Алина с трудом открыла глаза, и тусклый серый свет утра показался ей слишком ярким и резким. Зимняя волшебная сказка за окном сменилась неприятной реалистической прозой: угрюмо нависшие свинцовые тучи, моросящий дождь, деловитое мокрое шуршание автомобильных шин на набережной и неопрятные подтаявшие пятна грязного снега, лежащие на газонах, как птичий помет. Голова была тяжелой, мысли с трудом ворочались среди обрывков странных снов: там было море, какой-то скрипучий причудливый корабль, похожий на старую этажерку, чудище, которого она почему-то совсем не боялась, а еще, кажется, там был Гронский…
При мысли о нем Алина быстро приподнялась на диване, поморщившись от мгновенного приступа тошнотворного головокружения, дотянулась до лежащей на стуле сумочки и достала зеркальце. Она посмотрела на свое отражение и застонала. Все-таки ей уже не двадцать лет, когда можно засыпать с неснятым макияжем и сотней-другой граммов виски в желудке, а потом просыпаться как ни в чем не бывало. Из зеркала на нее печально глядела какая-то помятая женщина с оплывшим бледным лицом и размазанной тушью, эффектно подчеркивающей темные круги вокруг опухших и покрасневших глаз. Алина закрыла зеркальце и снова откинулась на подушку, опять ощутив головокружение и пытаясь бороться с тошнотой, усиливающейся обволакивавшим рот мерзким привкусом, в который превратились вчерашние яркие карамельные ароматы. Ничего подобного она не испытывала уже несколько лет, с тех пор как случайно выпила пару лишних коктейлей на дне рождения подруги по академии. «Похмелье, — подумала Алина. — Вот он, вкус беззаботной молодости, когда никуда не надо спешить, а все дела можно отложить до завтра».
Минувший день, впрочем, вспоминался на удивление ярко и четко. Она снова с удивлением осознала, что еще вчера утром проснулась дома, в своей постели, и что одни сутки вместили в себя угрозу неминуемой смерти, чудесное спасение, странное знакомство, огромное количество информации и удивительные ночные разговоры. Алина чуть улыбнулась, вспомнив вечер, оставивший впечатление какой-то волшебной истории. Вот только она, похоже, из героини сказки превратилась наутро в лягушку. Потом вдруг отчетливо вспомнила, как Гронский зашел пожелать ей спокойной ночи, покраснела и прикусила губу. Вот ведь черт. Ладно. Будем считать, что он ничего не заметил.
Тем не менее, нужно было вставать и как-то выходить из комнаты, хотя бы для того, чтобы умыться и привести себя в порядок. Алина поднялась и села на диване, свесив ноги и стараясь хотя бы немного прийти в чувство. В неприятном утреннем свете мебель в комнате утратила свое очарование и, казалось, смотрела на нее недружелюбно и несколько надменно, как старый мажордом на задержавшегося сверх всяких приличий гостя. Алина встала, кое-как облачилась в юбку и блузку, аккуратно висевшие на спинке стула, и прислушалась. Из-за двери доносился голос: похоже, Гронский разговаривал с кем-то по телефону. Алина собралась с духом и уже хотела выйти из комнаты и пробраться поскорее в ванную, когда голос смолк и раздался стук в дверь. Алина вздрогнула от неожиданности, метнулась и зачем-то села обратно на диван.
— Да-да! — отозвалась она севшим голосом, который никак не хотел звучать бодро.
Дверь открылась, и в комнату вошел Гронский, на удивление свежий и энергичный.
— Доброе утро, — сказал он. — Как спалось?
На нем была чистая белоснежная рубашка, безупречно сидящие темные брюки, черные волосы влажно блестели после душа. Алина с завистью глянула на него и ответила:
— Спасибо, чудесно.
— В ванной есть чистое полотенце и новая зубная щетка.
«Ты мой кумир, — подумала Алина. — Подумать только, какая простая формула счастья».
— Собирайся, а я пока заварю чай. У нас важные новости.
Он внимательно посмотрел на Алину и осведомился:
— Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — призналась она. — Жуткое похмелье.
Гронский усмехнулся.
— Добро пожаловать в мой мир, — сказал он и вышел из комнаты.
Через двадцать минут они сидели на кухне: большой, пустынной, старой, со стенами, покрытыми желтой, местами облупившейся краской, множеством каких-то труб, стальными кольцами выступающих из стен под потолком, скрипучим деревянным столом и древней газовой плитой. После душа Алина чувствовала себя если и не заново родившейся, то уж точно обновленной, бодрой и с наслаждением пила горячий крепкий чай из большой кружки, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Гронский, и отвлечься от мыслей о необходимости снова накраситься.
