…Странно, мы ничего о них не знаем.
…Однако ссориться с ними не надо. Может, когда-нибудь они пригодятся, как союзники, хотя Элве запретил своим общаться с родом Феанаро и говорить на Квэниа.
…Почему Враг не нападал на них никогда? Не очень-то верю я в силу заклятий Мелиан. Она только Майя. Враг же Вала, будь он проклят. Или, действительно, нет ему дела до них? Нет, не венец Мелиан – защита для Синдар, а мы. Изгнанники. Запад держит Нолофинве и прочая наша родня. Восток же наш. И стена королевств Нолдор крепче стены чар Мелиан.
Элве – я не могу его называть Элу, это слишком грубо звучит на их варварском наречии, – не отказывается от союза с Нолдор, но нас, сынов Феанаро, он ненавидит. Зато потомство Индис у него – лучшие гости… И никакой благодарности, хотя в битвах с Врагом мы, Нолдор, защищали его покой! Мы сам край Врага держали в осаде, и наши мечи – ограда и защита миру! Это я и Нолофинве отбросили Орков от Дортониона, и после Славной Битвы никто из них не смеет соваться на юг!
…Все чаще я склоняюсь к той мысли, что проклятья Мандоса нам все же не одолеть. Воистину, мы Лишенные. Лишенные всего. Лишенные Валинора, ибо с позором мы туда не вернемся. Лишенные первородства и права на корону – это уже сделал я. Лишенные любви других. Лишенные славы. Хотя мы все, сыны Феанаро, никогда не бежали в бою, хотя мы – сердце нашей великой войны, слава ее достается потомкам Индис.
Не знаю, может наши подвиги не столь ярки, как деяния Финакано, что сразился с драконом, но разве стоять насмерть железной обороной, храня покой Белерианда – не подвиг?
…Мы лишены даже приязни Людей. Впрочем, что мне за дело до Смертных, которым никогда не постичь величие наших замыслов. Однако Нолофинве и Финарато охотно опекают их. Может, это и верно. Нам нужны воины. Правда, поражаюсь моему братцу Карантиру. Он и с нами-то ужиться не может, а их – приветил. Не думаю, чтобы сердечно привязался к ним. Скорее всего из-за того, что они спасли его шкуру. Просто собирает воинов. А я в этом деле заодно с Элве. Нечего радоваться тем, кто пришел отнять наши права. Однако эти однодневки оказались горды, и золото за кровь не очень-то берут…
ПОВЕСТЬ О ЯРОМ ПЛАМЕНИ. 456 ГОД I ЭПОХИ. ДАГОР БРАГОЛЛАХ
– Брат!
Его пришлось окликнуть еще раз, прежде чем он оторвал взгляд от уже пустого серебряного кубка.
– Айканаро, о чем ты опять задумался? Ты что, не слушаешь меня?
– Нет, почему же, – неспешно ответил князь, медленно поднимая звездно-ясные глаза. – Я все слышал. И думал я именно о твоих словах, государь и брат мой.
– И что ты скажешь?
– Только то, что ты прав. Равно как и государь наш Инголдо-финве. Моргот уже зализал раны, и затишье отнюдь не свидетельствует о его слабости. Он явно готовит удар. Нам, в Дортонион, это видно лучше, чем кому-либо другому. Воздух тяжел от надвигающейся беды, и тени длинны. И трижды ты прав в том, что мы должны объединиться и нанести удар первыми. У нас достанет сил – было бы единство.
– Его-то и недостает… Но, может, все-таки мне удастся убедить сородичей, – Финрод тяжело и мрачно произнес это слово. – Людей мне уговаривать не приходится – они готовы биться.
– Может, и удастся. Кто не знает силы слова златогласого и златоустого Финарато! – Айканаро слегка усмехнулся; что-то язвительно-горькое таилось за этой усмешкой.
– Я чем-то обидел тебя, брат?
– Нет, государь. Я просто говорю, что ты умеешь убеждать. Только это.
