– Очень мило с вашей стороны, что вы заехали ко мне, сэр Чарльз. Я столько слышала о вас от моей Вайолет… – (Вайолет! На редкость неподходящее имя для мисс Милрэй.) – Вы не представляете, как она восхищается вами. Ей чрезвычайно интересно работать у вас… Мисс Литтон-Гор? Присаживайтесь, пожалуйста. Извините, что не могу подняться. Я потеряла подвижность много лет назад. Но на все Божья воля, и я не жалуюсь. Человек ко всему привыкает. Наверное, вы проголодались, пока добирались сюда?
Сэр Чарльз и Эгг отказались от угощения, но миссис Милрэй не обратила на это никакого внимания. Она хлопнула в ладоши, как это делают господа на Востоке, и через несколько минут горничная принесла чай и крекеры. За чаем сэр Чарльз заговорил о цели их визита.
– Миссис Милрэй, я думаю, вы слышали о трагической смерти мистера Баббингтона, который когда-то служил здесь викарием?
Женщина энергично закивала:
– Да, разумеется. Я читала в газете об эксгумации. Не представляю, кто мог отравить его. Это был славный человек, все его любили – и жену тоже, и ребятишек…
– Да, это действительно загадка, – сказал сэр Чарльз. – Мы просто в отчаянии и надеемся на то, что вы прольете на нее хотя бы немного света.
– Я? Но я не видела Баббингтонов… сейчас скажу… больше пятнадцати лет.
– Я знаю, но кое-кто из нас полагает, что смерть мистера Баббингтона может быть связана с какими-то событиями в его прошлой жизни.
– Честное слово, я не знаю, что это может быть. Они вели тихую, спокойную жизнь – очень нуждались, бедняжки, тем более имея столько детей…
Миссис Милрэй добросовестно вспоминала подробности прошлого, но эти воспоминания не имели отношения к интересующему их делу.
Сэр Чарльз показал ей увеличенную фотографию четы Дейкрсов, давний снимок Анджелы Сатклифф и не очень отчетливый портрет мисс Уиллс, напечатанный в газете. Миссис Милрэй внимательно изучила их, но никого не узнала.
– Нет, я не помню никого из них – конечно, прошло столько лет… Но Джиллинг – деревня небольшая. Новые люди здесь появляются редко, и уезжают отсюда нечасто. Дочери доктора Эгню вышли замуж и разъехались. Нынешний наш доктор – холостяк. Была еще старая мисс Кейлис. Она занимала здесь видное положение, но уже давно умерла. Еще Ричардсоны – он умер, а она уехала в Уэльс. Я думаю, Вайолет могла бы рассказать вам то же самое… Она тогда была молода и часто бывала в доме викария.
Сэр Чарльз попытался представить мисс Милрэй молодой, но тщетно.
Он спросил миссис Милрэй, не помнит ли она женщину по фамилии Рашбриджер, и получил отрицательный ответ.
В конце концов гости откланялись и отправились перекусить в деревенскую булочную. Сэр Чарльз хотел поехать в какой-нибудь ресторан, но Эгг указала ему на то, что в булочной они могли бы услышать местные сплетни.
– Если вы один раз пообедаете вареными яйцами с булочками, это вам не причинит вреда, – строго заметила она. – Мужчины так трепетно относятся к своему питанию…
– Яйца всегда наводили на меня тоску, – робко произнес сэр Чарльз.
Обслуживавшая их женщина была довольно разговорчива. Она тоже читала в газете об эксгумации, и ее взволновало то, что речь шла о теле «старого викария».
– Я была тогда ребенком, – пояснила она, – но помню его.
После обеда они пошли в церковь, где просмотрели книгу регистрации рождений, бракосочетаний и смертей. В ней тоже не было ничего для них интересного.
Они вышли в церковный двор, и Эгг принялась читать надписи на могильных плитах.
– Какие странные фамилии, – сказала она. – Смотрите, целое семейство Стейвпенни… А вот Мэри Энн Стиклпат.
– Вовсе не такие странные, как моя, – пробормотал сэр Чарльз.
– Вот уж не думала, что Картрайт странная фамилия, – удивилась Эгг.
– Я не имел в виду фамилию Картрайт. Это мой сценический псевдоним, который со временем стал официальной фамилией.
– А какова ваша настоящая фамилия?
– Не могу сказать вам. Это моя тайна.
– Неужели она такая страшная?
– Не столько страшная, сколько забавная.
– Прошу вас, расскажите.
– Ни за что, – твердо произнес сэр Чарльз.
– Пожалуйста.
– Нет.
– Почему?
– Вы будете смеяться.
– Не буду.
– Вы не сможете удержаться от смеха.
– Ну, пожалуйста, скажите. Я вас очень прошу.
– Как же вы все-таки упрямы, Эгг… Почему вам так хочется знать это?
– Потому что вы не хотите говорить.
