Оэлун помолчала, а затем снова заговорила:
— Ты можешь все исправить и не будешь выглядеть глупцом в глазах людей. Но ты всегда слишком завидовал моему сыну, а эта зависть больше твоего тщеславия. Ты нарушил его закон и решил, что одержал над ним верх… Разрушая установленный им порядок, ты ощущаешь себя сильнее его. Но даже тебе должно быть понятно, что один человек — ничто по сравнению с единым народом!
Джамуха ее слушал, и ему казалось, что его сердце горит в жарком пламени, он стал багровым, у него дрожали губы. Оэлун злорадствовала.
Наконец он смог проговорить:
— Я — хан до возвращения Темуджина. Отправляйся в свою юрту, Оэлун, и сиди там до тех пор, пока я не позволю тебе оттуда выйти.
Оэлун продолжала насмешливо усмехаться:
— Ты смеешь заключить под стражу мать Темуджина? Джамуха! Ты еще глупее, чем я о тебе думала!
Оэлун кивнула нокудам, и они последовали за ней.
Ярость Джамухи душила его, как страшный яд. Он гневно расхаживал по юрте и что-то бормотал про себя, временами громко выкрикивал какие-то слова, бросался на ложе и сжимал голову руками. Но его упрямство и уверенность в себе не давали ему все хорошенько обдумать. Перед рассветом он погрузился в тяжелый и кошмарный сон.
Ему снилось, что он видит, как к нему идет Темуджин, улыбается и протягивает к нему руки. Он слышит слова Темуджина: «Это мой анда. Он сделает все, что я должен был сделать». Джамуха почувствовал облегчение и взял руку Темуджина, но тут же отпрянул, увидев, что это кинжал, направленный в его сердце. Темуджин продолжал улыбаться, но крепко сжимал кинжал, и его улыбка стала зловещей.
Джамуха с криком проснулся. Снаружи занимался бледный серый рассвет, кто-то стоял на пороге юрты. Джамуха был настолько испуган и измучен, что громко вскрикнул.
В юрту вошел Субодай, с ним — Аготи. Они были очень бледными и судорожно переводили дыхание. Джамуха понял, что случилось нечто ужасное.
— Господин, — мрачно сказал Субодай, — Аготи мне только что сообщил, что Чутаги удавился на поясе своей первой жены в собственной юрте.
Джамуха потерял дар речи и не мог отвести испуганных глаз от бледного лица Субодая. Тут заговорил Аготи. Он говорил очень почтительно, но в его словах можно было различить победные нотки:
— Он объяснил женам, что должен умереть, потому что предал нашего хана.
Субодай, увидев, как растерян Джамуха, почувствовал к нему жалость.
— Все хорошо, Джамуха Сечен. Мы должна объявить людям, что он умер по твоему приказанию.
— Нет! — заорал Джамуха. — Я не позволю так говорить!
Воины поклонились и покинули юрту.
Джамуха плашмя растянулся на ложе. Он метался из стороны в сторону, громко стонал, ему было плохо от одолевающих его страшных мучительных дум. Потом его вытошнило. По телу пробегала боль, и он подумал: «Я умираю».
Он страстно призывал к себе смерть.
Но через некоторое время успокоился и закрыл глаза.
Джамуха думал: «Я все сделал правильно. Я мог поступить только так».
Глава 26
Джамухе казалось, что раньше судьба лишь играла с ним, а теперь решила помучить.
Никто, кроме Кюрелена, не желал с ним встречаться. Никто не приветствовал его с почтением, как того требовало его положение. Сначала Джамуха злился, а потом начал тревожиться. Его влияние сошло на нет. Люди волновались и уже не скрывали от него своего недовольства, с надеждой разглядывали горизонт. Люди в открытую роптали, обсуждая приближение холодов. Они говорили о том, каким толстым стал лед на реке по утрам. Женщины высказывались даже громче и резче мужчин, открыто критиковали Темуджина. Жены самого Темуджина говорили Борте:
— Наш господин о нас не заботится. Говорят, что он очарован персидской красоткой и позабыл и о нас и о тебе, его первой жене и матери его сына.
Борте смотрела на сына и скрежетала зубами. Кровь ее горела от ревности и ярости: неужели эта «персючка» красивее, чем сама Борте?
Борте погружала маленькие пальцы в роскошные длинные черные волосы, отливающие бронзой, пыталась разглядеть себя в полированном серебряном зеркале и надменно улыбалась, видя, что стала еще краше, чем прежде. Она разлеглась на ложе, продолжая улыбаться, любовалась крепкой грудью, бедрами и ляжками и перестала думать о Темуджине.
Джамуха с каждым часом все больше убеждался, что в селении назревает мятеж.
