Однако тосковать мне пришлось недолго. Едва я открыла глаза, как в незакрытую дверь тихонько постучали, и в комнату вошел Тимка. Или Димка. Спросонья не разберешь.
— Привет, еще спишь? — с порога поинтересовался не понятно кто.
— Привет, просыпаюсь, — откликнулась я.
— Мама с папой возвращаются из рейса. Нам нужно собираться домой…
Некто Единоутробный сделал шаг вперед и остановился, как вкопанный. В лучах утреннего солнца стало возможно опознать в госте Тиму. Проследив за его угрюмым взглядом, я увидела свесившуюся из гамака мускулистую руку с очень уж характерным длинным шрамом. Я нарвалась на братскую ревность? Таких чудес не бывает.
— А как же Герман? — грустно спросил мой братишка.
— Германа здесь нет, — размышляя над неожиданной новостью, ответила я.
— Да и полночь не близится, — ехидно донеслось из гамака.
— Тебе что, ночевать больше негде? — поинтересовался Тима.
Денис потянулся в гамаке и ненатурально изобразил обиду:
— И чем это я тебя не устраиваю?
— Тем, что слишком часто ночуешь дома у разных девушек, — буркнул Тима. Ситуация очевидно представлялась ему неприятной: ссориться с Денисом — маразм, но и делать вид, что ничего не заметил — неправильно, не по-братски.
Денис, напротив, наслаждался моментом:
— А я темноты боюсь, — нагло заявил он.
— А, тогда все ясно, — с облегчением подвел итог Тима. Умница!
— Когда приезжают родители? — спросила я.
— Через две недели. Но ехать надо прямо сейчас. В школе еще много чего утрясать. Да, и еще: нам придется отправиться в летний лагерь. Настоящий. Запупыристый. Родителям за какие-то заслуги вручили путевки на троих. Так что не отвертеться. Ладно, собирай вещи.
Гамак неритмично затрясся — в нем что-то безудержно веселилось. Я минуты две, призвав всю свою порядочность через благодарность, боролась с желанием воткнуть что-нибудь вроде вилки в его самую низкую часть, Тимка, судя по лицу — тоже. Видимо, почувствовав нависшую угрозу, Денис прекратил смеяться и спросил:
— Капитану-Командору уже сказали?
— Димка сейчас к нему пошел. А что?
— Интересно, кто будет командовать шхуной. Если не я, то поехал бы с вами. Мне тоже нужно в школу.
С этими словами он вылез из гамака.
— Ну, сам у него спроси, — сказал Тима. — Ты, Ася, подходи в форт часика через два, тогда уж точно все ясно будет. Пока!
Он ушел, и следом за ним, кивнув на прощание, ушел Денис. Я встала с кровати. Детский лагерь! После тренировочной базы террористов — зарядочка по утрам, тихий час и четырехразовое питание! После демонстрации возможностей сатаны — конкурс талантов! После клуба принцесс крови — дежурство по палате! Надеюсь, смена будет короткой…
Легко сказать — собирай вещи. По наколдованным миркам, что ли? От моего прежнего гардероба только штаны и остались. Да еще рубашка с шортами и сандалии. Что я скажу маме?
Да! Зато я наконец-то увижу маму. Как же я соскучилась!..
VII
Денис понял, что не сможет безопасно объяснить родителям происхождение нескольких шрамов, и рылся в сумке, пытаясь найти какую-нибудь рубашку или футболку с длинными рукавами. Надо будет попросить Асю их разгладить. У нее самой имеется труднообъяснимый круглый рубец на спине и крестообразный — напротив него, на груди. Их скрыть проще, но вряд ли они ее радуют. Может быть, она научит его убирать такие дефекты кожи?.. Хорошо, что впереди еще полтора дня плавания. Гитару он решил оставить на Острове. Дома, у отца, вроде что-то такое есть.
В его камеру вошел Алеша. Вид у него был то ли разочарованный, то ли усталый. Они кивнули друг другу, и Алеша спросил:
— Что происходит?
Денис лишь приблизительно мог предположить, о чем начат разговор. Видя это, Алеша терпеливо объяснил:
— Я видел, что ты вышел утром из Асиного домика. Тимка сказал, что ты у нее ночевал. Почему? Зачем?
Ого. Правду отвечать нельзя. С какой стати? Опять же, Лёшка — не посторонний.
— Я не лезу в твои с Леной дела, — спокойно сказал Денис. Это ответ.
— Ты видишь, что незачем, — отбил Алеша. — Или тебе все равно.
Последняя реплика была лишней. Он дал Денису повод повернуть разговор против себя.
— А тебе нет? — сузив глаза, спросил Денис. — Я хотел у тебя спросить: где ты был, когда она теряла сознание от боли, лежа у себя дома, с опасной раной? Со мной похожее случалось, и я знаю, что самое страшное в таком беспомощном состоянии — одиночество. Но достаточно, чтобы кто-то просто держал за руку, и с болью уже легче справиться. Ты ведь знал, что ей плохо. Толя запретил к ней приближаться? А потом он организовал облаву, и уж в этом-то вы все охотно поучаствовали.
Атака подействовала. Алеша заметно побледнел.
— Я заходил к ней, несколько раз, — начал оправдываться он. — Я не знал, что быть рядом важно. Я думал, она справляется сама. И при чем тут Толя? Он не меньше других за нее боялся.
Денис иронично скривил губы. Алешка пришел в себя.
— Ладно, считай, что до нее мне нет никакого дела. Меня волнует честь семьи. Я не хочу, чтобы мою сестру считали легкодоступной.
«В каких мирках они болтались?» — подумал Денис, — «Наверное, ему не все равно».
— Твоя сестра абсолютно недоступна, — заверил он.
— Я в этом уверен! — рявкнул Алеша. — Но что могут решить те, кто видел тебя выходящим от нее? Или ты чего-то не знаешь о своей репутации?
«У меня есть репутация?» — удивился Денис, — «Вот черт!»
— Слушай, — приступил он к собственно объяснениям, соображая, чем бы посильнее задеть Алешку, который достаточно его разозлил, — всем здесь известно, что я ее единственный друг. Мы знаем, чего ждать друг от друга, и никогда друг друга не обижаем. Какая бы репутация у меня ни была, у нас всегда ровные отношения, и в любом случае ближе меня у нее никого нет.
Он попал, куда целился. Не пришлось даже перефокусировывать зрачки, чтобы увидеть… много чего. Слишком много жгучей боли слишком ясно проступило не только в глазах, но и во всем Алешкином облике, а с нею — еще и стыда.
Денис выругался сквозь зубы и понял, что Алешка ждет удара. Но это было не то, что он внезапно захотел с ним сделать — засунуть головой в сугроб или ледяную воду, подержать там секунд пять, а потом вытащить. И снова засунуть. Он очень ясно себе это вообразил, чувствуя жалость, какой раньше ни к кому не испытывал.
Алешкины ресницы покрылись инеем.
