и Ишмай сидели в углу, готовя на завтра домашнее задание по истории. Они должны были уже закончить, но дотянули до последнего и наверняка засидятся допоздна. Дериус присоединился к ним. Он дописал свое эссе, но с радостью вызвался помочь двум людям.
Остальные разбрелись по гостиной, расслабляясь и тихонько посмеиваясь. Люди и гномы преодолели первоначальную антипатию и за месяцы, проведенные в Третьем Директорате, умудрились совершить чудо: они сплотились. Настолько, что даже играли вместе. Сейчас небольшая компания играла в юкер, популярную в Сурент-креш карточную игру, которой гномы научили людей. Это была легкая игра, и Синдеру она нравилась. Обращать внимание на разыгранные карты было полезно, но не так уж необходимо. Явно не настолько, чтобы это мешало беседе.
Сейчас, однако, у Синдера на уме было другое. Мандолина. После поступления в Третий Директорат у него почти не было времени играть. Каждый день было слишком много дел: дыхательные упражнения, которым их научил мастер Абсин, час дополнительных занятий с мечом, а затем домашние задания по теоретическим курсам. Синдер гордился тем, как хорошо справляется. Он не отставал от остальных.
Мгновение спустя он скорчил гримасу. Он не отставал ни по одному предмету, кроме верховой езды. Проклятый белый жеребец. Конь практически не позволял на нем ездить, и они быстро уступали остальным. Тупое животное было слишком игриво. Или, может, просто упрямо. Или глупо. Или глупо упрямо… Или наоборот. Какой бы ни была причина, если конь не ускорит темп обучения в ближайшее время…
Синдер прервал раздумья относительно своего недовольства жеребцом. Попереживать о коне можно и в другой раз. Сегодня он хотел музыки. До сих пор он приложил немало усилий, чтобы преуспеть в Директорате, и заслужил свободный вечер. Спокойный сегодняшний вечер игры на мандолине.
Сперва мандолину нужно было настроить. Синдер подтянул колок, чтобы заставить струну извлекать ноту ближе к той, которую она должна была издавать. Занимаясь этим, он улыбнулся, вспомнив, как струна лопнула посреди выступления в «Одиноком осле». Они с Корал тогда выступали вместе, и резкий звук испортил прекрасную ноту, которую она взяла. Позже она посмеялась над этим вместе с ним.
Синдер вздохнул. Он скучал по выступлениям с Корал и чувствовал себя виноватым оттого, как мало думал о ней в последние дни. Наверное, это потому, сколько работы ему предстояло проделать. Он предпочитал думать – даже, скорее, надеяться, – что причина именно в этом.
– Горячая Голова правда умеет играть на этой штуке? – спросил Шриови, ни к кому конкретно не обращаясь.
Синдер глянул на гнома.
– Он умеет играть, – ответил Боунс.
– А то сейчас звучит кошмарно.
– Нужно сперва ее настроить, – сказал Боунс.
– Он знает хоть одну хорошую рабочую песню? – настаивал Шриови. – Я не хочу слушать это ваше дурацкое человеческое нытье о потерянной любви и всяком таком. Мне нужно что-то более ядреное.
– Может, дашь мне настроить мандолину, вместо того чтобы ныть? – хмыкнул Синдер.
– Ага, – сказал Боунс гному. – Может, закроешь уже свой чертов рот?
Шриови рассмеялся.
– Ах ты, кретин.
Синдер улыбнулся. В первые несколько недель Шриови был на ножах со всеми людьми с первого курса. Со временем он угомонился настолько, что подружился с теми, к кому изначально не испытывал ничего кроме очевидного презрения. Но Синдер не был уверен в том, что же на самом деле Шриови испытывал к людям, когда они только встретились. Гном так быстро угомонился, что Синдер задавался вопросом, не было ли раздражение Шриови какой-то уловкой.
Тут подошел Натаз.
