впечатление производит назначение Штюрмера на пост премьера, причем мнения разделились – дороговизна и отсутствие подвоза всех пугают. Рыбинск весь среди массы хлеба, но цены высоки – овес же весь реквизирован, и его совсем нельзя достать. Дрова березовые в Ярославле дошли до 25 рублей сажень.
«Русское слово», 23 января
Товарный кризис в Сибири.
Томск. Вследствие хронического расстройства транспорта, здесь наблюдается полное истощение привозных товаров. Давно уже нет суконных товаров, ощущается недостаток шерстяных и бумажных тканей. Исчезли из магазинов многие виды галантереи. Истощились запасы обуви, модной и простой. Новых получений нет. Остатки распродаются по небывалым ценам. Предстоит полный товарный кризис.
М. М. Пришвин, 25 января
Война. В деревне, сейчас и в городе стало наоборот: раньше, бывало, человек деревенский исчезал в своих жалобах на всякие недохватки обыкновенного бытия, а в городе хотели чего-то сверх этого. Теперь же в городе человек утопает в жалобах на дороговизну, а в деревне горе высшего порядка, там о человеке жалеют, об отце, сыне, брате – эти жалобы совсем иного порядка.
3. Н. Гиппиус, 26 января
Только сегодня объявил Н. (царь – прим. авт.), что Думу дозволяет на 9 февраля. Белый дядя Горемыкин с почетом ушел на днях, взяли Штюрмера Бориса. <…> Его премьерство не произвело впечатления на фундаментально «успокоенное» общество. Да и в самом деле! Не все ли равно? И Хвостов, и Штюрмер, – да мало ли их, премьеров и не-премьеров, – было и будет? Не знают, что и с разрешенной Думой теперь делать. <…> Нынешняя зима впятеро тяжелее и дороже прошлогодней. Рядом – постыдная роскошь наживателей.
А. В. Тыркова-Вильямс, 27 января
Все и вся волнуются, что сменен Горемыкин. То есть волнуются политики, а остальные больше злобствуют, что мяса нет, а на трамваях давка. Милюков ждет, что с новым премьером будет труднее и интереснее. Это спортивная точка зрения, в нем и сидит спортсмен. <…> Маклаков сегодня настаивал на том, что надо переговариваться с левыми, Шингарев не хотел. Переменились ролями. <…> Шаховской говорит, что в Москве уже расшаталась вера в победу. Есть такое теченье – выгоднее сейчас заключать мир, потом хуже будет.
М. М. Богословский, 29 января
Прочел книжку Пругавина о Распутине, выведенном под фамилией Путинцева. В книжке описывается, как великосветские дамы ездят к Распутину и веруют в него. Пругавин, видимо, точно сообщает факты – и тогда не остается сомнений, что это не новое, а давнее сектантское движение, уродливое выражение сильного религиозного чувства, вышедшего за церковную ограду и блуждающего на распутии. Те же явления, что при Александре I в кружке Татариновой, позже в круге почитательниц Иоанна Кронштадтского, также признававших в нем Бога-Саваофа. Все это может интересовать сектоведов; но не понимаю, почему наши либералы, которые должны бы, кажется, везде и во всем стоять за свободу – не дают свободы верований другим, если сами с этими верованиями не согласны, а непременно считают нужным произвести сыск, пресечь и устранить явление, им неугодное. Не есть ли это тот же деспотизм с левой стороны, еще худший, чем с правой. Кому какое дело, какая богомолка или странница сидит в задних комнатах у замоскворецкой купчихи, и что за дело, к кому ездят и во что веруют великосветские барыни. Люди, громко кричащие о «свободах» и в том числе о свободе совести, на деле являются теми же инквизиторами, испытующими религиозную совесть других. Все это партийная борьба, не брезгающая средствами. Причина таких сект – неудовлетворенность церковью; казалось бы, дело церкви бороться с такими сектами, но не преследованием, а единственно удовлетворением религиозных исканий, не находящих удовлетворения в черством и сухом формализме нашей иерархии и нашего духовенства.
«Новое время», 31 января
Тамбовское губернское земское собрание в телеграмме Государю Императору высказало уверенность в победе и в твердости духа России в борьбе с врагом.
Февраль
Л. А. Тихомиров, 1 февраля
В кавалерийском корпусе возникает холера такой силы, что за пять дней умерло три тысячи человек, в том числе и генерал. Киселев, приехавший для осмотра своего личного отряда, застал начальство корпуса растерявшимся, потому что у него не было средств бороться с эпидемией. Выделив кое-какой персонал из своего отряда, Киселев обратился в соседний пехотный корпус, у которого был избыток врачей. Но главный врач сказал: «Кавалеристам? Ничего не дам!». Военное начальство проявило такую же антипатию к «кавалерии», и Киселев ничего не добился.
Рассказывал он также о дряннейшем поведении последних призывов. Сдавались бессовестно. Дисциплины никакой. Последние призывы прапорщиков запаса тоже крайне плохи. О сдачах рассказывал ему один полковой командир, что у него прямо из окопов поднялись две роты и в полном составе ушли к неприятелю. «Почему же их не расстреляли вдогонку», – спрашиваю я. «В другом случае роту и расстреляли сзади из пулеметов»… Нижние чины распропагандированы революцией, но, конечно, мудреных программ не понимают, а думают о бунте и грабеже. Между прочим, Царский престиж страшно подорван широчайше распространенными рассказами и легендами о Распутине.
Киселев считает страшной ошибкой удаление ыеликого князя Николая Николаевича. Это был единственный вождь, которого любили и которому верили даже после всех неудач. В армии была значительная часть, которая ожидала, что Великий Князь откажется уйти, проявив более заботливости о России, нежели о Царской фамилии. И все таковые не одобряют Великого Князя за то, что он подчинился Воле Государя. Вот каковы настроения! <…> Относительно будущих военных столкновений передавал очень пессимистические мысли разных генералов и полковников. Дело в том, что у нас ничего не подготовляется, особенно плохо оборудован тыл армий. Дорог не устраивают, укрепления – кое-как, тогда как у немцев везде уже понаделано множество подвозных путей. <…>
О Земском Союзе рассказывает также нехорошие вещи. Хищения невероятные, от больших до малых людей. Вся эта масса интеллигентов нахватывает денег, где только попадутся. Один, ехавший для раздачи подарков, выговорил себе 25 рублей суточных, так что даже князь Львов не выдержал и протестовал. Двухколёски в Москве заказывались по 400 и 500 рублей, тогда как Киселев, освоившись с делом, нашел возможности получать их по 210 рублей.
Все деятели кутят и шикарят, останавливаются в лучших гостиницах, расхаживают и расшвыривают деньги возмутительным образом. Именно борьба против этого и поссорила, наконец, Киселева с Земским Союзом. Сам князь Львов, по его убеждению, личность чистая и даже светлая, но не
