Именно тогда свин сделал первое из трех своих открытий. Пробираясь через трубу, он порвал правый рукав и увидел на своей коже край ярко-зеленого рисунка, который покрывал почти все плечо. Скорпио отодрал лоскут, а чуть позже, обнаружив отражательную панель, смог рассмотреть рисунок полностью. Это был скорпион, прорисованный со всеми подробностями. Проводя пальцем по изумрудной татуировке, словно поглаживая скорпиона, свин почти ощутил остроту его жала. Прикосновение словно наполняло энергией, которую только он, Скорпио, мог направлять и использовать. Он чувствовал, что скорпион как-то связан с его личностью, и все, что делает его самим собой, заключено в этой татуировке. Это было началом самоосознания. Он наконец-то понял, что у него было имя — или, по крайней мере, мог дать себе имя, которое явно связывало его с прошлым.
Примерно полдня спустя Скорпио сделал второе открытие. Выглянув в иллюминатор, он обнаружил еще один корабль, намного меньших размеров. При дальнейшем рассмотрении Скорпио узнал плавные, точно выверенные обводы внутрисистемной яхты. Обшивка, отливающая тусклым бледно-зеленым металлом, корпус с соблазнительными обтекаемыми формами ската манты, капотированные воздухозаборники, похожие на пасти гигантских акул… Скорпио разглядывал яхту и почти видел ее планировку, словно она просвечивала сквозь обшивку. Он знал, что может управлять судном, почти не думая; может выявить и устранить любую неполадку. Желание оказаться на борту яхты было неодолимым. Казалось, что только там, в окружении механизмов и инструментов, он будет по-настоящему счастлив.
Тогда же у него родилась гипотеза. Двенадцать человеко-свиней были командой яхты, которую захватили люди Перепела. Трофейный корабль взяли на буксир, а экипаж заморозили, чтобы позже скрасить унылые будни. Похоже, у Скорпио была «амнезия оттаивания». Обнаружив эту связь с прошлым, пусть даже эфемерную, он ощутил почти физическое наслаждение. Все еще пребывая в этом состоянии, он сделал третье открытие.
Он нашел своих товарищей, которые остались в убежище, казавшемся таким надежным. Их поймали и убили вскоре после того, как Скорпио ушел. Охотники Перепела подвесили их на цепях, закрепив наручники в отверстия ребер жесткости, пересекающих потолок коридора. Выпотрошенные, со снятой кожей, люди-свиньи были еще живы, когда Скорпио их обнаружил. И тогда он понял, из чего была сделана одежда, которую он носил. Свиней, которые становились «добычей», одевали в кожу их собратьев. Экипаж захваченной яхты определенно не был в числе первых жертв. Эта увлекательная игра продолжалась гораздо дольше, чем Скорпио подозревал изначально.
В этот момент в нем поднялась палящая волна ярости. В голове что-то щелкнуло. Неожиданно Скорпио понял, что способен сделать такое, чего раньше не представлял даже теоретически. Он мог причинить человеку боль. Безумную боль. И эта мысль не вызвала внутреннего отторжения, как это было раньше. Он даже мог рассуждать о том, как сможет это сделать.
И тогда Скорпио, призвав все свои технические познания, начал внедряться в машинерию корабля Перепела. Он превращал двери в смертоносные ловушки-ножницы. Подвесные кабинки и лифты разбивались или сжимались, давя тех, кто находился внутри. Он выкачивал воздух из отсеков или заменял его отравляющими газами, а затем одурачивал сенсоры, которые могли бы предупредить о неполадках Перепела и его компанию. Одного за другим Скорпио убивал — нет, казнил — охотников, порой проявляя подлинный артистизм. Наконец остался только Перепел — одинокий, доведенный до отчаяния постоянным страхом и пониманием того, что оказался в положении своих жертв. Но к тому времени все одиннадцать спутников Скорпио были мертвы. Победу омрачала горечь унизительной неудачи. Он был обязан защищать своих собратьев, которые даже не умели разговаривать, что было для него в порядке вещей. И дело было не в отсутствии речевого механизма. Они даже не могли понимать речь столь же бегло и проворно, как Скорпио. Несколько слов, возможно, фраз и ничего более. Их мозг был устроен по-другому: функциональная зона, которая отвечает за шифровку и расшифровку речевых символов, просто отсутствовала. Для Скорпио разговаривать и понимать речь казалось вполне естественным. Факт оставался фактом: он стоял ближе к людям и не закрывал на это глаза. И теперь он позволил убить их. Это было невыносимо, хотя свиньи никогда не объявляли его своим защитником.
Скорпио не убивал Перепела, пока не оказался в пространстве Йеллоустоуна, в точке, откуда планировал спуститься в Город Бездны. Потом взял похищенную яхту. Когда Скорпио приземлился в Малче, Перепел был уже мертв. Или, по крайней мере, переживал последние минуты агонии в установке, которую Скорпио изготовил специально для него, любовно переделав из роботизированной хирургической системы, доставленной из медицинского отсека яхты.