Он видел, как Субодай не торопясь расхаживал по орде, и его почтительно приветствовали люди — они его боялись. Однако после его ухода возмущенный шепот становился еще громче. Субодай почти не спал, от этого у него сильно осунулось лицо, но встречаясь с Джамухой, не упрекал его ни словом, ни взглядом и обращался почтительно, но тем не менее постоянно о чем-то беседовал с нокудами. Сначала Субодай думал, что волнующихся людей следует строго наказать, но потом понял, что таким образом можно спровоцировать настоящий мятеж. Он убеждал нокудов говорить о скором возвращении Темуджина и о том, что хан уже покинул город караитов. А распространенные ими слухи о том, что названый отец очень доволен Темуджином, который возвращается с новым отрядом воинов и везет с собой великие богатства, а также упоминание имени могущественного Тогрул-хана на время успокоило людей и заставило их задуматься над тем, не придется ли им отвечать перед сильным и властным Тогрул-ханом, если они продолжат болтать лишнее или поднимут мятеж.
Положение оставалось весьма сложным, и хитрый и проницательный Главный Шаман Кокчу понимал это лучше всех. Субодай не мог ничего доказать, но был уверен — большинство неприятных слухов исходило именно от Кокчу, и поэтому как-то вечером навестил шамана.
Кокчу неплохо относился к Субодаю, он даже ему нравился, так как шаман обожал красивые вещи и красивых людей. Кроме того, он уважал правдивость и чувство собственного достоинства, хотя над этим посмеивался.
Субодай был красивым и честным человеком, у него была одна жена, которую он сильно любил. Кокчу с удовольствием приветствовал Субодая и пригласил сесть с ним рядом. Он выгнал из юрты женщин и своего помощника, молодого шамана. Кокчу не удивил визит Субодая, хотя почему-то думал, что первым придет Джамуха.
Гость, улыбаясь, сел, выпил предложенное ему хорошее вино и отведал ужин шамана. Кокчу был в хорошем настроении.
— Я сегодня наблюдал за учениями твоих наездников. Ты, Субодай, храбрый и умный человек. Что делал бы без тебя Темуджин?
Субодай с достоинством склонил голову, выслушав льстивые слова.
— Возможно, ты прав, Кончу, но я пришел к тебе за советом. Люди волнуются, они недовольны. Ты у нас Главный Шаман, они тебе поклоняются. Я прошу, чтобы ты запретил им болтать попусту, иначе болтунов и шептунов ждет суровое наказание. По нашим законам это считается предательством.
Кокчу широко развел руками:
— Я уже говорил им об этом! Но, сын мой, ты же понимаешь, что у них есть основание для недовольства. Зима уже на носу, и мы должны были давным-давно перебраться на зимние пастбища. Люди боятся голодной зимы. Разве это их вина, что Темуджин покинул нас?
Субодай пристально взглянул на шамана.
— Тебе, Кокчу, прекрасно известно, что наш хан нас не покинул! — холодно заметил он. — Он был приглашен на свадьбу дочери Тогрул-хана. Он не мог отказать хану в этом, поэтому ему пришлось отправиться в путь.
Кокчу улыбнулся и пожал плечами.
— Говорят, эта женщина влечет к себе Темуджина, а совсем не свадьба. До меня доносятся слухи, что он ее украдет и привезет сюда, тогда Тогрул-хан обрушит на нас свой гнев!
Субодай прикусил губу.
— Это ложь! Не знаю, кто распускает подобные слухи. Но это ложь! Темуджин вернется без девушки.
— Откуда ты знаешь? — нахально спросил Кокчу.
— Знаю, и все, — уверенно заявил он и поднялся с места.
Кокчу внимательно взглянул на него, прикусил губу и нахмурился, подумав, что, возможно, Субодаю все известно и тем, кто подстрекал людей к предательству, придется худо. У Кокчу начала подергиваться щека, но он попытался спокойно улыбнуться.
— Сделаю все, что смогу, — вздохнув, пообещал шаман. — Это сложная задача, но я попытаюсь.
— Спасибо тебе, — серьезно ответил Субодай, стараясь не улыбаться. — Когда вернется наш господин, я ему расскажу о твоей преданности.
Кюрелен тем временем вновь решил поговорить с Джамухой, но тот уже и сам не знал, что делать, и от волнений и дурного предчувствия стал крайне раздражительным. Вместо разговора он грубо накричал на Кюрелена. Но судьба приготовила ему еще один удар.
Он не мог спать и слушал, как стража расхаживала в темноте. До него доносился тихий голос Субодая, который постоянно проверял охрану. Неподалеку располагались воины, которые несли охрану лагеря на конях и были готовы действовать в миг опасности. Джамуха до сих пор считал, что был абсолютно прав, но увидев осунувшееся лицо Субодая, ему стало не по себе.
