Тухачевский видел единственное спасение Родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался себе не изменником, а даже спасителем Родины…
В связи с изложенным следует отметить, что Бенеш под большим секретом заявил мне следующее: во время пребывания Тухачевского во Франции в прошлом году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере…
Развивая тезис «субъективного фактора», Бенеш между прочим говорил, что ряд лиц мог руководствоваться такими побуждениями, как неудовлетворенность положением, жажда славы, беспринципный авантюризм и т. д. В этой связи он упомянул еще раз Якира и Путну. О последнем Бенеш знал, что он был под Варшавой со своей 27-й дивизией и, очевидно, не мог примириться с тем, что от него ускользнула слава покорителя Варшавы.
В связи с этим же Бенеш упомянул о Ягоде. Он высказал предположение, что Ягода знал все о заговоре и занимал выжидательную позицию, что из этого выйдет. Пьяница, развратник и беспринципный человек, Ягода мог бы попытаться сыграть роль Фукэ (Фуше. – Авт.) из эпохи Великой французской революции…
Бенеш был уверен в победе «сталинского режима» именно потому, что этот режим не потерял морали, в то время как крикуны о перманентной революции явно были не на моральной высоте. В Москве расстреливают изменников, и так называемый Европейский совет приходит в ужас. Это лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряет московский образ действий. Москва продолжает жить в эпоху революции…
Бенеш задавался и таким вопросом: что произошло бы, если бы в Москве победил не Сталин, а Тухачевский. Тогда Чехословакия вынуждена была бы оставаться в дружбе с Россией. Но Чехословакия тогда должна была бы достигнуть соглашения с Германией, а это опять-таки было бы началом зависимости либо от России, либо от Германии. Вернее всего от Германии, ибо Россия Тухачевских не постеснялась бы заплатить Германии Чехословакией. Бенеш ценит именно «нынешний СССР», «сталинский режим»…
В заключение Бенеш еще раз повторил, что расценивает московские процессы как признак укрепления СССР».
При таких настроениях и внешнеполитических симпатиях, при стремлении сохранить независимость Чехословакии Бенеш, безусловно, должен был передать «досье на генералов» Сталину. Тем абсурднее выглядит версия, будто это досье состряпала германская разведка по указанию Гитлера – с очевидным вредом для Германии, ибо укреплялись таким образом связи СССР с Францией и Чехословакией.
Вполне возможно, что подлинники документов передала Бенешу германская разведка. Для Гитлера такая акция преследовала две очевидные цели. Прежде всего она помогала ему нейтрализовать недружественно или даже враждебно настроенных военачальников германской армии, готовых параллельно с группой видных советских военных произвести государственные перевороты и в Германии, и в СССР.
Кроме того, Гитлер демонстрировал Сталину свое определенное расположение для уменьшения напряженности между двумя странами. Он опасался, как бы в предстоящей агрессии Германии против Польши, Чехословакии и других стран СССР совместно с Францией и Англией не выступил на их стороне.
Гитлер не мог не понимать, что переданный Сталину материал будет проверен и перепроверен, прежде чем будут сделаны какие-либо выводы. Так и произошло.
Самое главное другое: о заговоре Сталин знал еще до «досье Бенеша» (если оно было) и потому приказал начать операцию «Клубок».
Не случайно В.М. Молотов сказал в 1971 году писателю Феликсу Чуеву: «Мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота».
А вот его высказывание о Тухачевском: «До 1935 года он побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936 года или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И это понятно. Боялся, что вот-вот его арестуют».
Запутанные нити
Было бы неверно считать, будто главные военные заговорщики были тайными агентами РОВСа или германской разведки. Некоторые из них, пожалуй, не имели ясного представления о конечных целях заговора, да и о заговоре вообще, полагая, что действительно борются за влияние в Красной Армии, в частности за снятие К.Е. Ворошилова с поста наркома.
Однако по своим последствиям такое смещение или отставка Ворошилова, верного сталинца, нанесли бы сильнейший удар по позициям Сталина, сильно ослабили его влияние в Политбюро и ЦК, а в конечном счете могли привести к его падению. Сталин это понимал, «отслеживая» тех руководящих военачальников, кто выступал против Ворошилова, и считая их своими потенциальными врагами. Не исключено, что такие соображения навели его на мысль начать операцию «Клубок».
У Тухачевского для реализации его честолюбивых планов было три пути. Наиболее безопасный, но политически сложный – добиваться отставки Ворошилова. Для этого надо было привлечь на свою сторону большинство крупных военачальников и поставить во главе наиболее ответственных военных округов своих людей.
Второй путь, на который навел его Енукидзе, – создание объединенной группы заговорщиков, включающей как политических деятелей (Енукидзе) и работников НКВД (Ягода и некоторые его подчиненные), так и военных (Тухачевский, Корк). Были ли причастны к этой группе Якир, Уборевич и некоторые другие военачальники, неизвестно.
Третий путь был наиболее быстрым, радикальным, но и предельно опасным: «дворцовый переворот» по классическому типу с убийством руководителя государства и его главных сторонников, осуществляемый сравнительно небольшой ударной группой.
Первый тревожный звонок прозвучал для Тухачевского в августе 1936 года, когда на процессе Зиновьева и Каменева в связи с деятельностью оппозиции было упомянуто его имя. Этот эпизод прошел, на первый взгляд, незаметно, без спешных последствий. Но, безусловно, был взят на заметку Сталиным.
Вскоре последовал второй тревожный звонок: в сентябре с переводом на менее ответственную должность был снят со своего поста Ягода. Такова была манера Сталина: он не торопился с выводами и решительными действиями до тех пор, пока не получал достаточно полное представление о существе дела и его участниках. Можно предположить, что он вольно или невольно исповедовал принцип инквизиции: для осуждения подозреваемого требуется по меньшей мере два независимых показания против него, причем одним из них может служить его собственное признание.
Самое явное «штормовое предупреждение» прозвучало для Тухачевского в начале 1937-го: аресты Молчанова, посвященного в заговор, Ягоды и Енукидзе. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) прозвучала уничтожающая критика в адрес Ягоды, а в марте были арестованы он и его помощник Буланов.
Есть основания предполагать, что Сталин уже задолго до этого не доверял Ягоде. Возможно, все началось в конце 1935 года, когда произошло событие, о котором