Повисло неловкое молчание. Владыка Нарготронда долго смотрел на своего младшего брата. Он и Ангарато – младшие – были любимцами всей семьи. Даже сейчас Финрод думал о нем с потаенным сочувствием старшего – как о мальчике. Мальчик… Высок, как и все в роду Арафинве. Широкоплеч, а в поясе узок и гибок, словно девушка. Как-то сестрица Нэрвен шутки ради опоясала его своим пояском – так сошелся. Мальчишка зарделся и убежал… Мальчишка… Недаром ему дали огненное имя. Брови Феанаро – почти сходящиеся к переносице, словно знак злого рока рода Финве. И огненно-золотые волосы, длинные, чуть не до середины спины – негаснущий огонь Золотого Древа Арафинве. Весь какой-то острый, с надрывом во всем своем облике – и резкость движений, и ранящая острота длинных ресниц, и – как молния – удар взгляда сияющих глаз. И совсем не юношеский твердо сжатый рот с горькими складками в углах губ.
– Так и не можешь не вспоминать? Не можешь простить? – тихо спросил Финрод.
Снова – всплеск звездного пламени из-под черных ресниц:
– Что и кому мне прощать? Не вспоминать… Я Элда, брат. А мы лишены милости забвения. И не тебе рассказывать об этом.
Финрод отвел глаза, стиснув зубы. Больно бьет… Наверное, из-за своей боли не видит, что делает. Страшное горькое воспоминание – эти спокойные глаза, прекраснее которых нет ничего на свете. Этот чарующе-бесстрастный голос… «Я не нарушу воли Короля. Я не могу уйти. Но у ног Его буду молить о милости к изгнанникам. Прощай, Финарато…» Прощай… Он тряхнул головой:
– Сейчас война, брат. Думай об этом.
– О! Если бы я был из дома Феанаро… Но ведь и ты не ради войны пришел в Эндорэ. Война – это лишь налет на стали жизни. А жизнь выше войны. И вот о ней ты велишь мне не думать? Да плевать мне на эту клятву, на эти, в конце концов феаноровы, камни! И будь они тысячу раз благословенны – иначе я не узнал бы, каково это – любить. Я не встретился бы с Андрет.
– Брат… брат, ты не должен, не должен думать о ней!
– И это ты мне говоришь, Атандил, Друг Людей? И ты тоже считаешь, что Смертная не пара Нолдо? – Айканаро резко поднялся из-за стола.
– Нет, ты меня не понял, брат. Мы просто разные. И нашей крови не смешаться. Разве что в бою. Так воду не смешать с маслом, даже если растопить его.
– Да о чем ты говоришь! Ты же сам знаешь – Элда любит один раз и на всю жизнь, и того, кого ему суждено любить! Значит, я, Элда, и она, Человек, – мы суждены друг другу! Значит, мы не разные, пойми же это!
– Хорошо, хорошо, брат… Но подумай сам – она недолговечна. Скоро поблекла бы ее красота, а ты остался бы юн. Каково было бы ей? Ты разлюбил бы ее. Даже если не сказал бы этого – разве так тяжело понять? Разве это не унижение – сознавать, что ты ждешь, пока она умрет?..
– Нет! Нет, тысячу раз нет! Разве те фэар, которым суждено слиться, не питают друг друга? Разве я позволил бы ей постареть? Нет. Я сильнее, я не дал бы ей угаснуть!
– Ты сильнее, верно. Но не забывай – не зря дано тебе огненное имя, Ярое Пламя. Вспомни – фэа Куруфинве сожгла его мать, а она была из Элдар! Так и ты сжег бы ее.
– И сгорел бы сам! Моя фэа иссякла бы, но мы умерли бы вместе…
– Умерли, говоришь? Ты, кажется, забыл о Даре Единого, брат. Да, вы ушли бы оба. Но ты сам говорил – ты сильнее. А у Элдар и Атани разные пути там. Говоришь – суждены друг другу и в жизни, и в смерти. И оба страдали бы оттого, что вашим фэар больше не слиться никогда. Но ты – Элда, мужчина, ты сильнее, а она – слабая смертная женщина! Что было бы с нею, какие муки приняла бы она?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
