он сдохнет.
— Знаю. А одному городовику какая-то женщина с Горячего Края выцарапала глаза.
— Мне Матвей говорил об этой женщине. Это мать одного жестянщика — „Причандалиха" какая-то.
— Ну и Причандалиха! Еще и революция не началась, а она уже выдирает глаза царским воякам. Что же будет если дело до настоящего восстания дойдет?
— Ну, ты, потише!
— Ну, ладно! Ты предупреди всю публику из кружка Сабинина, чтобы кто-нибудь не напоролся у него на квартире на слежку.
— Ладно. Насчет работы нового ничего нет?
— Нет! Несколько дней обождем — пока кончится жандармская труска, а потом соберем районный комитет. Матвей, я, ты и Сократ назначены для организации Темерницкого района. От комитета у нас будет Христофор. На собрании решим, что будем делать.
— Хорошо! Кланяйся Матвею, если увидишь. До свидания!
— Хорошо. До свидания!
* *
*
Прошло еще несколько дней. Аресты как-будто прекратились. Матвей снова стал встречаться с знакомыми, сперва сохраняя все меры предосторожности, чтобы не дать себя заметить шпионам, а затем совсем открыто. На этой же неделе он уведомил Айзмана и Качемова о дне, когда должно было состояться собрание районного комитета. Два дня после этого товарищи нигде не видели его, как-будто энергичный организатор скрылся на некоторое время опять.
И вдруг примчавшаяся к мастерским и вызвавшая Семена с работы Клара Айзман сообщила брату роковое известие: Матвей и Сигизмунд ездили куда-то эти два дня добывать для оживления работы литературу, спрятали ее на квартире у Матвея, но когда они шли затем по городу, направляясь на одну квартиру, чтобы сделать в комитет доклад об успехе своей поездки, то Матвея арестовал шпион с двумя городовиками, узнав его как участника демонстрации, а Сигизмунд, шедший несколько сзади спасся и прибежал к Кларе, чтобы она предупредила товарищей о необходимости выручить литературу с квартиры Матвея.
Все это Клара с торопливым волнением передала брату вызвав его к воротам, через сторожа, которому Клара сказала, что ее брату нужно немедленно итти домой, так как у них при смерти лежит отец.
Они стояли в нескольких шагах от проходной будки. Клара выглядывала на брата из-под большого платка, которым была укутана почти по пояс, чтобы в ней не могли узнать барышню.
— Сигизмунд где сейчас? — спросил Семен.
— Он сказал, что будет ждать тебя и товарищей возле переезда. Только просил скорей, потому что иначе жандармы уже будут на квартире у Матвея.
Клара, очевидно, была потрясена происшедшим арестом и ждала, что предпримет брат.
— Если у него ничего не найдут дома, его, может-быть, выпустят, — сказала она.
— Ну, хорошо. Скоро гудок, иди на переезд и скажи Сигизмунду, чтобы там он ждал нас после гудка. Может быть что-нибудь сделаем. Раньше гудка уйти нельзя, остается только полчаса. Иди!
Семен, возвратясь в мастерские, метнулся к Качемову.
— Матвей спекся! — сообщил он товарищу, вызвав его из кузни. — Арестован на улице, но он домой к себе наворотил откуда-то литературу. Надо, чтобы улик не было, литературу забрать, или Матвею будет крышка.
—Значит, жандармы еще не в Гниловской?
— Нет!
— Ну, тогда двинем туда. Предупреди еще Тольку Сабинина. Ты знаешь, где живет сестра Матвея?
— Знаю!
— Она нам как-нибудь поможет.
— Нас Сигизмунд будет ждать на переезде.
— Хорошо, иди, и после гудка — прямо туда.
— Пока!
— Пока!
Семен нашел в механическом цехе младшего Сабинина. Тот сжал кулаки и кляцнул зубами, услышав, что Матвей арестован.
— Приду, — сказал он, когда Семен сообщил, что нужно собраться на переезд.
Как только прогудел гудок, все мастеровые, связанные с Матвеем узами дружбы, один за другим стали собираться к переезду.
Здесь уже ждал их, уставший от волнения и тревоги, измученный Сигизмунд.
— Ну, что будем делать? — спросил Айзман, оглядывая товарищей.
По сторонам железнодорожного переезда находились лавки, каретные мастерские, пекарня, дешевая народная баня, казенная винная лавка. Место было людное, повсюду сновало взад и вперед простолюдье.
Под забором вблизи делили что-то между собой два босяка... Несколько в стороне от переезда был расположен двор с известко-обжигательными печами заброшенного окраинного завода, а за ним — обрывистый пустырь, на вершине которого начиналась степь с Камышевахинской исторической балкой с одной стороны и дорогой в тылу Гниловской - с другой.
— Перейдемте туда! — указал Сигизмунд на двор завода.— Там никто нас не увидит.
Все перешли за досчатый полуразрушенный забор завода.
— Ну, что же мы будем делать? — снова нетерпеливо спросил Айзман.
— Я думаю, что надо итти скорей К Матвею на квартиру и взять литературу,— сказал Сабинин.
— А куда ты ее денешь? Понесешь на себе через станицу?
— Ну, а что же больше делать?
— Я думаю, надо сказать все Матвеевой матери, и она посоветует, куда спрятать или как унесть корзину, — предложил Качемов.
— Там мешок.
— Ну, мешок через плечо — и готово!
— А пока мы будем возиться, нагрянут жандармы и всех нас поздравят с нечаянной радостью, — усомнился в проекте Семен.
— Ну, так что же делать больше? — возмутился Сабинин. — Ждать, пока уже поздно будет?
Сигизмунд вдруг прервал пререкания и указал на переезд.
В сумерках начавшегося вечера по ту сторону переезда вырисовывалось с десяток слезавших с извозчичьих пролеток жандармов.
Совещавшиеся мастеровые обомлели.
Не спуская глаз с своих заклятых врагов, они проследили затем, как жандармы расчитались с извозчиками, посовещались полминуты и затем, войдя на переезд, повернули по полотну линии железной дороги к Гниловской станице.
— Идут в Гниловскую. Айда, товарищи, на гору, мы их степью опередим! Живо! — скомандовал Качемов.
Нерешительность мастеровых исчезла, как только они увидели экспедицию охранников. До Гниловской жандармам по линии нужно было пройти три версты. Более прямая дорога степью имела две версты. Кроме того, жандармы, арестовав Матвея, видимо не имели повода спешить и действовали не торопясь, мастеровых же опасность пришпорила так, что они одним духом оказались в тылу станицы.
— Нужно направить их на ложный след. Если бы какая-нибудь знакомая женщина указала им чужую квартиру! — остановился здесь Качемов.
— Сестра Матвея! — подсказал Семен Айзман.
— А ты ее знаешь? Она не струсит?
— Нет! Матвей ее распропагандировал. Я с Сабининым пойду к ней.
— Тогда иди. Пусть она выйдет навстречу жандармам. Мы пришлем к ней мать домой, а сами будем управляться с литературой и в крайнем случае хоть сожжем ее
