о нём. О его брате. Просто его предназначение в том, чтобы быть тёмной стороной. Тенью, тьмой и хаосом. Поэтому мне бы просто хотелось, чтобы он нашёл покой.
Лиён молчала, продолжая ковырять корни гибискуса.
– Вообще с этими двумя слишком много хлопот. Первый утонул в своих обидах, второй из-за страха оборвал нить с предназначенной ему судьбой. Подарил эту нить другому и решил забыть о своей возлюбленной. Глупцы.
Старушка Самсин наклонилась, взяла испачканные руки Лиён в свои ладони и тепло улыбнулась.
– Ты можешь избрать другую дорогу. Если ты пожелаешь, больше никогда не вспомнишь про него. Твоё сердце излечит этот молодой инспектор, и ты будешь счастлива.
Лиён долго подбирала слова. На сердце было неспокойно и тревожно.
– Может, мой разум сейчас и кричит о том, чтобы я выбрала путь рядом с Тэхо, но сердце решило иначе.
Самсин погладила её по волосам и заправила за ухо цветок гибискуса.
– Здесь мы называем его мугунхва, что значит «вечность» или «бессмертие». Его цветы опадают, но тут же распускаются новые. Так и ваша любовь. Поэтому, каким бы ни был исход твоего пути, однажды он принесёт тебе покой.
Она встала и, больше ничего не сказав, ушла собирать в корзинку другие цветы.
* * *
Солнце село за горизонт, когда Лиён удалось собрать достаточно корней гибискуса. Руки ныли, болели от заноз и мозолей. Она решила спуститься к реке, чтобы хотя бы немного остудить горящие огнём ладони. Висевший в небе полумесяц излучал слабый свет. Вода журчала, маня прохладой.
Спустившись к реке, Лиён сунула руки в ледяную воду и вздохнула с облегчением.
– Твоё упрямство всегда оборачивается тебе боком.
Он подошёл совсем тихо, почти бесшумно. Смотреть на него не хотелось. Иначе сомнения вновь заползут в сердце. Она до сих пор сомневалась в том, что случившееся в Долине было реальностью.
– Опять пришёл давать мне свои советы, просить желания или ещё что? Если это так, то лучше уйди отсюда, – буркнула она, засовывая в воду уставшие за день ноги.
– На горе обитает хозяин леса, а в пустоши слишком опасно.
Лиён закатила глаза и начала обуваться, собираясь уйти, но поднимаясь, поскользнулась на мокрых камнях и завалилась в реку. Ханбок от воды тут же стал тяжёлым, юбки прилипли к телу. Она попыталась встать, но снова плюхнулась в воду.
– Проклятье! – выругалась она.
Тёплые руки Шина коснулись её плеч, и он с лёгкостью поднял её.
– Искупаться решила? – Он развязал пояс на своём турумаги и накинул Лиён на плечи. Потёр их, пытаясь согреть. – Заходи в храм. Попроси Хаын высушить твои вещи. Не хватало ещё, чтобы ты простудилась.
Лиён смотрела на него и чувствовала, что совсем запуталась. Или её мозг и правда съели квисины и теперь ей видится разное.
Она хотела вновь задать ему вопрос, что тревожил сердце. Сейчас она смотрела на Шина и тосковала по тому, с кем провела так много времени в Долине Вечности. Неужели их воспоминания принадлежат только ей?
Он заметил её пристальный взгляд и тут же отошёл. Его лицо снова стало хмурым, а голос – грубым и холодным.
– Иди в храм, – повторил Шин как прежде холодно.
– Я хотела кое-что спросить. – Дрожь в голосе выдавала то, что Лиён замёрзла. – Я уже задавала этот вопрос. Но хочу спросить ещё раз. Ты помнишь меня?
Она внимательно вглядывалась в его тёмные глаза, стараясь найти то, что искала. То тепло, что видела раньше, заботу, с которой он смотрел на неё в моменты её слабости, и, возможно, любовь, о которой он так и не сказал.
Он отвёл взгляд, сложил руки на груди и произнёс:
– Не понимаю, о чём ты. Если это всё, иди уже, меня снова зовут колокольчики.
Он развернулся к ней спиной, но Лиён схватила его за рукав двумя пальцами:
– Неужели всё это было лишь иллюзией? Миражом, созданным Долиной Вечности? Неужели то, что было там, помню только я? – Она запнулась, голос дрожал теперь уже не только от холода, что добирался до кожи и бегал мурашками. Боль растекалась по сердцу горькой тоской по тому, кого, может быть, и вовсе не существовало. – Ответь мне: всё это было иллюзией?
Шин повернулся к ней. Его как прежде холодный взгляд пронизывал насквозь. Лиён помнила этот взгляд по их первой встрече. Холодный и отстранённый, полный печали и боли. Так выглядели глаза тех, кто терял близких. Такие люди приходили к Лиён редко, но взгляд каждого отпечатался в её памяти навсегда.
– Я хочу кое-что проверить! – выпалила она и схватила его за руку. Переплела пальцы и крепко сжала его ладонь. Её ладонь помнила это тепло. Шероховатые мозоли, потому что тогда Шин ещё носил меч. Выпирающую косточку на мизинце, потому что однажды он сломал его, доставая ей персики с дерева.
Она помнила эти ощущения, когда её еле тёплая ладонь касалась его горячей.
После того как она потерялась, Шин старался не отпускать её, и даже ночью они спали, держась за руки. Она не могла этого забыть.
Шин резко выдернул руку и отступил:
– Сумасшедшая?! Чего творишь?!
Лиён с тоской посмотрел на него, протянула пальцы и коснулась щеки. Он нахмурил широкие брови, и Лиён поняла, что ей удалось пробить его броню. Лишь на мгновение взгляд стал мягче.
– Даже если эти воспоминания принадлежат только мне, я сохраню их. Я буду помнить тебя. – Лиён говорила тихо, медленно произнося слова. Потом убрала руку и, развернувшись, зашагала прочь, оставив Шина одного.
Подул холодный ветерок. Лиён засунула замёрзшие ладони в пэрэ[41] и нащупала там тоненькую хрупкую веточку. Аккуратно вытащив её, она поняла, что это увядший цветок гибискуса.
Она смотрела на увядшие лепестки, которые за такое время должны были рассыпаться, но остались целыми. Будто Шин бережно засушил цветок и хранил его всё это время. Внутри Лиён поднялся гнев.
Она развернулась и увидела, что Шин так и стоит на берегу реки. Грозно затопав, большими шагами она сократила расстояние между ними. Услышав её громкие шаги, Шин повернулся. Он захлопал ресницами как девица, удивлённо уставившись на Лиён:
– Я думал, ты уже ушла.
– Обманщик! – крикнула она на него, сжимая веточку гибискуса.
Он нахмурился, но потом его взгляд упал на руки Лиён.
– Обманщик! – крикнула она ещё громче, не сдерживая слёз. Замахнулась, чтобы ударить его по груди, но Шин перехватил её руку.
– Я думал, ты умерла, – произнёс он почти что шёпотом. Каждое слово кровоточило тоской и потерей. – После твоего исчезновения я ещё очень долго бродил по Долине, ища тебя, но