– Ты тут издеваешься над гребаной кошкой, что ли?
Синдер сомневался, что Натаз может произнести хоть одну фразу без проклятий, но не стал реагировать на его замечание. Он так и сидел, склонившись над инструментом.
– Все гномы такие нетерпеливые или только уроды?
Натаз расплылся в улыбке.
– Не бывает красивых гномов. Разве ты еще не понял?
Удивительно, но он не выругался.
Синдер улыбнулся:
– Ага. Наверное, я начинаю это осознавать.
Через несколько минут он закончил настраивать мандолину и перебрал струны на пробу, довольный звуками, которые они издавали.
– Готово? – спросил Шриови.
– Готово.
Шриови хлопнул в ладоши и обратился ко всем в комнате:
– Слушайте все!
Все умолкли.
– Наш мудрый и славный предводитель Горячая Голова…
– С каких это пор Синдер стал нашим предводителем? – спросил Ишмай.
Синдер задавался тем же вопросом.
– С тех пор как я это сказал! – рыкнул Шриови. – Только мой голос в счет. А теперь заткнись: Горячая Голова собирается удостоить нас песней.
В ожидании, когда Синдер начнет, первокурсники свистели, смеялись и аплодировали. Некоторые дразнили его, ставя под сомнение навыки игры на мандолине, и он качал головой в ответ на их шутливое глумление. Это были одни из самых выдающихся воинов разных стран, но в конце концов, это были всего лишь молодые парни, а ничего на свете не нравится им больше, чем поддразнивать своих друзей.
Был лишь один способ успокоить их. Синдер громко перебрал струны мандолины, все открытые ноты. Громкие звуки прорезали комнату, и первокурсники притихли.
Теперь-то он мог играть.
Синдер размял пальцы, похрустел костяшками и принялся исполнять песню, которую выучил в Быстромечии. Он быстро перебирал струны мандолины, стремясь передать звук и дух мелодии. Слова повествовали о команде крепких воинов с северных ледников. Они плыли на галерах из места, где царили суровые ветра, направляясь в новые земли с намерением их захватить. Мелодия была энергичной и ритмичной, особенно когда добавлялись ударные, но даже когда она исполнялась на одной только мандолине, дух этой песни пробирал насквозь.
Когда он закончил, на смену свисту пришел взрыв аплодисментов.
– Сыграй еще, – попросил Ишмай.
– Ты закончил работу по истории? – спросил Синдер.
Ишмай скривился.
– Так я и думал, – сказал Синдер. – Я все равно сыграю, но ты должен закончить дела.
Ишмай пробубнил:
– Так точно, наш славный предводитель. – И несмотря на саркастичный тон, вернулся к работе.
Синдер сыграл еще одну песню. Ее он нашел в библиотеке: это была песня о Шокане и его легендарной родине – Ашоке.
– Что это было? – спросил Шриови, когда он закончил.
Синдер объяснил. Выражение лица Шриови стало печальным.
– Мой народ верит, что мы познаем мир, только когда Шокан перекроит нас.
Синдер никогда прежде не слышал об этом. Он молча ждал, что еще скажет гном.
– Это из «Креш Прани». Это наше самое глубокое и почитаемое священное писание, но некоторые дураки считают его не более чем историческим документом. В нем говорится, что гномы вновь обретут то, что утратили, только когда оставят меч и возьмут в руки молоты.
Заговорил Боунс:
– Но ведь гномы и так уже бьются молотами.
– Знаю, – сказал Шриови. – В этом не всегда есть смысл. Таковы уж священные тексты.
– Гномы бьются боевыми молотами, – сказал Синдер, – но бывают и другие. Такие, которые используют в кузне.
– Все равно это бессмысленно, – пробурчал Шриови.
Синдер согласился, но все же сделал мысленную заметку прочесть «Креш Прани».
Дальше он сыграл песню о поездке по пустыне с единственным товарищем – безымянным конем. Мелодия напомнила ему
