Но когда Ангелла первой вошла внутрь, там стало ярче – неожиданно загорелась потухшая ранее лампочка. Они увидели, что помимо Закарии, в одной из камер, был еще один человек. Асраил нахмурившись смотрел на этого заключенного, с комфортом устроившегося на нарах, а Ангелла уже говорила негромко, будто у нее в руках было его досье, но она, на самом деле, лишь бросила в его сторону быстрый взгляд.
– Заключенный Патрик О’Брайен. Легионер первого ранга. Систематическое нарушение устава, драки, злоупотребление спиртными напитками. Склонен к потере контроля над собой. Известен своим буйным нравом. Сослуживцы называют не святым Патриком…
Не святой Патрик поднял свою взлохмаченную, рыжую голову и обратил на них удивленный взгляд своих зеленых глаз, но тотчас отвел его в сторону, не выдержав выражения глаз пришедших офицеров, в которых он увидел что-то очень нехорошее для себя.
Тем не менее, он нашел в себе силы и смелость прокомментировать нелестную оценку его непродолжительной карьеры в Легионе.
– Там еще забыли упомянуть, что я дьявольски живучий. И на моем счету уже три успешные операции… Ну, это я так, к слову…
Но Асраил и Ангелла уже забыли про него и подходили к камере начинающего кюйши, который резко встал при их появлении и отложив домбру, подошел к решетке, смотря на них широко открытыми глазами.
Асраил кивнул ему и смотрел на него, почти не мигая. Ангелла, чувствуя внезапно легкий приступ неожиданной робости, провела рукой по своим волосам, и кашлянула, прочищая горло. Она оглядела быстрым взглядом его высокую фигуру, и удивилась его телесной мощи – дышащий силой воин, суровое лицо, но в то же время высокий лоб мыслителя, ясные карие глаза без признаков какой-либо свирепости и жесткости. Широкие плечи, мускулистые руки – он был в одной черной майке и такого же цвета тактическим штанах. Высокие ботинки. Прямой нос и чувственные губы… Она слегка зарделась, и посмотрела на его пальцы – на удивление тонкие, выдающие в нем истинно артистическую натуру, пальцы мастера. Но помимо сильного, тренированного тела, она почувствовала в нем и его внутреннюю силу. Что ж, такой человек, все-таки, был способен одновременно и быть воином, и создавать настоящие шедевры. Правда, ему не доставало техники, школы, но это дело поправимое. Главное, она убедилась в том, что в нем нет никаких пороков, а его демоны обычно находится под контролем его сильной воли. Хотя не всегда, и этому она сама была свидетельницей…
Она еще раз внимательно осмотрела его всего – с головы до ног, и задумалась. Ей показалось, что она уже видела его, когда-то, достаточно давно. И вот так же за решеткой. За массивной и ржавой решеткой какого-то старинного подземелья, и в той мрачной темнице он вот так же смотрел на нее. Он также пребывал в статусе пленника, а она по какой-то причине навещала его. Но, скорее всего, ей это просто померещилось. Или спутала с кем-то. Ведь у всех заключенных одинаковый отрешенный взгляд. И тоска по свободе, хорошо читаемая в глазах. Ладно, ей надо отогнать от себя эти призраки прошлого. И заняться настоящим. Но оно, как всегда, было самым неразрывным образом связано с днями минувшими.
– Заключенный Закария, у нас очень мало времени. Моего спутника представлять тебе, как я понимаю, нет нужды, ты с ним уже прекрасно знаком.
Асраил при этих словах Ангеллы повернулся спиной к Закарии, и прислонился к решетке, смотря вверх и будто насвистывая что-то, сложил губы трубочкой.
– Вольно, можешь сесть, – Ангелла уже взяла себя в руки и ее обычное довольно хмурое выражение вернулось на ее красивое лицо. Закария вернулся на свою койку, а она начала ходить вдоль решетки, заложив руки себе за спину.
– И не вздыхай так, ты же не узник совести. Находишься тут за совершение ряда криминальных деяний. Вполне банальных, очень жестоких и кровавых. Разве не так?
Он кивнул головой, и ему стало почти все равно, чтобы не решила эта красивая до потери пульса женщина, сошедшая с полотен, вернее, с фотографий в сети и его портретов. И по какой-то странной причине оказавшаяся здесь, да еще и в военной форме их Легиона. А Асраил? Он, конечно, тоже удивлен его появлению, но ему казалось, что его бывший шеф уж слишком скромно ведет себя в присутствии этой загадочной особы… Он что, ей подчиняется?
– Ах да, прости, я забыла представиться. – Ангелла ответила на мысли, путающиеся в его голове. – Ангелла Карра, учредитель Легиона. А вот этот господин, на которого ты работал, собирая плоды его больного воображения, мой брат. И он тоже является одним из основателей этой структуры, из которой тебя вышибли за неподчинение приказу… И после чего, ты и стал работать у него, в его команде, которую я бы с удовольствием уничтожила в полном составе, как откровенный сброд…
При этих словах и Закария и не святой Патрик подняли удивленные взгляды на эту парочку и вздрогнули. Это что-то новое, по крайней мере, Закария представлял себе учредителей Легиона не такими. Скорее, уставшими от жизни, двуличными лицемерами, пузатыми или высохшими стариками, которые играют в свои непонятные простым смертным игры, то спасая, то отправляя людей на верную смерть.
– Позволь заметить, дорогая сестра, что наша команда, как ты назвала мое подразделение, не ходила по улицам городов, и не резала случайных прохожих ножами. Мы никогда не трогали невинных, а наоборот, пытались компенсировать и исправить огрехи правосудия. Мы карали настоящих преступников. Злодеев. Находя их во всех уголках земного шара. Иногда исправляя откровенно преступную халатность тех, кто должен защищать принципы справедливого возмездия. И являть их миру. Мы боролись с коррупцией. Бюрократией. Равнодушием. С самой судьбой, если тебе угодно. Только мы, а никто другой, очень часто возвращали людям веру в справедливость. И мой солдат Закария, которым я до сих пор горжусь, сделал этот мир хотя бы чуточку лучше и чище. А к чему приводят усилия всех этих моралистов? Чего добиваются те, кто только кричит – где же справедливость? Где эта карма или другие силы, которые остаются слепы к тем, кто, совершив ряд кровавых злодеяний, спокойно ходит по этой земле. Спит и ест, наслаждается собой и этим миром. Своей неподсудностью…
Асраил отошел от решетки и развернулся лицом к Закарии, смотря на него пристально, буквально буравя его взглядом своим глаз, которые стали почти черными и прожигающими. Он пытался то ли понять состояние своего бывшего солдата, то ли вновь пробудить в нем тот огонь, который порой и сам бушевал в нем