Новости у Гронского и в самом деле были важные.
Рано утром он позвонил своей знакомой из числа тех, кого знал еще с давних времен и кто до сих пор работал у Кардинала. Девушка была сотрудницей одного из информационных подразделений штаб-квартиры, обрадовалась его звонку, тем более неожиданному и приятному, что Гронский сразу сказал, что позвонил просто так, узнать как дела и пообщаться. Только, ой, сейчас она совсем не может говорить, потому что тут такая суета, столько людей прибыло отовсюду, и все так срочно. Гронский вежливо поинтересовался, что случилось, упомянув как бы невзначай, что как раз подумывает о том, чтобы вернуться на работу к Кардиналу, так, может быть, сейчас самое время?..
Через несколько минут он уже знал самое главное: намечается нечто настолько грандиозное, что ради этого прибыли пятеро, утром весь дом был полон боевыми группами, которые собирал в подвале засевший там огромный хромой байкер, еще с десяток человек приехали и сразу уехали вместе с молодой темноволосой женщиной, и все сотрудники штаб-квартиры мобилизованы на сутки, потому что событие, ради которого затеяна вся эта подготовка, назначено на полночь, и происходить все будет на севере, за городом, вроде бы на каком-то заводе, но она точно не знает, да это и не ее дело, у нее другая работа, которой, кстати, полно. Так что, если он хочет встретиться, чтобы, например, вспомнить прошлое и, может быть, поговорить о будущем, чему она очень рада, конечно, то это только завтра, а еще лучше послезавтра, потому что после бессонной ночи она точно будет отсыпаться еще сутки, вот…
— Знакомая, да? — спросила Алина.
— Именно, — спокойно подтвердил Гронский. — И мне повезло, что она меня помнит, причем как человека, который был в свое время очень близок к Кардиналу. Иначе бы и слова не сказала. Полагаю, ты поняла, что происходит?
Алина задумалась на несколько секунд.
— Абдулла?
— Уверен, что так, — сказал Гронский. — Мы рассказали Кардиналу достаточно для того, чтобы он понял: кто-то в этом городе успешно делает некую панацею, избавляющую от болезней и даже смерти, использует для этого человеческие органы и кровь и реализует полученный продукт через «Данко», а главным связующим звеном в этой истории является Абдулла. Думаю, сегодня ночью Кардинал постарается его захватить. Скорее всего, он спровоцировал Абдуллу на бой, и тот сунул голову в такую петлю, которая захлестнется у него на шее быстрее и крепче, чем он может себе представить.
— И что нам теперь делать?
— Тебе — ничего не делать. Быть моей гостьей, отдыхать, восстанавливаться… можешь кино посмотреть какое-нибудь, у меня отличная подборка фильмов ужасов. Только пока никуда не выходи из дома.
— А ты?..
— А я постараюсь сделать так, чтобы Абдулла не попал в руки Кардинала, потому что тогда мы уже никогда не узнаем ничего из того, что пытались узнать все это время.
Алина молча посмотрела на Гронского. Он тоже несколько секунд смотрел ей в глаза, потом пожал плечами и сказал:
— Ну хорошо, если ты так настойчиво спрашиваешь… Мне все равно не удалось бы захватить Абдуллу в одиночку, да потом еще и заставить его говорить. Конечно, я мог бы попытаться, но на подготовку ушло бы несколько дней, а то и недель, но сейчас у нас нет и суток. Так что остается только попробовать использовать сложившиеся обстоятельства: оказаться на месте предстоящего боя и надеяться на то, что в ходе сражения появится возможность как-то перехватить Абдуллу, когда его бойцы будут заняты противостоянием людям Кардинала и пока эти самые люди не добрались до него самого. Шанс более чем призрачный, планировать и предсказать ничего нельзя, но это единственное, что можно сделать. Попытаться сделать.
Алина кивнула и решительно поставила кружку с чаем на стол.
— Отличный план. Я иду с тобой.
— Исключено, — Гронский покачал головой.
— Родион, это не просьба, — твердо сказала Алина. — Это наше общее дело, ведь так? И я совершенно не хочу сидеть тут всю ночь и ждать, когда ты вернешься, а может быть, и не вернешься вовсе. Так что я иду с тобой. Или вообще сейчас соберусь и поеду на работу, что бы меня там ни ждало, так и знай.
Гронский вздохнул.
