как „Архангел“, до того времени ведавший подпольной техникой, немедленно после демонстрации уехал в Москву лечиться от заикания, то на Христофора теперь комитетом было возложено не только ведение работы в Темерницком районе при помощи Айзмана и других мастеровых, но также и посредничество в сношении комитета с типографией, законспирированной таким образом, что только один человек из членов всей организации и мог сноситься с работавшими в ней людьми.
О том, что Христофор выполняет функции агента по-сношению с легендарно-непостижимым местонахождением типографии очень скоро стало известно интеллигенческой группе социал-демократических молодых людей, частью готовившихся к пропагандистской деятельности среди рабочих, частью уже ведших эту работу.
Члены этой группы, происходя из мелко-буржуазных семейств и будучи в большей или меньшей степени выняньчены заботами папаш и мамаш до вполне великовозрастного состояния, назывались по герою одного из некрасовских стихотворений «каллистратами».
Возглавлял ее интеллигент, числившийся студентом какого-то заграничного университета, но занимавшийся не учением, а пропагандою. Милон Гурвич.
Среди членов группы был уже встречавшийся нам Черный Утопленник, двадцатидвухлетний увлекающийся теорезированием словоохотливый юноша, настоящее имя которого было Евгений Бронштейн. Входил в группу и Белый утопленник или иначе Макс Бухбиндер, сентиментальный и мечтательный, имевший внешность пасхального спаса молодой человек, любивший психологические разговоры о дружбе и чувствах к товарищам. Затем частым гостем в ней был сын владелицы посреднической конторы на Московской улице, разоренной Заксом Залкиндши, Аркадий. Были также членами группы два-три гимназиста и профессионал пропагандист Иван Иванович.
Случилось так, что Христофор, собираясь ехать в Ростов, получил явку к Милону Гурвичу и попал в группу «каллистратов». Познакомившись с членами группы, он затем и основался в ней, встречаясь с товарищами сперва ради того, чтобы отвести душу отдыхом в товарищеской атмосфере, а затем из-за деловых сношений с Милоном. Среди гостей Гурвича Христофор не прочь был иногда рассказать о способах своих уверток от жандармского наблюдения, научая молодежь конспирации.
Однажды после такого разговора Черный и Белый Утопленники, гимназист Лихтер и профессионал Иван Иванович, посмеявшись над невероятностью рассказов Христофора, решили по его следам открыть местопребывание техники, а затем похвастать об этом Христофору и доказать ему, что он также не гарантирован от провала, как и менее опытные члены организации. Посвятив Гурвича в свой план, эта компания узнала, что как раз к выпуску готовится новая прокламация, вследствие чего Христофор должен был неизбежно начать учащенное посещение типографии. Сообщники решили не упускать благоприятных случаев, а в таковых недостатка как-будто не оказалось.
И вот, вскоре после составления заговора, Иван Иванович направляясь вечером из городской библиотеки к Гурвичу, чуть не натолкнулся на Христофора, который спешил куда-то, выйдя из квартиры Милона.
Последний, как об этом было известно профессионалу, был едва ли не единственным литератором в организации, составлявшим листовки.
Ищущий приключений пропагандист решил, что Христофор как раз идет от Гурвича в типографию и немедленно же скрылся под навесом ближайших ворот.
Христофор, казалось, не заметил его. Подняв голову и покачиваясь корпусом, он шел по направлению к Нахичевани. Так он прошел по освещенному уличными фонарями тротуару пол квартала, даже не двинув головой назад. Тогда пропагандист решил выйти из своей засады, чтобы следовать за товарищем.
Однако Христофор, дойдя до ближайшей остановки трамвая, остановился и стал ждать вагона.
Иван Иванович, проходил мимо афишной тумбы и моментально очутился под ее прикрытием. Однако, он передумал. Он решил отойти немного назад, все еще считая, что Христофор его не видел, взять извозчика и, пользуясь темнотой, проехать немного вперед, чтобы затем слезть и сесть в тот же вагон, в котором будет Христофор.
Так он и сделал.
Договорившись с извозчиком, чтобы тот не жалел лошади, он стал гнать его к Нахичевани.
Он проехал мимо Христофора, пока тот ждал вагона, и невинным взглядом встретился с ним, будто едет куда по делу.
Прокатив пару кварталов и сойдя с извозчика, он сейчас же увидел вагон, еще издали заметил с левой стороны на передней площадке фигуру Христофора и на ходу вскочил в трамвай с другой стороны на заднюю площадку.
Христофор удивительно бесстрастно, казалось, относился ко всему, что происходило сзади него. «Сыщики могут за ним следить, сколько им угодно», думал Иван Иванович, наблюдая сквозь остекление вагона за товарищем.
В центре Нахичевани Христофор соскочил из вагона. Сошел и Иван Иванович.
Было совершенно темно на улицах, за исключением тех немногих мест, где расплывались тусклые пятна газовых фонарей.
Христофор подошел к извозчику на углу улицы. Наблюдавший за ними. Иван Иванович по отдельным словам и жестам догадался, что Христофор хотел нанять извозчика до Нахичеванского вокзала, но не соглашался заплатить полтинник, запрошенный извозчиком.
— Двадцать копеек! —объявил Христофор, направляясь к вокзалу пешком.
— Сорок!
Христофор уже перешел улицу и не остановился.
До вокзала, на протяжении четырех верст, шла линия трамвая. Почему же Христофор не обождал вагона, чтобы в трамвае проехать это расстояние?
Пропагандист решил, что Христофор вздумал здесь путать на всякий случай следы, меняя трамвай на извозчика, но сделал это так необдуманно, что всякий, кому это нужно было, теперь знал бы, где можно будет увидеть конспиратора через полчаса.
Пропагандист, довольный своими выводами, улыбнулся, подошел к остановке и как только приблизился вагон вскочил в него, расчитывая, что он приедет на вокзал значительно скорее, чем придет Христофор, которого' он там и будет ждать.
Но он не заметил что давно уже испуганно следивший за ним Христофор, пройдя всего несколько шагов за угол переулка, остановился, озлобленно сверкнул глазами и дождавшись, когда профессионал войдет в тронувшийся вагон, быстро направился к той остановке, на которой недавно слез из вагона..
Он снова сел и покатил обратно в Ростов.
Через десять минут он был уже у Гурвича.
Милон, открыв на стук Христофора дверь своей комнаты, впустил потерявшего хладнокровие конспиратора и вопросительно остановился на нем взглядом, держась за медную ручку двери.
— Вот что, Милон, — или у нас в самом комитете провокатор, или я начинаю наяву бредить шпионами. Во всяком случае я сейчас же отправляюсь проверить еще раз это, и, если этот гусь там, я ему в Нахичеванской роще выверну все потроха. До этого у меня еще дело не доходило... Я попрошу тебя вот о чем: твоя нянька впустила меня, и я спросил у нее сколько сейчас времени. Я от тебя вылезу в окно и ты раза два вслух что-нибудь скажешь, как-будто мы разговариваем. Пусть нянька думает, что я здесь. В комнату только ее не пускай. Я через три четверти часа возвращусь, влезу опять к тебе в окно
