Вопрос был вымученным, можно сказать, лишним. Просто все это время генерал ждал реакции собеседника. Но - не дождался.
- М-да. Отвык я что-то на зоне от многословия, - мотнул головой Мороз. - За предложение, как говорится... И прочая. Я и сам о том подумывал. Другого не умею. Только сначала от занозы избавлюсь.
- Тогда начинай, - генерал отер рот салфеткой, твердо посмотрел на собеседника. - Ведь не о прежних проказах повспоминать ты в это купе заскочил.
Мороз словно колебался.
- Не мнись, гусар. Выкладывай, что накипело. А то что-то не узнаю брата Колю. - Брат Коля, увы, в земле сырой. А вот у меня до тебя вопросы имеются, - Мороз всмотрелся в хмурое лицо. Определил в нем достаточную степень понимания. - Сам знаешь, какие.
- Как не знать? И сразу отвечаю: как начальник управления внутренних дел я тесно работаю с областной администрацией, в том числе непосредственно с моим тестем - губернатором Кравцом, выполняя все те указания, которые получаю, - в пределах его полномочий. А иногда - и за пределами.
- А также...
- А также оказываю содействие в работе всем областным и городским учреждениям. Включая губернский банк.
- И его президенту...
- Паниной Маргарите Ильиничне. Моей бывшей любовнице, а ныне человеку, в руках у которого весь городской бюджет, а значит, и финансовая стабильность области. И, как бы ты к ней ни относился, буду делать это и дальше, поскольку...
- Котька как?
- Что?!
- Котька, сын твой. До сих пор в Англии?
- Да, закончил колледж. Сейчас там же трудится в банковском представительстве.
Тальвинский только теперь понял подоплеку вопроса и раздраженно сощурился.
- Во-во, - подтвердил его догадку Мороз. - А на зарплату, даже генеральскую, дальше Улан-Уде сына не отправишь. Крепко повязали, Андрюш? Ладно, проехали. Не о том я сейчас. На носу новые выборы. Так вот хочу знать, теперь ты за кого.
Тальвинский, прикрыв глаза, покачал головой, поводил вопросительно пальцем меж двуми стаканчиками и, после отрицательного кивка, долил себе коньяку.
- Сколько раз представлял этот наш с тобой разговор, Виташа. И - ни разу не угадал. Получается, летим рядом, но - на разных эшелонах. Того не учел, что эти пять лет ты будто замороженный пробыл. И чтоб понял меня, тебе для начала оттаять бы хорошо. Определиться, где нынче страна. Не только в оправдание говорю. За это время не просто пять лет оттикало, - эпоха сменилась. Утвердилась своя вертикаль власти, свои правила игры.
- То есть жируют те, кого ты сам еще в восемьдесят девятом сажал?
- Да, именно. Это теперь и есть власть. Единая и неделимая. Плоха ли, хороша. Плоха, конечно! Но то, что у тебя в голове, это, поверь, бессмыслица.
- Ну, отчего же? Если я выну бумаги, подтверждающие, что и Кравец, и Панина твоя разлюбезная - не только ворье с многолетним стажем и взяточники, но и убийцы...
- Стало быть, Панина права, и документы сохранились. От Добрыни получил?
- В настоящее время это не имеет никакого полового значения.
- Пожалуй. Только - чего добиваешься? От меня, в частности?
- Чтоб определился.
- То есть намекаешь, что я с ними завязан?
- Ваши формулировки по-прежнему безупречны, - Виталий слегка поклонился.
- В принципе - правильно намекаешь. Да, завязан. Так же, впрочем, как все нынешние со всеми нынешними. И не потому даже, что жаден. А потому, что иначе в кресле бы своем давно не сидел. Поскольку переплетение интересов, о которых сказал, это и есть признак становления новой власти.
- Бандюки в законе?
- Именно. Но - обрати внимание на вторую часть насмешливой своей фразы - в законе. Страна поделена. И те, кто ее поделил, в том числе вчерашние бандиты, теперь хотят жить по правилам.
- По своим правилам.
- Они для всех установлены. Для правых и для виноватых. Собственник хочет быть уверен, что то, что он нахапал, у него не отнимут. Так было в Штатах в период первоначального накопления. Так теперь и у нас.
- Плевать мне на Штаты. По мне наисущественнейшая разница в том, что не там, а здесь живут и жируют госпожа Панина и твой тестюшка - господин Кравец.
