жить. Но хранить нужно не стены, нет, не стены, а сам дух уходящей теперь Святой Руси. Дорогое родительское гнездо, родная церковь рядом, незримое присутствие дорогих сердцу ушедших людей…
Во время гостеваний в Сынтуле батюшку усаживали за стол между о. Анатолием и о. Владимиром. О. протоиерей Сергий Правдолюбов рассказал автору этих строк, что угощали дорогого гостя «самой простой едой, какую можно было купить в самом простом магазине в городе или даже в нашем посёлке. Никаких деликатесов мы не знали и приобрести их где-нибудь было невозможно. Мы и не пытались, да и денег не было, мы жили очень скудно, почти бедно. Никаких предпочтений у о. Иоанна не было. Именно так: как все и как у всех». За трапезой отцы беседовали, а остальные собирались вокруг и старались не упустить ни единого слова из разговора. Все понимали, что о. Иоанн — не просто настоятель касимовского храма, что это — «величайшее для нас чудо», ценить в общении с которым нужно каждый момент.
«Его души хватало на всех, — вспоминала Лидия Правдолюбова. — Он был всегда светлым и радостным. Но всегда при этом предельно собранным и внутренне строгим. Он как будто всегда обладал знанием недоступных для нас высоких сфер, он как будто всегда благоговейно и бережно в них пребывал, оставаясь при этом внимательным и искренне открытым для окружающих. <…> В движениях он был быстр и легок, подвижен и стремителен, но в обрамлении благородства и глубокого внутреннего такта. Он и в помощи людям всегда был необычайно тактичен и осторожен. Никогда не диктовал, больше советовал. Когда он не произносил свое мнение по вопросу определенно, он как будто слегка касался вопроса. Его помощь человеку могла заключаться всего в нескольких словах, сказанных иногда как бы и не тебе вовсе. Отец Иоанн в назидание мог говорить будто о другом человеке, мог приводить примеры из жизни или высказывания святых отцов, мог говорить иносказательно, иногда с легкой и радостной шуткой. И это была реальная духовная помощь, просто в разных формах. Всегда человек уходил от отца Иоанна утешенным, легким и радостным, получив ответы на волновавшие вопросы».
…В Касимове о. Иоанн поселился в начале Комсомольской улицы, в одноэтажном деревянном доме (современный адрес — Комсомольская, 4). Комнату, которую ему предоставили сначала, он отверг по причине тесноты — ведь с ним приехали две помощницы, Анастасия и Анна, им тоже нужно было где-то жить, — и для батюшки подготовили помещение побольше. «Дом старинной постройки, потолки высокие, — вспоминает о. Сергий Правдолюбов. — Никакой особенной обстановки с мебелью не было. Всё как у всех. Всё крайне просто и обычно, никак не выделяясь от тех людей, какие жили в таких же домах в Касимове». До храма было рукой подать — нужно было выйти на Комсомольскую, пересечь улицу Дзержинского, а там полугородскими-полусельскими дворами буквально минуты две ходьбы. Обратная дорога занимала обычно намного больше времени — о. Иоанна обступали после служб люди, которым требовалась скорая духовная помощь, а отказывать в ней было не в его правилах.
В Касимове, как и на предыдущих приходах, нужно было начинать дело почти с нуля. Новый настоятель первым делом обратил внимание на вконец закопченный алтарь, потолок и стены храма — давало себя знать печное отопление. Требовалось подновлять и стены, и колокольню. И снова, как и прежде, вокруг о. Иоанна собрались его духовные чада (хотя их приезд был ограничен из-за откровенной слежки), закипела работа. Сам батюшка, с подвязанными рукавами подрясника, орудовал кистью на лесах. За трапезой не было никаких разговоров, обедали торопливо: поели — и снова за работу. На просьбы поисповедовать о. Иоанн коротко отвечал: «Только вечером». И исповедовал, уже стоя на коленях — ноги не держали от накопившейся за день усталости…
Мало-помалу Никольский храм менялся, свежел, хорошел. Летовские монахини пошили облачения тех цветов, которых недоставало в храме — их и сейчас именуют Иоанновскими. Москвички привозили для Плащаницы живые цветы — левкои в горшках, — и этот обычай со временем прижился во всех касимовских храмах. Вместо печей начали проводить современное отопление. Сначала хотели делать калориферное, из Москвы даже приезжал специалист, но потом выяснилось, что калориферы ежегодно нужно будет прочищать, и в итоге остановились на водяном отоплении (правда, довести до конца эту работу при о. Иоанне не успели — батареи только завезли и установили, но не подключили, и печи в храме просуществовали еще десять лет).
В новинку для касимовцев были и общие елеосвящения, введенные в практику о. Иоанном. Он убедил сослуживцев в том, что в нынешние времена вряд ли сыщется хоть один совершенно здоровый человек, а потому раз в год можно собороваться всем желающим. Впервые такая церемония прошла в феврале 1967-го в доме матери о. Анатолия и о. Владимира Правдолюбовых, затем повторилась в храме, а потом начала совершаться ежегодно, дважды в год: Великим и Успенским постами.
Касимовцам запомнились бесстрашные, без оглядки на власть проповеди настоятеля храма. «Помню его грозные проповеди о безбожниках: „Ладонью солнце хотят закрыть, веру похоронить! Но она-то жива и будет жить, а тех, кто против нее, уже хоронят!“», — вспоминает о. Владимир Правдолюбов. Архимандрит Афанасий (Культинов): «Я увидел и почувствовал, как он проповедует. Он брал книжку, вроде, читал… но, думаю, он брал ее просто для того, чтобы свою силу укрывать. Брал книгу и своей проповедью поднимал тебя туда, в небеса, и делал страшное. Он возносил твои разум и сердце… Под тобой пропасть — думаешь, сейчас упадешь с такой высоты, разобьешься! Так он мог человека поднять и возвысить». В проповеди, обращенной к женщинам, сделавшим аборт, прозвучала такая фраза: «Придет время, и чашу с кровью убитого младенца дадут выпить матери-убийце». Конечно, такое запоминалось навсегда.
Но и обычные службы о. Иоанна запечатлевались в памяти. Лидия Правдолюбова вспоминала: «Служение отца Иоанна поразило открытостью и искренностью. Он всецело открыт был Богу, которому служил, и открытость эту доверял людям. Все слова, которые он произносил, он произносил „в слух уха Божия“. И в то же время он предстоял, он как будто слышал молитвы окружающих его людей и, собирая, нес их своим сердцем к Богу. И не заботился при этом о форме. Это было совершенное содержание. Это было сердце в словах молитвы».
Вслед за о. Иоанном в Касимов пришла и слава о нем как о «провидущем». Архимандрит Афанасий (Культинов) оставил ряд свидетельств прозорливости о. Иоанна, явленной им в Касимове: «Пришел к нам однажды какой-то монах, бесноватый, может. Собрал этот монах тех, кто был в церковной сторожке, и разделил кусочек хлеба: „Вот это благодать, приобщайтесь к ней“. „Ах, прозорливый…“ — припали к нему
