Дуб с расколотой верхушкой горит, похожий на крест ку-клуксклана (видел когда-то на фотографии, изображавшей сборище куклуксклановцев в белых балахонах). Этот маньчжурский дуб - как ориентир, по нему выдерживали направление на гребне. Снайперы затаились, не стреляют, чтоб не выдать себя. Да и видимость скверная. Врешь, найдем, выкурим!
Вообще-то я всегда опасался снайперов. Особенно, пожалуй, в обороне. У немцев были так называемые ягдкоманды, то есть охотничьи команды, сформированные из наиболее метких стрелков.
Многих они уложили в наших траншеях - там, где она недорыта, или кто-то неосторожно высунулся, или был простреливаемый сверху участок. Выслеживали в первую очередь офицеров, хотя не брезговали и рядовыми. В наступлении тоже охотились преимущественно за офицерами и еще за артиллеристами, танковыми экипажами. Как сейчас японцы. Моего лучшего друга Витю Сырцова тоже срезал снайпер в наступлении, в атаке - в Смоленске, в сорок третьем. Выстрел снайпера неожидан и коварен. Может пулю влепить тебе в лоб, может и в спину, промахивается снайпер редко...
Как обычно в атаке, сердце билось у глотки, пот заливал глаза, руки-ноги дрожали от напряжения и усталости. Все-таки взобрались на этакую верхотуру и топали по ней резво. И внезапная, посторонняя для сиюминутной ситуации мысль: "Взобрались-то взобрались, а как спускаться будем?" Ну, до спуска надо еще найти и обезвредить снайперов-смертников. Атака? Да что это за атака, ежели не видать противника? Ничего, увидим. И уничтожим.
Взрывы гранат, автоматные очереди - мои ребята обрабатывали подозрительные груды камней, поваленные деревья, вымоины, где могли быть гнезда снайперов. Минут через двадцать эти гнезда были обнаружены. Их было три, неподалеку друг от друга: в ямс, обложенной плоскими камнями, под сосной и за маньчжурским дубом, за его вывороченным корневищем. Кустарник, жесткая трава. Тряпье, сумочки с галетами, консервные банки, бутылки из-под сакэ и ханжи - гаоляновой водки. Снайперские винтовки, стреляные гильзы. И смертники, корчившиеся в крови. Это не наши гранаты и пули. Это - самоубийство: японцы совершили харакири, вспороли животы ножами. Вот уж изуверы, даже над собой изуверствуют! Сизые и розовые кишки ползли из нутра, как змеи, налезая друг на друга. Меня едва не стошнило. Сколько же метров этих кишок в брюхе? Японцы дернулись, затихли, но кишки - уже из мертвых - продолжали выползать.
- А от них ханжой несет, - сказал Егорша Свиридов.
- Смертники были пьяные, - подтвердил Микола Симонеико.
Да, это так. Для храбрости напились? В пьяном возбуждении учинили над собой расправу, чтобы только не попасть в плен? Парням лет по двадцать, не больше. Загубленные молодые жизни...
У нас был ранен Готя Астапов - и двадцати нет, - тот самый Готя из Иркутска, прибывший с пополнением перед началом наступления, тот скромный, неприметный и слабосильный Готя, которому гвардии старший лейтенант Трушин помог нести винтовку на марше уже по эту сторону маньчжурской границы. Раздроблена ключица. Жить будет, хотя помучается. Прощай, Готя Астапов, и поправляйся! Толком не узнал тебя, а уж прощаюсь. Не успев свести людей, война тут же разводит их. Как правило, на веки вечные. Так она устроена, война.
У танкистов не перебранка, не перепалка, однако разговор со значением.
- Товарищ младший лейтенант! Докладывает старший сержант Бредихин!
Бредихин так выделяет слова "младший" и "старший", что попятно: лучше быть старшим сержантом, чем младшим лейтенантом. Тот, в свою очередь, с уничижительным нажимом на определении "старший" роняет через губу:
- Ну, давай, старший сержант, что там у тебя?
Борьба самолюбий, что ли? Выясняют отношения? С молодой прыти взбрыкивают? Нашли время и место.
Запало в памяти высказывание одного офицера, комбата, на полковых сборах. Он сказал:
- Не спорю: когда солдат закрывает собой амбразуру, это подвиг. Но в то же время это и показатель плохой организации боя, свидетельство беспомощности командира, коль скоро .приходится идти на крайний шаг. Надо бой провести так, чтобы не было необходимости бросаться грудью на дот...
Безусловно, доля истины в этом рассуждении есть. Но большая часть истины в том, что в бою всего не предусмотришь, война соткана из крайностей, и бывают ситуации, когда единственный выход - упасть грудью на амбразуру. Чтобы спасти товарищей, чтобы они могли продвинуться, отдается жизнь. Не каждый способен на это. Поэтому бессмертная слава всем, кто совершил подобный высокий подвиг, - от Александра Матросова до забайкальца Шелоносова!
24
СМЕРТНИК
У командира авиационного отряда подполковника Мацуока брови были густые, разросшиеся, особенно они разрастались вверх, и казалось: удивленно вскинуты. На самом же деле подполковник никогда и ничему не удивлялся, самые невероятпые обстоятельства не лишали его выдержки и хладнокровия. Это и понятно: Мацуока - кадровый офицер, прошел войну с Китаем, в китайском небе сделал свою карьеру. В отряде говорили: на подполковнике больше боевых шрамов, чем у иного родинок. Шрам есть и на лице, на левой щеке, скобкой, и в тот день он задергался вместе со щекой, выдавая подполковника: значит, тоже умел волноваться. Оглядев собравшихся по боевой тревоге офицеров и унтер-офицеров, командир отряда сказал:
- Из штаба армии передали: сегодня на рассвете Россия вступила в войну против Японии, советские войска перешли границу Маньчжоу-Го. - Он замолчал, молчали и летчики, задержав дыхание. - Что ж, будем биться на два фронта - против амеко и против русских. Надеюсь, господа летчики докажут в бою преданность нашему императору, умереть за которого - высшая для воина честь. - Он опять помолчал и закончил: - Квантунская армия разобьет врага, а летчики отряда обессмертят свои имена великими подвигами! Настал час свершения стратегических планов: разбить Красную Армию, присоединить к империи Дальний Восток, Забайкалье и Сибирь! Поздравляю вас с участием в исторической миссии!
Потом летчиков распустили. Офицеры и унтер-офицеры вышли из отрядного штаба во двор, закурили. Хокуда видел, как дрожат руки у товарищей, да и у самого подрагивали пальцы, зажавшие сигарету. Нет, он не боялся наступивших событий, как не боялись и остальные, но волноваться волновался. Еще бы, такое - война!
Наконец, и они здесь, в Маньчжоу-Го, смогут вступить в бой!
Летчики и подошедшие к ним механики курили, сдержанно переговаривались. Хокуда прислушивался, убеждаясь: то, что говорят другие, совпадает с его собственными мыслями. Говорили немногословно, как и подобает мужчинам и воинам: будем сражаться за императора и Японию, давно ждали этой войны (правда, начать ее собирались мы), Квантунская армия, основа японских сухопутных войск, - грозная сила (правда, воевать на два фронта Японии будет трудней). Кое-кто, как Хокуда, промолчал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