- Гляжу, эдаким Монте-Кристо себя ощущаешь. Так я тебя, братец, расстрою. Все, кто составляет основу нынешнего общества, сплетены меж собой в огромную паутину. И у каждого из них похожее прошлое. Ты что, всерьез полагаешь, что, выбросив свой компромат, вызовешь бурю страстей? Вопли негодования?!.. Только в том случае, если кто-то зацепится за него, чтоб скинуть Кравца и отобрать пару лакомых кусков у Паниной. Кстати, наверняка зацепятся. Но что далее? На месте обоих окажутся точно такие же ухари со своим темным прошлым. И - все! Круги на воде.
- Тебя послушать, так на Руси и честных людей не осталось.
- Отчего же? Есть, и немало. Только - они не становятся губернаторами и президентами банков. Хотя, знаешь, Виташа, о чем я сейчас подумал: пожалуй, что и нет. Проблема-то еще глубже. Те честные, на которых ты тут уповаешь, они ведь теперь тоже по-другому честные. Не потому, что принципами замучены, а просто - не свезло, понимаешь, губернаторами стать или, скажем, банчок отхватить. А дай возможность украсть, так и не упустят. А это уже иная категория. Резерв завистников. Так-то вот.
Виталий слушал, опершись локтями о хрупкий столик и опустив подбородок на побелевшие от напряжения кулаки.
- Вот ты как заговорил. Стало быть, Котовцев тот же, Коля Лисицкий, Марешко сломанный... - Марешко два года назад повесился втихую.
- Не знал. Что ж, плюсую. Чекин спившийся, Рябоконь, где-то сейчас догнивающий. Все это теперь не в счет? Все это было между прочим? Шлак?! Так что ли, гражданин начальник?
- Так! - жестко отрубил генерал, стремясь жесткостью тона сбить нарастающую в собеседнике неуправляемую волну. - Такое на изломах истории встречается сплошь и рядом. Шанс был - в девяносто первом. Но не мы с тобой сделали со страной то, чем она стала. Не мы! И мстить сейчас за тех, кого просто перемололо в этих жерновах! С таким же успехом ты можешь мстить, я не знаю, потомкам опричников, уничтоживших старые боярские роды.
- Эк как приспособился!
- Я вжился в это. И пытаюсь сейчас достучаться до прежнего, верившего мне Виталия. Обстоятельства нынче другие. Жизнь, пока ты сидел, стала много сложней. Не такой, как хотелось. Но у нас-то с тобой другой жизни тоже не будет. Либо вживляемся в эту, либо...
- В никакую. С опричниками мне дружиться не довелось. А Кравца и Панину премного не уважаю. И твердо знаю: каждому должно воздасться. И что могу, то воздам! Может, только для этого судьбина меня и протащила через эти пять лет. Замороженный, говоришь? Морозили и впрямь крепко. Меня, между прочим, по всем земным законам быть здесь не должно. Потому что выжить я не должен был. Дубили, дубили, да не доубили.
Мороз закашлялся. - Получается, вернулся мстителем, - подвел нехитрый итог генерал. - И в руках - перст судьбы. Бывает. Тогда зачем все-таки ко мне пришел? Документы у тебя в загашнике. От моих ты лихо отрываешься. Где чьи избирательные штабы расположены, известно. Так что флаг в руки.
- Эк, сколько теперь в тебе намешано. Похлеще моего. И что повязали тебя накрепко, тоже понимаю. Поэтому, если выстрелю компрой, по касательной обязательно в тебя попаду. Так? - всмотрелся. - Та-ак. Но ведь разве мало между нами доброго было? Потому и предлагаю - вместе.
- То есть?
- Вместе топим. Ты! С моей помощью. Но - ты!
- Зачем тебе это?
- Считай, трезвый расчет. Целесообразней, если компра через тебя пойдет. Сам же говоришь, другой полетный эшелон. Иные слои атмосферы. Соответственно - лучше слышно. А тебе шанс. Ну, ты меня понял.
- Чего не понять? - генерал с сожалением покрутил опустошенную бутылку. - Приходишь из ниоткуда и так, между прочим, предлагаешь пустить всю сложившуюся жизнь под откос. Просто - как друг! А чего в самом деле не подухарить?
- Не настаиваю.
- Думаешь, самому не хочется? Еще как. Особенно ночью бывает. Встанешь отлить. И если хоть одной мыслью шалой струю спугнешь, все - дальше без стакана не уснуть. И вот примешь, бывает, стакан этот и так сладко возмечтается! У!... Куда там твои нехитрые планы. Только в отличие от тебя к утру понимаю, что, как бы ты ни перевернулся, кроме шума и вони, ничего другого не будет...
- В разные мы с тобой сортиры ходили.
Андрей прервался, с некоторым удивлением усваивая услышанную фразу, и - захохотал.
Улыбнулся невольно и Мороз. Это был прежний завораживающий хохот молодого Тальвинского, не откликнуться на который было невозможно.