Он был почти дома, когда сделал последнее открытие: яхта никогда не принадлежала ни ему, ни кому-либо из свиней. «Зодиакальный Свет» принадлежал людям. «Свиньи» были наняты и находились на положении рабов, ютясь в тесноте на нижних палубах. Каждый был специалистом в какой-то одной области. Просматривая судовой видеожурнал, Скорпио видел, как бандиты Перепела убивали членов команды. Все произошло быстро и чисто, почти с милосердием — ничего общего с охотой на его собратьев. Из этих же записей Скорпио узнал, что свиньям сделали татуировки, соответствующие знакам зодиака. Как он и подозревал, скорпион на плече оказался просто отличительным знаком, но в первую очередь — символом подчинения.
Скорпио нашел сварочный лазер, выставил минимальную мощность луча и провел по коже, с ужасом и восхищением наблюдая, как прибор сжигает плоть, как изумрудный скорпион исчезает в пульсирующем луче. Боль была невыносимой, однако гиперсвину даже в голову не пришло воспользоваться анестетиками, равно как и сделать что-нибудь для скорейшего заживления раны. Эта боль была необходима. Она напоминала о том, через что пришлось пройти и что совершить. Боль возвратила его самому себе, вновь сделала личностью. Возможно, до этого он был иным, но это не имело значения. Агония переродила его. Шрам послужит напоминанием о том, что здесь произошло, и если ненависть к людям начнет угасать, если когда-нибудь ему захочется простить, рана не позволит сделать этого. Однако он оставил себе новое имя, сам не понимая, зачем. Назвав себя «Скорпио», он превратился в орудие ненависти, направленной на людей. Это имя стало синонимом ужаса, и люди пугали им своих детей, которые проявляли непослушание.
Так началась его деятельность в Городе Бездны. Там же она и продолжится, если удастся сбежать от Ремонтуа. Некоторое время Скорпио будет ограничен в передвижении, но это не помешает ему встретиться с Лашером. Этот гиперсвин с обширными связями и влиянием, простирающимся до Ржавого Обода до Лореанвилля, был одним из первых его союзников — подлинных союзников. Что бы ни случилось, он оставался верен Скорпио. Даже в тюремном заключении и других подобных местах за ним требовался глаз да глаз. Армия свиней — добровольное объединение множества фракций и банд, которому Скорпио и Лашеру удалось придать нечто вроде сплоченности — уже вступала в стычки с властями, несла страшные потери, но так и не была уничтожена. Конфликты происходили в первую очередь из-за исконных владений свиней в Малче, а не из-за недовольства правящим режимом. Однако Лашер и его компаньоны не боялись расширять сферу влияния. Когда у них появились союзники среди баньши, их криминальная деятельность вышла далеко за пределы Малча. В этот момент Скорпио понял, что уже давно не в курсе событий. Интересно, как поживают его союзники.
Гиперсвин кивком указал на цепочку анклавов.
— Как я погляжу, мы все-таки движемся в сторону Ржавого Обода.
— Так оно и есть, — отозвался Ремонтуа. — Только не в сторону анклавов Конвента. У нас чуть-чуть изменились планы, поэтому мы и всадили тебе этот маленький противный имплантат.
— Правильно сделали.
— Потому что иначе ты бы меня прикончил, верно? Не спорю. Только далеко бы ты не ушел, — Ремонтуа погладил панель и улыбнулся, словно извиняясь. — Ты не можешь управлять кораблем. Да-да, боюсь, что именно так. Эта система рассчитана на Объединившихся. Но досмотр мы должны пройти как гражданское судно.
— Объясни.
Ремонтуа немного покрутился в кресле, потом снова сложил руки на коленях и нагнулся к Скорпио. Расстояния можно было считать опасным, если не брать в расчет тот самый имплантат. Скорпио почти поверил, что умрет, если повторит свою попытку, и позволил человеку говорить, наслаждаясь воображаемыми картинами его казни.
— Думаю, ты помнишь Невила Клавейна.
Скорпио презрительно фыркнул.
— Он был одним из нас, — продолжал Ремонтуа. — Точнее, моим хорошим другом. Более того: на протяжении четырехсот лет он был хорошим Объединившимся. И сидел бы сейчас здесь, если бы кое-чего не натворил. А еще когда-то его называли Мясник Тарсиса — может, тебе это о чем-то говорит. Хотя вряд ли, это старая история. Не думаю, что ты когда-нибудь слышал о Тарсисе. Проблема в том, что Клавейн совершил предательство, и его надо остановить. Так как он… мой друг, его надо взять живым. Честно говоря, это, скорее всего, невозможно. Мы уже пытались его убить — другого выхода не было. Я почти рад, что у нас не получилось. Клавейн обманул всех, кто находился на корабле — бросил свой корвет и выскочил в открытый космос. Когда мы взорвали корвет, на борту никого не было.
