— Не говори глупости. Я делаю это вовсе не ради него. Я решила, что мне пора начать что-то делать ради себя. — Она говорила запинаясь и очень серьезно. — Найти себя, если хочешь. На протяжении многих лет вы все постоянно твердили мне, что я живу бесцельно, и вы были абсолютно правы. Я не могу слоняться без дела в ожидании Рэна. Я должна продолжать идти вперед ради Линнет.
— Я не верила, что я когда-нибудь доживу до этого дня, — мягко рассмеялась Руфа. — Надо будет рассказать об этом Нэнси.
Лидия выглядела озадаченной.
— О чем рассказать? О том, что я буду петь в хоре?
— Конечно же, о том, что ты наконец отказалась от своих попыток вернуть Рэна.
— О нет, — возразила Лидия. — Я никогда не откажусь от него. Я по-прежнему его жена. Но он должен сам захотеть вернуться ко мне. Он должен захотеть этого очень сильно, потому что ему придется вновь завоевывать меня.
Руфа мягко проговорила:
— Боюсь, что он не захочет вернуться к тебе. Полли очень решительный человек, и я не думаю, что она захочет жить в грехе. Она обязательно заставит его жениться на себе.
— Он никогда не женится на ней, — резко оборвала ее Лидия.
— Лидия, — Руфа никогда не слышала таких резких слов от своей робкой и застенчивой сестры.
Лидия просто рассвирепела.
— Я знаю, он думает, что безумно влюблен в нее. Но я знаю, я абсолютно уверена, что в конце концов он поймет, что мы его семья, и вернется к нам с Линнет.
Руфа задумчиво молчала. Не было никакого смысла спорить с Лидией о чем-нибудь, что имело какое-то отношение к ее бывшему мужу. Однако признаки того, что она постепенно пробуждается и начинает замечать, что происходит вокруг, были достаточно обнадеживающими. Она подумала о том, как было бы здорово, если бы, занимаясь в хоре, Лидия встретила наконец порядочного человека. Ведь она очень красивая, при условии, что она перестанет носить эти выцветшие свободные платья и связывать волосы старыми колготками.
— Мы отправимся с тобой по магазинам, — сказала она, вдруг поддавшись порыву.
— Что? — Лидия была озадачена. Она не могла так быстро переключаться.
— Ты единственная из всех нас, кого мы еще не успели переделать. Единственная из всего Мелизмейта, кого не коснулся процесс восстановления. Давай поедем в Лондон и будем возмутительно расточительными. — Мысль о расточительности показалась ей вдруг очень возбуждающей.
— Но я не могу оставить Линнет…
— Мы поедем всего на один день. Мама и Роджер присмотрят за ней. Или Рэн.
Лидия покачала головой, улыбнувшись с гордостью и беспощадным злорадством.
— Она ни за что не останется с этой Смелли.
Руфа захихикала.
— Бедная старушка Полли! Ей очень не повезло, поскольку она не заслужила благосклонности Линнет. Я думаю, она согласится остаться с мамой. В крайнем случае, если понадобится, мы ее чем-нибудь задобрим. — Руфе не терпелось отправиться в Лондон. — Поехали, Лидия. Это будет замечательно. Мы сможем повидаться с Нэнси и Уэнди, я никого еще не видела с тех пор, как вернулась из Италии.
— Ты уверена? Ну, я имею в виду, что у меня нет денег.
Протянув руку через стол, Руфа взяла руку Лидии.
— Не беспокойся об этом. Это моя забота. Мы купим тебе красивую одежду, сделаем модную прическу, в общем, наведем полный лоск. И тогда — держись Рэн, потому что ты станешь самой великолепной женщиной в округе.
Глава четвертая
— Первое, что тебе нужно будет сделать, когда мы приедем туда, это подрезать волосы, — сказал Тристан. — Они у тебя очень красивые, но ты будешь выглядеть еще великолепнее, если их укоротить примерно на семьдесят процентов.
Лидия попыталась возразить:
— О, я не думаю, что смогу решиться…
— Ты просто гений, — сказала ему Руфа. — Это замечательная идея. Я попрошу Рошана порекомендовать нам хорошего мастера.
Тристан был за рулем «лэндровера» Дискавери, принадлежащего Эдварду (Эдвард предусмотрительно перед отъездом оформил на него страховку). Тристан настоял на том, что он поведет машину, после их остановки на бензозаправочной станции. Он без всякого приглашения отправился с ними в поездку по магазинам и с трогательным рвением принимал участие в решении задачи преображения Лидии. Руфа считала, что это очень мило с его стороны, хотя немного беспокоилась из-за того, что ей придется представить его Нэнси. Лидия была слишком ошеломлена новизной всего происходящего, чтобы обращать внимание на Тристана или задумываться о том, почему он поехал с ними, но Нэнси — это совсем другое дело. Нэнси умела читать Руфу, как открытое меню, гораздо лучше, чем саму себя.
Лидия сидела на заднем сиденье, потому что впереди при долгой езде ее всегда укачивало. Последний раз она была в Лондоне незадолго до рождения Линнет, да и то только в отделе товаров для новорожденных в магазине Джона Льюиса на Оксфорд-стрит. Она с благоговейным трепетом слушала, как Руфа небрежно и спокойно говорила об этом бурлящем экзотическом Вавилоне.
Тристан посмотрел на нее в зеркало.
— Извини меня, Лидия. Я знаю, что мы с тобой познакомились только сегодня утром, но беспристрастный взгляд незнакомца может быть полезным.
— Тебе следует открыть свое лицо, — согласилась Руфа. — Твои роскошные волосы совершенно скрывают твое лицо, Лидди.
Она попыталась слабо возразить:
— Отцу нравились наши волосы.
— Селена обрезала волосы, но небеса не рухнули, — живо возразила Руфа. — Я думаю, что нам следует послушать Тристана. Он знает, что значит выглядеть нормально. Разве ты не хочешь выглядеть нормально?
— Ну, — с сомнением в голосе произнесла Лидия. Какая-то часть ее уже начала страстно стремиться к нормальному состоянию, но это было серьезным шагом. — Я не спросила согласия Линнет. Вдруг ей не понравится, и мы все будем занесены в черный список.
Это была веская причина, но Руфа прекрасно понимала, что ее сестра говорила и о Рэне.
— Ей может понравиться.
Тристан рассмеялся.
— Кто этот ребенок? Муссолини?
Обе сестры воскликнули в один голос:
— Да! — и весело рассмеялись.
— Ради Бога, — продолжила уговаривать ее Руфа, — не бойся рисковать. — Утро было ясным и безоблачным, обещающим изнуряющую жару днем. Она чувствовала себя молодой и беспечной. — Сделай что-нибудь для себя, не советуясь ни с кем. Если тебе от этого станет легче, я тоже обрежу свои волосы.
— Нет, — решительно возразил Тристан. Он вдруг стал серьезным, он, как ртуть, очень быстро мог переходить от веселого настроения к серьезному, причем отдавался обоим настроениям всем своим существом. — Ты — нет.
