– Стоять!
Они остановились.
Он подошел.
Он увидел человека, который выступал на куче мусора в Грежине и к чему-то призывал. Наверняка этот человек заметил бойцов и может доложить врагам. И женщина может.
– Пойдемте! – Он указал направление дулом автомата.
– Нам некогда, – сказала женщина. – У меня мужа схватили.
А военный человек сказал:
– Евгений почувствовал развитие событий. И, как всегда, думая о событиях, он подумал о Светлане. Она не сможет полюбить Евгения, если будет думать, что он ненормальный человек. А нормальный человек имеет ясную цель. И Евгений почувствовал ее присутствие.
– Вот сейчас Стиркину все и расскажешь, – сказал Юрий.
Он повел их к Стиркину.
Стиркин, увидев Евгения, обрадовался.
– Ты с нами, я надеюсь, как тебя, напомни?
– Евгений.
– А где твои? – Стиркину помнилось, что с Евгением кто-то был.
– Мои везде, – ответил Евгений. – Вот Нина, она жена моего брата. А брата схватили украинские пограничники.
– Женя, ты аккуратнее выражайся, – остерегла Нина, – ты же не знаешь, с кем мы имеем дело. Может, правильно сказать – не схватили, а задержали.
– Мы не пограничники, девушка, – улыбнулся Стиркин, на секунду затосковав по женским объятиям. – Мы – наоборот. Воины-освободители. Слушай, Евгений, такое дело: у меня второе подразделение без командира. На глазах разложились и в ус не дуют. Прими командование. Ты мужик с головой, я знаю.
– Вообще, если насчет головы… – хотела уточнить Нина, но Евгений перебил ее, сказав с неожиданной твердостью, ясностью и разумностью, которых она раньше у него не наблюдала:
– Нина, с головой у меня все в порядке. Если что-то не то, сравнимое с легкой контузией, то это не в счет.
– Вот именно, – поддержал Стиркин. – У меня и самого щека дергается, и что теперь? Иди, командуй.
– А оружие?
Стиркин порылся в своем рюкзаке и достал небольшой короткоствольный пистолет в кобуре. Вынул его, показал.
– Узнаешь? – спросил он Евгения.
– Конечно. ПСМ, пистолет самозарядный малогабаритный, предназначен для оперативных работников МВД и командного состава армии, калибр пять-сорок пять.
– Соображаешь!
Евгений прикрепил кобуру с пистолетом к ремню и направился к вольготно развалившейся группе Грузя. При этом негромко говорил сам себе:
– Евгений понимал, что теперь лучше не говорить о себе в третьем лице. Это может показаться смешным, а командир не должен быть смешным.
Приблизившись и встав над отдыхающими бойцами, он приказал:
– Встать!
– А шел бы ты, – ответили ему.
Евгений достал пистолет, осмотрел, увидел предохранитель, передвинул его, поднял руку и выстрелил в воздух.
– Шуметь-то зачем? – крикнул ему Стиркин. – Нам раньше времени нельзя обнаруживаться! А вы не волнуйте человека, он контуженый, за себя не отвечает!
– Так бы и сказали, – проворчал кто-то из бойцов Грузя, и они начали медленно подниматься.
– В колонну по два, – приказал Евгений.
– Мы не на параде, у нас операция.
– В колонну по два, – повторил Евгений и, не удержавшись, тихо сказал себе: – Евгений помнил, что эффективный командир должен быть упрямо непреклонен. Даже если он отдает неправильный приказ, лучше заставить его выполнить, чем отменить, это уронит авторитет.
– Чего-чего? – переспросил ближний к нему боец.
– В колонну по два, я сказал.
Бойцы выстроились в колонну по два.
– Выдвигаемся… Куда выдвигаемся? – спросил Евгений Стиркина.
– За нами идите.
– Выдвигаемся за головной колонной, – уточнил Евгений.
– Сразу видно – опыт! – похвалил Стиркин.
Через несколько минут обе колонны, в гораздо большем порядке, чем до этого, двинулись по улице, направляясь к центру.
Нина шла сзади и думала, как быть. У нее был свой план: узнать, где Аркадий, и договориться с пограничниками. Для этого она взяла серьезную сумму в долларах, спрятав ее на груди. Но, кто знает, может, если появиться с этими солдатами, пограничники станут сговорчивее, тогда не придется платить. Только бы не начали стрелять, опасалась она, но тут же себя успокаивала тем, что на самом деле стрелять, убивать и умирать никому не охота, поэтому все должно обойтись мирно.
Дверь распахнулась, Вяхирев не шевельнулся, но весь напрягся, напружинился. Таранчук, которому включиться в жизнь было так же легко, как выключиться из нее, сразу все понял и тихо сказал:
– Не надо, товарищ капитан.
– Выводите! – послышался голос.