– Вы настоящий ребенок, – сказал сэр Чарльз, и в его голосе прозвучала нотка неуверенности.
– Я не ребенок.
– Да неужели? А мне кажется, что ребенок.
– Скажите же, – чуть слышно прошептала Эгг.
Губы сэра Чарльза искривились в печальной улыбке.
– Ну ладно, уговорили. Мой отец носил фамилию Магг[99].
– Не может быть!
– Очень даже может.
– Хм. Жить с такой фамилией…
– Да, будучи Маггом, я вряд ли сделал бы карьеру на театральной сцене, – задумчиво произнес сэр Чарльз. – В молодости у меня была идея назваться Людовиком Кастильоном, но потом я остановился на чисто английском варианте – Чарльз Картрайт.
– Но зовут-то вас хотя бы Чарльз?
– Об этом позаботились мои крестные мать и отец.
Немного помявшись, Картрайт сказал:
– Почему бы вам не называть меня просто Чарльз – без этой приставки «сэр»?
– Не возражаю.
– Вы назвали меня так вчера, когда подумали, что я… мертв.
– Ах да, действительно…
Эгг постаралась произнести эти слова как можно более беспечным тоном.
– Послушайте, Эгг, – вдруг взволнованно заговорил сэр Чарльз, – это дело, которое мы расследуем, представляется мне все более нереальным. И особенно сегодня. Я намеревался разобраться в нем до того, как… Я суеверен. Успех в разгадке этой тайны ассоциируется у меня с успехом… другого рода. Черт возьми, что я хожу вокруг да около? Мне так часто приходилось объясняться в любви на сцене, а в реальной жизни я не решаюсь… Я должен знать, Эгг, кому вы отдаете предпочтение – мне или Мандерсу? Вчера я подумал, что мне…
– Вы правильно подумали…
– Ты просто ангел! – воскликнул Картрайт.
– Чарльз, Чарльз, нельзя целоваться на церковном дворе…
– Я готов целовать тебя где угодно…
– Так ничего нам и не удалось выяснить, – сказала Эгг, когда они ехали обратно в Лондон.
– Неправда. Мы выяснили то единственное, что стоило выяснить… Какое мне дело до мертвых священников и докторов? Ты – это все, что имеет для меня значение. Дорогая моя, я на тридцать лет старше – ты уверена, что для тебя это неважно?
Эгг слегка ущипнула его за руку.
– Не надо говорить глупости… Я вот думаю, удалось ли Пуаро и Саттерсуэйту выяснить что-нибудь?
– Я буду только рад за них, – сказал великодушный сэр Чарльз.
– Чарльз, ты всегда был таким проницательным…
Но тот уже перестал играть роль великого детектива.
– Это был всего лишь спектакль. Теперь же я передаю бразды руководства расследованием Усатому. В конце концов, это его профессия.
– Ты думаешь, он действительно знает, кто совершил эти убийства?
– Скорее всего, не имеет ни малейшего представления, но ему необходимо поддерживать репутацию.
Эгг ничего не сказала.
– Дорогая, о чем ты думаешь? – спросил сэр Чарльз.
– О мисс Милрэй. Она так странно вела себя в тот вечер, о котором я тебе рассказывала… Купила газету с заметкой об эксгумации и сказала, что не знает, что ей делать.
– Ерунда, – сказал сэр Чарльз. – Эта женщина всегда знает, что ей делать.
– Не шути, Чарльз. Она была сильно встревожена.
– Эгг, милая моя, какое мне дело до тревог мисс Милрэй?
– Лучше следи за дорогой, – сказала Эгг. – Я не хочу стать вдовой прежде, чем выйду замуж.
Они подъехали к дому сэра Чарльза, намереваясь выпить чаю. Мисс Милрэй вышла встретить их.
– Вам телеграмма, сэр Чарльз.
– Благодарю вас, мисс Милрэй.
Картрайт рассмеялся нервным мальчишеским смехом.
– Должен сообщить вам новость. Мисс Литтон-Гор и я собираемся пожениться.
– О! – произнесла после секундного замешательства мисс Милрэй. – Я уверена, вы будете очень счастливы.
Ее тон показался Эгг странным. Она не успела осознать, в чем заключается эта странность, поскольку сэр Чарльз воскликнул, повернувшись к ней:
– Смотри, Эгг! Это же от Саттерсуэйта!
Он сунул телеграмму ей в руки. Когда она прочла ее, у нее округлились глаза.
Глава 13
Миссис де Рашбриджер
Прежде чем отправиться на вокзал, Эркюль Пуаро и мистер Саттерсуэйт переговорили с мисс Линдон, секретарем покойного сэра Бартоломью Стрейнджа. Мисс Линдон горела желанием помочь им, но не смогла рассказать ничего существенного. Миссис де Рашбриджер фигурировала только в журнале записи пациентов. Сэр Бартоломью говорил о ней исключительно в этом качестве.
