— Да, — сказал он.
— А потом можно было бы еще куда–нибудь сходить.
Она поставила воду для овощей.
— Я хочу, чтобы вы остались со мной, — сказала она. — В январе у меня родится малыш, и мне нужна какая–то опора. Это вы ее сюда привели, так что вы тут не посторонний, сами понимаете. Я столько об этом думала, и я не шучу. Если он уйдет, позаботиться обо мне должны вы. Понимаете, о чем я? Но неважно, вы должны. Я очень вас уважаю. А что тут такого? Ничего другого мне не остается. Что бы вы сделали на моем месте?