Охраняющие солдаты встали.
Встали и Вяхирев, Таранчук и Евдоха. Чуя боками дула автоматов, пошли к двери и спрыгнули на землю.
Перед ними стоял Колодяжный.
Вяхирев смотрел не на него, а на небо, которое он так хотел увидеть. Было радостно, но не так, как ожидалось. Стало даже почему-то немного грустно.
– Вот что, – сказал Колодяжный. – Есть возможность искупить предательство.
– Кровью? – с веселым испугом спросил Евдоха.
– Надеюсь, не понадобится. Это, в общем-то, входит в ваши милицейские обязанности – наводить порядок. А он скоро будет нарушен.
– Кем? – бодро спросил Евдоха, показывая готовность хоть сейчас навести порядок.
Вяхирев строго посмотрел на него, напоминая взглядом, кто тут главный, и спросил:
– Что нужно делать?
– Выдвинетесь с моими людьми, будете впереди, чтобы вас видели. Чтобы всем было ясно, что местная власть действует, а не кто-то со стороны. Начнем переговоры. А дальше по обстоятельствам.
– С кем переговоры?
– Третьяки и Стиркин.
– Они проявились?
– Кто?
– Третьяки?
– Еще как.
– Хорошо, – сказал Веня.
Ему действительно стало хорошо, даже лучше, чем тогда, когда он увидел желанное небо. Он, как мы помним, всегда хотел понять, откуда в мирной нормальной жизни возникают преступления. Поэтому слухи о третьяках его раздражали. Кто они, зачем творят бесчинства, чего хотят? Теперь он еще не получил ответа, но зато этот серьезный человек в гражданском обещает встречу с ними. Значит, хоть какая-то ясность. Раньше Веня был одинок со своими мыслями – подчиненные разделяли его службу, но не вникали в его душевные заботы, а в этом человеке Вяхирев обрел единомышленника, старателя общего дела. И почувствовал преданность.
Геннадий расшатывал, расшатывал кирпич, и наконец вынул. Чтобы пролезть, нужно вытащить еще восемь или десять. Геннадий, как специалист, знал, что во всякой сочлененной конструкции важно разрушить связь, демонтировать одно звено, и другие сразу же ослабнут. И действительно, второй кирпич подался легче.
Но при этом Геннадий не думал о кирпичах, это скучно, он всегда, когда приходилось работать руками, размышлял о чем-нибудь важном. Сейчас он мысленно трудился над вокзалом. Вокзал Грежина хорош, уникален, его надо сохранить, но он мал. Нужно или построить рядом современное здание и зарифмовать его, как это удачно сделали во Франкфурте, поставив рядом с замком четырнадцатого века тридцатипятиэтажный небоскреб, своими линиями иронично-уважительно отражающий очертания замка. А можно встроить старое здание в новое, таких примеров много, и есть удачные, хотя неудачных, как всегда и во всем, намного больше.
Геннадий думал кропотливо, старательно, пришел к решению, что лучше все же построить рядом новое здание, и тут же мысленно привязал его к местности. Определил этажность, площадь, общие очертания. Обязательно будут высокие арочные окна, аукающиеся с окнами теперешнего вокзала, центральный вход тоже с аркой, но сами стекла очень большие и тонированные.
Он представлял все в подробностях и деталях – не только потому, что увлекся этим, а чтобы не думать о Светлане. Он не хотел о ней думать в этом подвале. Вот выберется на волю, тогда начнет. Нет, сначала вернется в гостиницу, вымоется, оденется во все чистое, тогда и будет думать о Светлане.
Еще один кирпич вынулся, а верхний упал сам, ушибив руки Геннадия. Ему показалось, будто что-то треснуло. Осмотрел кирпичи. Засыплет еще, придавит, вот будет смешно. Но продолжал работать.
Торопкий отомкнул подвал, спустился и обнаружил Анфису спящей.
Он сел рядом. Любовался на нее. Думал, что скажет ей, когда разбудит.
Скажу просто, что дурак, идиот, что прошу прощения. Без хитростей.
Он тронул Анфису за плечо. Ее легкое тело слегка качнулось, как неживое, и это испугало Алексея.
– Анфиса! Анфиса, доброе утро, хотя уже день, почти вечер! – сказал он громко и весело.
Никакой реакции.
Может, притворяется?
– Ты же не спишь, я знаю! Ну, все, хватит, я виноват, я идиот, скажи, что сделать, чтобы ты меня простила? Фиска, перестань! – шутливо погрозил он.
Анфисы словно не было. Тело здесь, а ее нет.
Торопкий, окончательно испугавшись, схватил ее за плечи и начал трясти. Голова безжизненно моталась, ударяясь о картофельный мешок.
– Анфиса, не надо, ты чего?
Она не отвечала. Сползла, как только Торопкий отпустил руки.
